Ранним-ранним утром, едва первые лучи солнца озарили высокий шпиль городской ратуши, несколько человек вышли из еврейского квартала и направились в сторону центра к видневшейся с любого конца Мюнхена каменной башне. Это были я, Цадок и несколько человек охраны. Впрочем, вряд ли для них найдется работа — немногочисленные ранние прохожие, завидев нас, в ужасе шарахались в стороны в попытке забиться в любую подходящую щель. А против отряда городской стражи трое наших парней ничем не помогут. Так что взяли мы их с собой скорее проформы ради и придания внушительности для, вырядив в лучшую найденную в доме одежду.
Его высочество герцог Баварский Людвиг Первый Виттельсбах сейчас, к нашей большой радости, изволил пребывать в своей мюнхенской резиденции, а не в фамильном замке в Кельхейне, о чем свидетельствовал бодро реющий над башней флаг с двумя львами и еще кучей неразличимых снизу, но, несомненно, чрезвычайно важных геральдических деталей. Которые, однако, нас с Цадоком не интересовали ни в малейшей степени. Зато очень интересовало, примет ли нас герцог и не опередили ли с докладом конкуренты. В смысле — представители городского самоуправления или Церкви.
Герцог оказался ранней пташкой, и ждать у ворот пришлось недолго — всего минут сорок. И вот после окончания всех утренних процедур его милости нас пригласили войти в главный зал. Мы прошли через поднятые с жутким скрипом (и не стыдно герцогу жалеть смазки для механизма?) решетчатые ворота, по вильнувшему сразу вправо узкому каменному коридору с прорезанными тут и там ухмыляющимися угрозой темными бойницами добрались до вторых ворот — деревянных с металлической обивкой, скрывавших проход к винтовой лестнице. Поднялись по ней этажа на три и оказались перед гигантскими дверями, в которые, наверное, пролез бы и слон. Не уверен, что африканский, но индийский точно. Если бы, конечно, смог сначала взобраться наверх по винтовой лестнице шириной в метр. На чей рост рассчитывали эти двери строители башни, так и осталось неизвестным, но тут их створки с натугой приоткрыли два стражника, и мы оказались в большой зале с высотой потолков под стать дверям. Да, явно у зодчего при проектировании здания проскакивала задняя мысль в случае необходимости использовать это помещение в качестве стойла для слонов.
В данный момент прекрасная акустика зала в мельчайших подробностях передавала усиленную работу челюстей герцога и его свиты: от солидного Т-образного стола, где все эти три десятка рыл и размещались, доносилось ничем не сдерживаемое чавканье. Хотя мы и перекусили перед выходом, но звуки были настолько аппетитными, что у меня заурчало в желудке. Взгляд на выставленные на столе блюда еще более усугубил урчание. Так как знать здесь за еду признавала в основном только мясо, то именно оно и составляло основную часть закусок. В самых разных видах. Даже на мой неискушенный взгляд — более десятка различных блюд. Поросенок фаршированный, такой же гусь, разрезанный на куски мясной пирог с начинкой из дичи, зажаренные в чем-то телячьи ножки… Не удивлюсь, если и десерт здесь мясной! Я настолько увлекся гастрономическими наблюдениями, что Цадоку пришлось довольно чувствительно меня дернуть за куртку. Мы обогнули гигантский стол и приблизились наконец к герцогу. Поклонились, как вчера учил меня купец.
Людвиг Виттельсбах, высокий, хорошо сложенный блондин тридцати трех лет от роду, как мне было точно известно из Интернета, отложил обглоданную кость, вытер руки об шустро подставленное внимательно наблюдавшим за действиями хозяина служкой полотенце. Сыто отрыгнув, неторопливо отпил вина из красивого серебряного бокала и лишь тогда наконец повернул к нам свое гладко выбритое, в отличие от большинства окружающих, лицо:
— Мне докладывали, что вы вчера в городе какое-то непотребство устроили? Убивали, колдовали и призывали дьявола! Так? — Герцог нахмурил брови, хотя и было заметно, что он пока без особой серьезности относится к этим обвинениям.
