родительской кровати вповалку спали припорошенные мукой остальные участники бездника, числом рук и ног около десяти. Все они были заметены равномерно, так что теперь нельзя было выяснить, кто именно устроил такое бесчинство.
– Уже два часа дня, – вдруг остекленел Крыс, увидев часы на стене. Я сорвалась с места и побежала за веником.
– Сметай муку в пакет.
– А как с диваном быть? На народе муки полно.
– Подметай по ним! – бесился Крыс, рисуя себе картины возвращения предков в это снежное безмолвия.
– Пошли вон! – вытолкал он из туалета пару не пойми кого.
– Кто это был? – спросила я.
– Не знаю. Наверно, позже прибились.
– Проверь ценности, – посоветовал Тимка.
– Да брось. Они никакие.
– Унитаз сломали! – вдруг прослезился Крыс, – этого мы не уберем точно.
– Что тут произошло? – в туалет пролезла мятая морда Перевала.
– Перевал, это что? – грозно вопрошал Крыс.
– Это? – оглянулся тот вокруг.
– Да!
– А … Котенок серому не давала, дразнилась. Он ее мукой закидал, – проявил недюжинную осведомленность Перевал.
– И че, дала? – спросил заинтересовавшийся Тимка.
– Хрен разберет. Может и дала.
– Выметайтесь все. – Бился в истерике Крыс, – только пусть Барышня останется и Линн. Убирать помогут.
– Не вопрос, – согласились мы. А чего напрашиваться на неприятности. Мы с Тимкой поехали к нему домой. Он не мог забыть ощущения руки на моей груди. Видимо, решил повторить.
– Тебе есть где ночевать?
– Нет, – решила я дать ему новый шанс.
– Тогда я могу тебя вписать у себя на пару дней, если хочешь.
– Давай. – И мы поехали. Пара дней у красивого парня в хорошей квартире недалеко от Китай-города. Пара дней на крыше. Пара дней на портике галер около красной площади. Такая жизнь была по мне. Надо сказать, что это лето было для меня вполне прекрасным. Я почти не вспоминала театр, единственный, которого мне было жаль. Свобода имела привкус грязи и похмелья, но в остальном мне все нравилось. Я пела, бегала от милиции, расширяла свои познания в области психотропных средств. Иногда затевала романы, редко длившиеся больше недели и все было неплохо, пока не стало холодать по ночам. Однажды в сентябре, когда на крыше было жуть как холодно, я напилась водки только ради сугреву.
– Нет, так я сопьюсь. – подумала я. Янка Дягилева погибла молодой, но вовсе не была спившимся бомжем. Я тоже хочу ярко гореть, а не тускло квасить. Поэтому я потратила некоторое время на поиск зимовки.
– Знаешь, в паре остановок от Белорусского вокзала живет один правильный кадр. Данила зовут. У него свой флэт. Если доболтаешься, даст перебиться, – посоветовал мне один залетный кислотник из Питера.
– А как мне с ним объясниться? – спросила я.
– Скажи, что ты системная. Тебе нужно только на ночь вписаться. Предложи что-нибудь.
– Что?
– Еду, помощь. Уборку. Или травы ему привези.
– И пустит.
– Наверняка. Ты тихая приятная мадам, отчего не пустить. Не пропадать же тебе зимой, в самом деле. Ты ж из наших.
– Из наших? – переспросила я, а на сердце у меня потеплела. Вот она я, одетая в изрисованные и рваные джинсы, с гитарой и сигаретой в зубах. Ничего приличного, одно непотребство. Но есть кто-то, кто говорит – ты из наших, Элис. Вот тебе адрес. Живи, там тебя примут. Так я поехала на платформу Тестовскую, к Даниле. И прожила у него до конца октября. До той поры, пока к нему из Питера не приехал его старый знакомый. Известный в определенных кругах деятель, загадочный и отвязный. Лекс.
Глава 2. Вертеп как место тепла.
