творилось.
— Да как может реке что-то понравится или нет? — Миша сорвался почти на крик, потом вовремя опомнился и остыл. — Она же неживая, течет себе, как и тысяча других рек, хоть бы что.
— Иные реки, может, и спят, не знаю. Еж тоже спал пятьдесят лет, и наша молодежь даже забредать сюда стала, а все прошлое считали бабкиными россказнями. Ан нет, жив он еще, просто отдохнуть решил, теперь, как видишь, не спит. Только глупец может отрицать то, что видел собственными глазами.
— Я видел тайгу, которая хотела меня сожрать, при чем здесь река — не знаю, да и плевать я на нее хотел. — Сандаль резко встал и зачем-то схватился за карабин. — Боря же там остался, не верю я в то, что он вот так взял и пропал.
К нему молниеносно подскочил Седой и легко вырвал карабин из рук.
— Угомонись! — он легко оттолкнул Мишу, и тот послушно сел в видавшее виды кресло. — Не важно, река или нет, ты сам понимаешь, что дороги в тайгу сейчас нет, сожрет любого и не подавится. Это тебе не городские игрушки, я сам не верю бабкиным рассказам. — Он мельком глянул на своего друга, тот лишь раздосадованно покачал головой. — Но я все видел своими глазами и многое чего еще видел, чему поверить не мог. И точно знаю, твой друг присоединился к тому, кого мы тут искали, и теперь уже и нам дороги назад нет, что-то не хочет, чтобы мы уходили. — К нему подошел котенок и ласково потерся о его ногу, Сергей брезгливо оттолкнул его в сторону. — Давно это у вас? — Он кивнул на животину.
— Пару дней, — ответила Женька, не понимая, к чему был задан этот вопрос.
— Слышал я о нем, и так же, как и ты, не верил во все это. — Он снова оттолкнул от себя котенка, который настойчиво пытался потереться о его ногу.
— Его эта животина, — вмешался Тимофей Степанович. — Он как метка, говорят, все, кто его видел, сгинули без следа.
— Если все сгинули, откуда тогда рассказы? — усмехнулся Миша.
— Тут тебе ответить я не могу, может, и повезло кому, тот и рассказал, знаю одно — зла от него никакого нет, но и добра тоже. — Бабка моя мне про него заместо сказок страшных рассказывала, когда проказничал много. Мол, выберется кот из реки с огромными глазищами и отметит тебя для нее, а она уж своего не упустит. Правда, я его себе не так представлял, думал, побольше будет, этот кроха совсем, и не подумаешь о нем чего плохого, но тут со всем так, вроде и тайга, а через секунду голодный зверь.
— Ладно, хватит баек, давай попробуем твою стряпню, а там пораскинем, что нам дальше делать и как отсюда выбираться… — Седой направился к котелку, взял ложку и помешал похлебку. — Из чего сварганил?
— Да всего понемножку, — усмехнулся Степаныч, присоединяясь к своему другу.
Похлебка действительно удалась, было весьма вкусно, хотя и непонятно, из чего эта вкуснотища варилась. Тимофей Степанович был мастером походного ужина, все нахваливали его стряпню, кроме Миши, который сидел чуть в стороне и не принимал участия в общем обсуждении кулинарных достоинств их нового попутчика. Сандаль замкнулся, и даже девчонки, с которыми он был знаком не первый день, казались ему чужими. С Борей он проработал много лет, и они были не просто напарниками, они были лучшими друзьями не разлей вода. Казалось, они выросли вместе и были двойняшками, жизнь одного теряла всякий смысл, если рядом не было второго. Сколько всего они прошли вместе, он был уверен, так будет всегда, но у жизни были другие планы, жизнь придумала безумную картину, которая не имела ничего общего с реальным миром. Картину, которая была выдумкой неизвестного творца. Он не хотел быть одним из ее героев, он хотел остаться в сторонке в своей не такой уж и спокойной, но размеренной жизни, к которой он привык и с которой не хотел расставаться.