— Это все грязные наветы, ваша светлость! Все было наоборот! — воскликнул мой спутник. — На нас напали, когда мы мирно прогуливались по городу, никого не трогая. Меня попытались убить. Только в самый последний момент мой новый глава охраны Ариэль вмешался и убил нападавшего. Мы всего лишь защищались! А потом обидчики вообще собрали вооруженную толпу и собирались устроить погром. Тогда Ариэль испугал их простым фокусом, привезенным им из путешествий по Востоку! — врал Цадок, не запинаясь. Заметно было, что в общении с сильными мира сего многоопытный купец собаку съел и чесал как по писаному. Я пока со своим знанием языка скромно помалкивал.
Герцог перевел взгляд на меня. Под его внимательным, оценивающим взором захотелось съежиться.
— Почему я должен верить тебе, хитрый еврей, а не честным ткачам? — Местный босс не сильно впечатлился прочувственным выступлением Цадока. — Пока не вижу ни единой причины!
Весьма прозрачный намек трудно было не понять, и мой спутник разразился многословной речью, истинный смысл которой сводился к тому, что в случае вмешательства герцога в конфликт о его мелком долге еврейским купцам никто более не вспомнит и даже возможны новые кредиты. Людвиг покивал головой:
— Ну, что же, думаю, можно уладить это дело. Но кроме всего прочего, — он многозначительно взглянул на нас, — вы должны выплатить в соответствии с городскими установлениями компенсации семье погибшего и всем раненым. А также внести специальный сбор в ратушу.
Цадок открыл было рот, чтобы начать торговаться об окончательных условиях сделки, но тут у так и оставшейся открытой после нашего прихода двери раздался шум. Ближние к входу стражники вдруг склонились в глубоком поклоне, а в середину зала быстро ворвался человек в характерном, расшитом золотом одеянии. По одежде, а также по странному головному убору с большим крестом на лбу трудно было не догадаться, что это местный духовный лидер. Епископ Мюнхенский Отто (по другим источникам — Оттон, «домашнее задание» я выполнил тщательно) Второй собственной персоной. Редкой мерзости тип, если верить сохранившимся отзывам современников. Впрочем, возможно, это навет — за свою долгую и бурную жизнь он многим тут наступил на любимую мозоль, являясь, по сути, фактическим руководителем города. Герцог-то бывал здесь только наездами. А возможно, и совсем не навет. Сейчас узнаем!
Епископ ждать себя не заставил и сразу же перешел в наступление:
— Эти отродья сатаны уже здесь, я так и знал! — завизжал он таким мерзким голосом, что у меня сразу же добавилось доверия найденным в Сети отзывам имевших с ним дело современников. — Сын мой, как ты допустил их с свой дом?
Слегка ошарашенный вторжением герцог развел руками:
— Ваше святейшество, а что мне было делать? Мои подданные, а евреи Мюнхена — это МОИ поданные, — он сделал ударение на предпоследнем слове, подчеркивая, что, в отличие от христиан, евреи епископу не подчиняются, а вот герцогу — вполне, — пришли с жалобой. И я обязан ее рассмотреть!
— Эти ваши подданные вчера призвали диавола на глазах сотен добропорядочных горожан! — продолжал с неистовой энергией буйствовать епископ. И это действовало. Некоторые из присутствующих рыцарей положили ладони на рукоятки мечей. Убедительно вещает, гад! Даже внешность очень подходящая! Вот если снять с него эту дурацкую шапку и пририсовать квадратные усики — будет на одно лицо с другим персонажем, тоже убедительно вещавшим в этом самом городе, только на семьсот с небольшим лет позже. Тогда это закончилось (закончится?) не лучшим образом. Да и сейчас к тому идет!
Я обернулся на Цадока. Тот, видимо, растерялся перед лицом епископа и не готов был сразу ответить. А времени терять нельзя! Пришлось выйти вперед:
— Уважаемый монах! — Я специально решил сразу же обострить. — Есть ли у тебя доказательства твоим словам?
— Я не монах! Я, волею Господа, епископ города Мюнхена! — возмущенно заверещал тот.
— Мне все равно! — с подчеркнутым безразличием ответил я. — Я в вашей монашеской иерархии не разбираюсь. Зато разбираюсь с тем, что надо делать, когда тебе бросают ложные обвинения. Я еще раз спрашиваю: готов ли ты ответить за свои слова?
Отто за номером два, почувствовав неприкрытую угрозу в моих словах и вспомнив, видимо, о вчерашних событиях, отступил назад, под защиту стражников герцога. Но сдаваться, разумеется, не собирался:
— Какие еще нужны доказательства? Все видели огонь, дым и чувствовали богомерзкий запах серы
