дата проведения переговоров со мной уже назначена на десятое декабря.
– Я во всем уверена. Обычно они набирают определенное количество анкет, а потом всех вызывают. Но сейчас из-за безработицы анкеты полились на них как из рога изобилия. Вот поэтому все так быстро.
– То есть, у меня будет очень много конкурентов? – огорчилась я. Безработица была не то слово, я оглядывалась и понимала, что работодателю сейчас, если он в здравом уме, совершенно не придет в голову принять в должность мать-одиночку с грудным младенцем на руках. Поэтому еще я решила не довольствоваться телефонными заверениями и посмотреть Дарье лично в ее глаза. В ее бесстыжие серо- голубые глаза.
– Давай тогда я к тебе приеду сегодня же и все тебе насчет собеседования объясню, – предложила она и я радостно закивала. Максу исполнилось четыре месяца, от извоза и ночного недосыпа у меня уже ехала крыша и, к тому же, я пропустила месяц оплаты кредита. Все становилось хуже с каждым днем и хотя я даже самой себе не признавалась в этом, реально шансы выбраться из полной задницы были связаны только с работой в посольстве.
– Ты не возлагай больших надежд на собеседование, – первым делом предупредила меня она.
– Почему? – не поняла я. – А на что возлагать?
– На фортуну. Первичное собеседование проводится реально только чтобы определить, насколько ты соответствуешь заявленным качествам анкеты.
– Как это?
– Ну, знание языка, коммуникабельность, умение держать удар. – Я прямо порадовалась.
– Меня что, там будут бить?
– Впрямую нет. Налей еще чайку. – Я подлила ей взвеси из пакетика и остывшего кипятку, а сама задумалась. Во что я суюсь? Сколько лет я Дашке объясняю, как плохо и ужасно тратить свое время на выполнение идиотских распоряжений. А вот теперь сама прошу и умоляю о том же.
– А как? Вкривую? Хук справа?
– Мы трудимся на территории правового государства, где права человека свято чтут и уважают.
– Н-да? Как-то это расходится с тем, что ты мне обычно рассказывала, – засомневалась я.
– Скоро у тебя будет шанс обо всем составить собственное представление, – ободрила меня подруга.
На следующий день я бегом бежала по переходам, чтобы добраться до Библиотеки им. Вождя Революции, где располагалось потенциальное место моей дислокации. Мне надо было попасть туда к девяти часам, а это уже создало для меня определенный набор трудностей, так как Максим Максимыча не с кем было оставить. Няни у меня нет, так как и работы нет, мама в тот день была неумолимо на работе, а папа, заслышав мой ласково-приторный голосок, смылся и отказывался выходить на переговоры в коридор.
– Ну папочка, ну миленький. Что в этом такого страшного, посидеть с собственным внуком пару-тройку часов? – ластилась я, понимая, что другого варианта у меня нет и не будет.
– Что страшного? Он! Он страшно орет, я страшно боюсь и не знаю, что с ним делать! – мастерски отбивался папа.
– А ты ему сосочку! И покачаешь немного. Он у тебя уснет и ты…
– УСНЕТ? – расхохотался родитель. Я замолчала и растерялась, но отступать было некуда, позади кредит.
– Да! В случае чего поставишь его в ванную.
– Я? Да я в руки его боюсь взять. И потом, чем я его буду кормить? – послал мне новый пас папа.
– Как чем? – опешила я, – А какие варианты?
– Ну… У меня же нет груди! – выдал мне он победный крученый мяч.
– Но у меня есть молокоотсос и молока я тебе оставлю вдоволь, – извернулась и почти в бреющем полете отбилась я. Такой подачи папа не вынес и сломался. Пока противник не наберется сил, я быстро выдала ему нужное количество молока, сока, сосок и памперсов, стараясь не думать о том, что моему предку ни разу еще не приходилось соединять воедино чудо-подгузник и трехмесячного ребеночка.
– Может не надо? – жалобно попросил он.
