9 — 5 = 4
7 — 3 = 4
6 — 2 = 4
4 — 0 = 4
Затем я должен был умножить это число на два и записать в обратном порядке: 2 ? 95736240 получалось: 084274191.
Все сошлось.
Посол положил листок во внутренний карман пиджака, предложил мне стакан русского чая, задал несколько общих вопросов об Иране и сказал:
— Возвращайтесь на следующей неделе.
Оказавшись на улице, я пошел, нет, взлетел и начал парить в голубом небе.
10. Скитания
В одном своем письме Луи Куперус сетовал:
Куда мне податься!
Как я мог все это знать!
Я — поэт, мечтатель, художник, искатель, трубадур, что я знаю об этой теме!
Я ничего не знаю о ней.
Но я постоянно о ней думаю: во мне не осталось ничего другого: война, только Война и бегство от нее.
О, вот бы никогда больше не думать: наслаждаться изяществом книги, картины, античной скульптуры, погодой, игрой света в облаках, запахом цветка, полетом птиц.
Как было бы чудесно, быстро — душой, всего лишь мыслью, чувством — воспарить, прочь от этой земли, в лазурную летнюю ночь.
Целую неделю я парил в лазурном небе над Стамбулом, все предвещало, что я получу русский паспорт и через Болгарию отправлюсь в Москву.
Я уже представлял, как вновь поступлю в университет в Москве. На родине я хотел стать писателем, теперь же я хотел попытать судьбу в Москве. Я бы мог писать по-русски и стать русским писателем иранского происхождения.
Может, Луи Куперус и не мог радоваться игре света в облаках, запаху цветов и полету птиц, пока был вынужден жить в Германии во время войны. А я мог; всю неделю я приходил на Галатский мост, ложился на теплые камни и смотрел на облака и птиц, которые стаями то садились на воду, то вновь взлетали.
Я посетил все мечети в городе и, словно помешанный, разговаривал с воронами, обитавшими в этих мечетях: «Ворон! Еще пара дней, и я буду в Москве!»
Однажды вечером, услышав, как сотни воронов каркают в кронах деревьев на площади Таксим, я прокричал на персидском: «Эй, турецкие вороны, мне передать от вас привет московским?»
Они взлетели, шумно хлопая крыльями.
Турки смотрели на меня с удивлением: «Что прокричал этот человек?»
Это была длинная неделя ожидания и короткая неделя счастья.
Утром следующего понедельника я вернулся в русское посольство, чтобы забрать паспорт, который мне должна была обеспечить международная солидарность пролетариата.
Я позвонил в домофон и знакомый голос спросил:
— Чего тебе?
Я прошептал:
— У меня встреча с послом.
— Посла нет, — ответил голос.
Я подождал немного, еще раз нажал на кнопку, но никто не ответил. Я вновь позвонил, но аппарат молчал.
Я встал у ворот. Ровно в пять часов вечера на улицу вышел военный. Он даже не посмотрел в мою сторону.
— Товарищ, — сказал я робко, — может, вы знаете, когда посол вернется в посольство?
— Нет, не знаю, — сказал он и попрощался со мной.
После этого в течение шести месяцев я каждое утро приходил к посольству, звонил в домофон и спрашивал:
— А посол уже на месте?
— Нет, — отвечали мне.
Я спрашивал себя: может, я сообщил неправильный код или, может, моя партия дала мне неправильный код.
Но не в этом было дело. Посла действительно не было в посольстве, а его сотрудники не имели ни малейшего представления, о чем идет речь.
В Москве произошло важное событие, Советский Союз был на грани распада, но остальной мир еще не знал этого. Вероятно, я был первым, кто стучался в ворота погибшей империи незадолго до того, как принципы международной пролетарской солидарности перестали действовать. Огромный коммунистический корабль потонул, и вперед выдвинули Горбачева, чтобы он попытался спасти то, что еще осталось. Все в Москве занимались своими делами, каждый пытался обезопасить свое существование. Тайные коды? О чем вы? Работа советских посольств по всему миру была приостановлена, а все послы отозваны в Москву.
На самом деле пройдет еще несколько лет, прежде чем Советский Союз распадется, но в моем сознании это произошло именно тогда.
Я продержался в Стамбуле шесть месяцев, до тех пор пока жить там стало совершенно невозможно.
В первый день своего пребывания я, еще полный надежд на будущее, поселился в красивой гостиничной комнате с двуспальной кроватью. Это было излишне, но из номера открывался прекрасный вид на Босфор. Я мог себе позволить прожить там неделю. Осознав, что срок моего пребывания в Стамбуле затягивается, я переехал на третий этаж в комнату поменьше. Спустя несколько недель я перебрался в еще более маленький номер на четвертом этаже. И в конце концов — в самую крохотную комнатку в отеле на пятом этаже.
У меня еще было немного денег, но кто знал, сколько мне еще предстоит пробыть в Турции? Я должен был оставить что-то про запас: на взятки полицейским на тот случай, если вдруг попаду к ним в руки. Я скромно питался, ел только хлеб и иногда позволял себе тарелку супа. Приближался день, когда мне придется или залезть в свои денежные запасы, или покинуть отель. Я предложил хозяину гостиницы свои часы. В обмен на них, он позволил мне еще три дня ночевать в другой комнате.
Это была не комната, а чулан. Обувь нужно было снимать перед дверью, за которой сразу стояла постель. Шагу ступить было негде. В чулане не было света. Казалось, будто лежишь в могиле.
«Ах, — думал я, — может, на следующей неделе я уже окажусь в Москве, в гостиничном номере на Красной площади, из окна которого буду смотреть на древние золотые купола».
В чулане воняло, но я не жаловался. Однажды ночью я услышал писк. Под кроватью кишели десятки крыс. В панике я тут же покинул отель.
Оказалось, что чулан был туалетом. Хозяин просто положил на дыру в полу доски и поставил на них