Они достаточно быстро поужинали, и несмотря на то, что было всего около шести вечер, а засобирались спать. День выдался тяжелым и выматывающим. Сандаль по-прежнему сторонился общей компании и даже не принимал участия в обсуждении завтрашнего дня. Руководство их маленькой группкой принял на себя Седой, к которому с уважением относился даже Тимофей Степанович, казавшийся этаким грубым мужиком, не способным прислушиваться к чьему-либо мнению. Девчонки лишь внимательно слушали, когда тот рассказывал свой план, собственно говоря, им отводилась маленькая роль следовать за отрядом и не дергаться ни влево, ни вправо. На Мишу тоже не возлагали великих надежд, утрата друга произвела на него такое впечатление, что, казалось, он еще нескоро отойдет от своих собственных мыслей и вернется к миру людей. После обсуждения было решено ложиться спать и набираться сил для завтрашнего дня, который обещал быть ничуть не легче сегодняшнего.
…Юля по обыкновению проснулась раньше всех, костер давно погас и испускал под потолок тоненькую струйку дыма. Женька мерно посапывала в соседнем спальнике, по-детски сложив руки под щекой. Седой спал прямо на голом полу, недалеко от баррикад, Тимофей Степанович, рассчитывавший поддерживать пламя костра всю ночь, уснул, сидя на сцене, котенок спал рядом с ним, смешно вытянув лапки.
Она медленно выбралась из спальника, так, чтобы не издавать лишнего шума и не разбудить остальных. В городе, помнится, сон не покидал ее до двенадцати часов дня. Отец часто будил ее по утрам, чертыхаясь и приговаривая, что она в очередной раз опаздывает на учебу. Здесь же она просыпалась рано и совсем не хотела спать, чувствовала себя так, будто на дворе наступил полдень и петухи давно отпели подъем солнца.
Она еще раз окинула взглядом зал, наполненный стульями с обшарпанной обивкой, и искра понимания пронзила ее от позвонка до темечка. Нигде не было видно Сандаля. Она резко вскочила и пробежалась из одного конца зала в другой, Миши нигде не было.
Услышав шум, на сцене беспокойно заворочался Степаныч, Седой же вовсе проснулся и, не понимая, смотрел на Юльку.
— Мишка пропал, — отчего-то ей захотелось назвать его именно так, хотя раньше она себе не позволяла этого, — его нет!
Женька томно потянулась и начала выбираться из своего спальника.
— Не мог он никуда деться! — Седой уже встал на ноги и обшаривал взглядом концертный зал. — Я у двери спал, тут и мышь не проскользнет. — На всякий случай он поднял с пола карабин и спустил его с предохранителя. В свою очередь, поднявшийся Тимофей Степанович сделал то же самое.
— Куда он делся? — в голосе Юли послышались истерические нотки.
— Спокойно! — Сергей вышел в центр зала, голос его звучал уверенно и тем самым успокаивал. — Найдем мы твоего Мишку.
Через пять минут стало очевидно, что Сандаль каким-то образом выбрался из концертного зала, минуя Седого со всеми его баррикадами, не мог же он в самом деле через замочную скважину собрать баррикаду вновь, после того как вышел в коридор.
— Чертовщина какая-то! — Степаныч нервно водил дулом карабина из стороны в сторону, прикидывая, откуда может появиться враг. — Не иначе проделки Ежа.
— Типун тебе… — прервал его Седой, — нельзя все на Еж спихивать, бродит он где-то, может, за сценой, парень сам не свой был.
— Тут иных дверей-то и нет! — Тимофей Степанович готов был отстаивать свою точку зрения, но Седой не стал вступать в спор, он начал быстро разбирать баррикаду, с надеждой отыскать Мишу где-то в коридорах дворца культуры.
Они высыпали в наружу, выкрикивая имя Сандаля, Седой со Степанычем быстро обследовали все помещения дворца, обнаружив в них лишь пыль и запустение. Никаких следов Миши, будто его и не было вовсе.
— Ничего не понимаю! — Седой привалился к стене и отставил в сторону карабин.
— Тут и понимать нечего… — фыркнул Тимофей Степанович, но после выразительного взгляда Сергея не стал продолжать мысль, а лишь выщелкнул очередную беломорину из пачки. — Выбираться надо, иначе все тут сгинем по одному. — Он хотел добавить еще что-то, потом посмотрел на напарника, махнул рукой и уставился в окно.
— Как же Миша? — Юлька вопрошающе смотрела на охотников, она хотела верить в то, что они найдут его, что они справятся со всем этим.
Седой промолчал в ответ, старательно отводя взгляд в сторону, Степаныч же не удержался: — Пометили его вчера, понимаешь? Не найти его уже.