– Очень надо. Прямо последний шанс, – отрезала я и сунула ему бутылку хорошего армянского коньяку.
– Это что, вместо успокоительного? – растерялся он. – Это кому, мне или Максиму?
– Тебе, естественно, – рассмеялась я. – Это взятка за твой подвиг. Выпьешь, когда я вернусь.
– А что, конечно, – взбодрился отец и принялся веселее смотреть на мир. Я вылетела за дверь.
Если бы у меня было немного больше времени, я сполна бы насладилась красотами вольного мира нормальных людей, где звуки вокруг – это не только звуки криков или тишины, звенящей от ожидания криков. Мир, в котором полно снующих туда-сюда людей. Где продают пиво в киосках. Я шла и смотрела- смотрела-смотрела, не находя сил оторваться от простого зрелища обычной, нормальной жизни, которая раньше мне казалась чем-то само собой разумеющимся.
– Вы к кому? – Спросил меня охранник периметра посольства, высокий усталый мужчина в красивой форме.
– Я? – растерялась я.
– Вы, гражданочка. Здесь охраняемая территория, режимный объект. Я не имею права позволить Вам здесь находиться без соответствующего допуска.
– Ась? – захотелось по-деревенски переспросить мне у него. Это, наверное, и называется «права человека». Нет, чтобы просто сказать: пошла вон. Эк он завернул.
– Я пришла на собеседование, – выдала я и подавила в себе зачатки паники.
– К кому? Кто вас направил?
– Зайницкая, – прикрылась как щитом Дашкой я. Цербер подобрел. Я повнимательнее оглядела его. Все-таки как-никак будущий коллега. Может быть.
– Подождите секунду, я уточню, – по-человечески ответил он и что-то стал бормотать в рацию. Нечто непереводимое.
– Хорошо-хорошо, – не стала капризничать я и через пару минут оказалась за воротами высокого бежевого здания посольства. Интересно, все эти люди, что были видны из-за большого стеклянного окна проходной – все они иностранцы? А вдруг тут бродит моя семья, мое счастье? Мое импортное счастье с набором социальных гарантий, чудес цивилизации и счетом в иностранном банке. Ах…
– Лапина, это вы? – тихий, но твердый голос над ухом вывел меня из состояния медитации.
– Я! – отрапортовала я.
– Будьте добры, паспорт, пожалуйста, – попросил голос, но честно говоря, этот холодный уверенный тон не оставлял сомнений в моем подчинении.
– Вот, – протянула ему я свой сертификат соответствия.
– Имеете ли вы при себе колюще-режущие предметы? – охранник пристально посмотрел мне в глаза и я судорожно принялась вспоминать, что опасного ношу с собой.
– Пилочка для ногтей, – проговорила я. Ничего более колюще-режущего я с собой не возила, хотя в наше время девушке не помешает некоторая защита.
– Вам придется ее сдать на время переговоров. Вы не возражаете, вас не затруднит? – любезно продолжал давить он.
– Нет, конечно, – покорно кивнула я, хотя и не понимала, что за раны можно нанести колюще-режущей пилкой для ногтей. Она даже мой маникюр корректирует очень сомнительно. Тяги пройти внутрь через проходную у меня становилось все меньше. Но тут меня погнали через металлоискатель, который как сволочь все время звенел и звенел. Я достала уже и ключи от дома, и ключи от машины, и часы сняла.
– У меня больше ничего нет, – чуть не в слезах объяснялась я, глядя в невозмутимые глаза присутствующей охраны. Еще чуть-чуть и я бы развернулась и двинулась бы домой рыдать. Я бы сообщила всем, что меня не приняли на работу из-за того, что я не прошла металлоискатель.
– У вас нигде нет булавки? – спросила какая-то сердобольная женщина в такой же красивой форме, что и мужчины. Я замерла и вспомнила, что штаны у меня после родов стали маловаты и я заменила отлетевшую пуговицу булавкой. Значит, отлично. Звенелка звенит из-за этого. И что? Мне снять булавку со штанов прямо тут?