Не так часто можно встретить квартиры, в которых нет дополнительных обстоятельств. Имеются в виду мамаши, папаши, тетки, свекры, сватья, братья или еще какая-нибудь нечисть. Те, кто однозначно не позволят обитать в квартире куче непонятного, странного вида народу. Всячески воспрепятствуют подобного вида гостям. Соответственно, такие хатки – большая редкость. И еще, хозяин так называемой системной квартиры должен быть человеком терпимым, неприхотливым в быту и нетребовательным к тем, кто забредет в его жилье, получив адрес и что-то типа паролей у тех, кто когда-то сам ночевал или знал того, кто когда-то сам ночевал, или слышал, что там ночевал кто-то, когда-то и предполагает, что там можно переночевать до сих пор. Хозяин системной квартиры вовсе не обязан пускать к себе всех, кто только заявится, однако бывают случаи, когда он никак не сможет воспрепятствовать их вселению. Бывали случаи, когда из, скажем, Новгорода ночью, на собаках или автостопом до Москвы приплетались усталые бородатые люди с рюкзаками, полными шмоток и шмали. Они еле дотаскивали себя до двери и видели ее запертой, а из системной квартиры не доносилось ни звука. Вполне возможно, хозяин просто спит. А может, он в это время сам добирается автостопом до Новгорода, чтобы навестить этих самых (или других) людей. Но что же делать тем, кто уже дошел и очень хочет выспаться и сбросить эти набитые незаконным товаром рюкзаки? Ответ в основном прост и очевиден – они выбивают дверь, стараясь ее не повредить сильно, затем отдыхают и ложатся спать. Это в том случае, когда они трезвые. Достаточно редкий случай. В других случаях они выбивают дверь, не думая о том, чтобы она по возможности осталась цела. Зачем? Поэтому хозяин системной квартиры однозначно должен обладать долготерпением и некоторым философским взглядом на жизнь. Он должен понимать, что вход в систему стоит рубль, а вот выход – нескольких сотен баксов и кучи проблем. Если единожды он распахнул свои двери для антисоциальных гостей со всех концов света, то закрыть их просто так не получится Долгие годы вереницы гостей разной степени адекватности будут теребить его покой, то выбивая двери, то влезая в окна, то посреди ночи разрывая звоном и стуком барабанные перепонки и будя всех соседей. Еще хозяину не должны быть присущи алчность и стремление к комфорту, так как любые предметы роскоши – такие, как диван, коврик, ваза или радиоприемник, у него наверняка сопрут. Не по злобе душевной, а исключительно от крайних жизненных обстоятельств. Потому только, что людей в этих самых крайних жизненных обстоятельствах там обретается по три на дню минимум. Любовь к порядку, чистоте, уюту, равно как и тяга к уединению, одиночеству не приветствуется, так как создает посетителям системной квартиры дополнительные проблемы. Единственное, что исключительно одобряется всеми – так это тяга к уходу в параллельную реальность. Возможностей и ресурсов для ежедневного перехода хозяину системной площади создадут массу. Поощряется также полигамная наркоориентация. То есть, чтобы хозяин с одинаковым энтузиазмом приветствовал и траву любого пошиба (гашиш, шишки, анаша, ганжубас, Марь Иванна и т.д.), и кислоту как Питерского (ПиСиПи), так и любого другого разлива, и эфедриновые стимуляторы типа Винта, Перветина и прочих отбивающихся на бензине, сложно варящихся с использованием фосфора, йода и соляной кислоты допингов. Ну и чтобы эйфоричных производных мака тоже не избегал. Героин, опий, маковая солома, молоко, смола, черняшка. В идеале, хозяин флэта не должен быть слишком уж адекватным. Вполне сойдет и полусумасшедший от постоянного приема допингов нездорового вида призрак. Но это хозяин системной квартиры в идеале. На практике, конечно, не все так красиво и прекрасно. Когда я впервые села в электричку на Белорусском вокзале и под песенку Цоя «Электричка везет меня туда, туда, куда я не хочу», приехала на платформу под смешным названием «Тестовская», то была совершенно не готова к зрелищу, ожидающему меня. Интересное дело, я ехала всего пятнадцать минут и как-то умудрилась приехать в глухую деревню или
