Сказка извилистыхъ горъ
Въ конц? 1827 года, во время моего пребыванія близь Шарлоттесвилля, въ Виргиніи, я случайно познакомился съ Мистеромъ Августомъ Бэдло (Bedloe). Этотъ молодой джентльменъ былъ достоприм?чателенъ во вс?хъ отношеніяхъ и возбуждалъ во мн? глубокій интересъ и любопытство. Я считалъ невозможнымъ понять ни его моральное, ни его физическое состояніе. О его происхожденіи я не могъ получить никакихъ удовлетворительныхъ св?д?ній. Откуда онъ прибылъ, я никогда не могъ узнать. Даже касательно его возраста — хоть я и назвалъ его молодымъ джентльменомъ — я долженъ сказать, что было въ немъ что-то, весьма меня смущавшее. Конечно, онъ казался молодымъ — и онъ даже особенно охотно говорилъ о своемъ молодомъ возраст? — случались, однако, моменты, когда для меня не было никакихъ затрудненій представить, что ему л?тъ сто. Но ни въ какомъ отношеніи не былъ онъ столь особеннымъ, какъ въ своей наружности. Онъ былъ необыкновенно высокъ и тонокъ. Очень сутуловатъ. Ноги у него были необыкновенно длинныя и исхудалыя. Лобъ широкій и низкій. Лицо совершенно безкровное. Ротъ большой и подвижный, а зубы, хотя и здоровые, но такіе неровные, что подобныхъ зубовъ я никогда раньше не видалъ въ челов?ческихъ челюстяхъ. Улыбка его, однако, отнюдь не была непріятной, какъ-можно было бы предположить; она только никогда не м?нялась въ выраженіи. Это была улыбка глубокой печали — безперем?нной и безпрерывной мрачности. Глаза у него были ненормально большіе и круглые, какъ у кошки. И самые зрачки, при усиленіи или уменьшеніи св?та, сокращались и расширялись именно такъ, какъ мы это наблюдаемъ у представителей кошачьей породы. Въ минуты возбужденія они д?лались блестящими до неправдоподобности; отъ нихъ исходили блистательные лучи какъ бы не отраженнаго, а внутренняго св?та, какъ это бываетъ со св?чой или солнцемъ; но въ своемъ обыкновенномъ состояніи они были такими тусклыми, тупыми, и настолько закрытыми пеленой, что возбуждали представленіе о глазахъ давно зарытаго трупа. Эти вн?шнія особенности причиняли ему, повидимому, много непріятностей, и онъ постоянно намекалъ на нихъ, въ тон? наполовину изъяснительномъ, наполовину оправдательномъ, что въ первый разъ, когда я его услыхалъ, произвело на меня крайне тягостное впечатл?ніе. Вскор?, однако, я къ этому привыкъ, и ощущеніе неловкости исчезло. Повидимому, его нам?реніемъ было не столько прямо заявить, сколько дать почувствовать, что физически онъ не всегда былъ т?мъ, ч?мъ сталъ — что долгій рядъ невралгическихъ припадковъ низвелъ его отъ бол?е ч?мъ обычной красоты до того состоянія, въ которомъ я его увид?лъ. Въ теченіи многихъ л?тъ его л?чилъ врачъ по имени Темпльтонъ — старикъ, л?тъ быть можетъ семидесяти — онъ встр?тилъ его впервые въ Саратог?, и получилъ отъ него, или вообразилъ себ?, что получилъ отъ него, значительное облегченіе. Въ результат? Бэдло, бывшій челов?комъ состоятельнымъ, договорился съ Докторомъ Темпльтономъ, что этотъ посл?дній, ежегодно получая щедрое вознагражденіе, будеть посвящать свое время и свои медицинскія познанія исключительнымъ заботамъ о немъ.
Докторъ Темпльтонъ въ юности много путешествовалъ, и во время пребыванія въ Париж? въ значительной степени сд?лался приверженцемъ доктринъ Месмера. Острыя боли своего пащента ему удалось смягчить исключительно съ помощью магнетизма; и усп?хъ этотъ естественно внушилъ больному изв?стную в?ру въ т? идеи, изъ которыхъ выводились средства врачеванія. Докторъ, однако, какъ вс? энтузіасты, д?лалъ вс? усилія, чтобы совершенно обратить своего ученика, и, въ конц? концовъ, это ему удалось настолько, что онъ уб?дилъ больного подвергнуться многочисленнымъ опытамъ. — Частымъ ихъ повтореніемъ былъ обусловленъ результатъ, за посл?днее время сд?лавшійся столь обычнымъ, что онъ уже почти не обращаетъ на себя вниманія, но въ тотъ періодъ, къ которому относится мой разсказъ, бывшій большою р?дкостью въ Америк?. Я хочу сказать, что между Докторомъ Темпльтономъ и Бэдло мало-по-малу возникло вполн? отчетливое и сильно выраженное магнетическое соотношеніе. Не буду, однако, утверждать, чтобы это соотношеніе выходило за пред?лы простой усыпляющей силы; но эта сила достигла большой напряженности. При первой попытк? вызвать магнетическую дреыоту, месмеристъ потерп?лъ полный неусп?хъ. При пятой или шестой усп?хъ былъ крайне частичнымъ, и получился лишь посл? долгихъ усилій. Только при дв?надцатой попытк? усп?хъ былъ полный. Посл? этого воля паціента быстро подчинилась вол? врача, такъ что, когда я впервые познакомился съ обоими, сонъ вызывался почти мгновенно, силою простого хот?нія со стороны оперирующаго, если больной даже и не зналъ о его присутствіи. Только теперь, въ 1845 году, когда подобныя чудеса подтверждаются ежедневными свид?тельствами тысячъ людей, дерзаю я разсказывать объ этой видимой невозможности, какъ о серьезномъ факт?.
Телпераментъ у Бэдло былъ въ высшей степени впечатлительный, возбудимый, и склонный къ энтузіазму. Воображеніе его было необыкновенно сильнымъ и творческимъ; и н?тъ сомн?нія, что оно пріобр?тало дополнительную силу, благодаря постоянному употребленію морфія, который онъ принималъ въ большомъ количеств?, и безъ котораго онъ, казалось, не могъ бы существовать. Онъ им?лъ обыкновеніе принимать большую дозу тотчасъ посл? завтрака, каждое утро — или в?рн?е тотчасъ всл?дъ за чашкой кр?пкаго кофе, такъ какъ до полудня онъ ничего не ?лъ — посл? этого онъ отправлялся одинъ, или же въ сопровожденіи лишь собаки, на долгую прогулку среди фантастическихъ и угрюмыхъ холмовъ, что лежатъ на западъ и на югъ отъ Шарлоттесвилля и носятъ наименованіе Извилистыхъ Горъ.
Въ одинъ тусклый теплый туманный день, на исход? ноября, во время того страннаго междуцарствія во временахъ года, которое называется въ Америк? Индійскимъ Л?томъ, Мистеръ Бэдло, по обыкновенію, отправился къ холмамъ. День прошелъ, а онъ не вернулся.
Часовъ около восьми вечера, серьезно обезпокоенные такимъ долгимъ его отсутствіемъ, мы уже собирались отправиться на поиски, какъ вдругъ онъ появился передъ нами, и состояніе его здоровья было такое же, какъ всегда, но онъ былъ возбужденъ бол?е обыкновеннаго. То, что онъ разсказалъ о своихъ странствіяхъ, и о событіяхъ, его удержавшихъ, было на самомъ д?л? достоприм?чательно.
'Какъ вы помните', началъ онъ, 'я ушелъ изъ Шарлоттесвилля часовъ въ девять утра. Я тотчасъ же отправился къ горамъ, и часовъ около десяти вошелъ въ ущелье, совершенно для меня новое. Я шелъ по изгибамъ этой стремнины съ самымъ живымъ интересомъ. Сцена, представшая передо мной со вс?хъ сторонъ, хотя врядъ ли могла быть названа количественной, им?ла въ себ? что-то неописуемое, и, для меня, пл?нительно-угрюмое. М?стность казалась безусловно д?вственной. Я не могъ отр?шиться отъ мысли, что до зеленаго дерна и до с?рыхъ утесовъ, по которымъ я ступалъ, никогда раньше не касалась нога ни одного челов?ческаго существа. Входъ въ этотъ провалъ такъ замкнутъ и въ д?йствительности такъ недоступенъ — разв? что нужно принять во вниманіе какія-нибудь случайныя обстоятельства — такъ уединенъ, что н?тъ ничего невозможнаго, если я былъ д?пствительно первымъ искателемъ — самымъ первымъ и единственнымъ искателемъ — когда либо проникшимъ въ это уединеніе.
'Густой и совершенно особенный туманъ или паръ, свойственный Индійскому Л?ту, и теперь тяжело вис?вшій на всемъ, несомн?нно способствовалъ усиленію т?хъ смутныхъ впечатл?ній, которыя создавались окружавшими меня предметами. Этотъ ласкающій туманъ былъ до такой степени густой, что я не могъ различать дорогу передъ собой бол?е, ч?мъ на дв?надцать ярдовъ. Она была крайне извилиста, и такъ какъ солнца не было видно, я вскор? утратилъ всякое представленіе о томъ, въ какомъ направленіи я шелъ. Между т?мъ, морфій оказывалъ свое обычное д?йствіе — а именно, над?лилъ весь вн?шній міръ напряженностью интереса. Въ трепет? листа — въ цв?т? прозрачной былинки — въ очертаніяхъ трилистника — въ жужжаніи пчелы — въ сверканіи капли росы — въ дыханіи в?тра — въ слабыхъ ароматахъ, исходившихъ изъ л?са — во всемъ этомъ возникала ц?лая вселенная внушеній — веселая и пестрая вереница рапсодической и несвязанной методомъ мысли.
'Погруженный въ нее, я блуждалъ въ теченіе н?сколькихъ часовъ, въ продолженіи которыхъ туманъ до такой степени усилился, что, наконецъ, я былъ вынужденъ буквально идти ощупью. И мной овлад?ло неописуемое безпокойство — что-то врод? нервнаго колебанія и нервной дрожи — я боялся ступать, боялся обрушиться въ какую-нибудь пропасть. Вспомнились мн? также и странныя исторіи, которыя разсказывались объ этихъ Извилистыхъ Холмахъ, и о грубыхъ свир?пыхъ племенахъ, живущихъ въ ихъ л?сахъ и пещерахъ. Тысячи смутныхъ фантазій угнетали и смущали меня — фантазій т?мъ бол?е волнующихъ, что он? были смутными. Вдругъ мое вниманіе было остановлено громкимъ боемъ барабана.
'Понятно, я удивился до посл?дней степени. Барабанъ въ этихъ горахъ вещь неизв?стная. Я не бол?е бы удивился, услыхавъ трубу Архангела. Но тутъ возникло н?что новое, еще бол?е удивительное по своей поразительности и волнующей неожиданности. Раздался странный звукъ бряцанья или звяканья, какъ бы
