ее мыслей не уловили.
И все же Паша Пресняков ее чуть одернул: «Пятый экипаж, вы бы посерьезней». – «Согласна», – вынуждена была отозваться Авдотья, командир этого пятого.
Они почти беспрепятственно неслись вперед, Авдотье уже начинало казаться, что они видят голубой горизонт, хотя было, пожалуй, рановато.
«Мне кто-то говорил, что странные штуки, по расчетам научников, должны появляться, только когда мы пятьдесят процентов своей реальности тут наберем. Если начнется раньше, это должно нас напрячь- озаботить».
Серый фон Чистилища был хоть и прозрачней обычного, но все же представлялся плотным и слегка слоеным. Вот через эти пласты они и пролетали, причем движение у них происходило рывками, едва ли не с потряхиваниями и даже ощутимыми заносами, как на неровном, раздолбанном проселке. Берта-Мария высказалась: «У вас в России даже Чистилище какое-то неровное, как вам, русакам, такое удается?» – «Положим, тут не все русаки», – медленно, будто все еще вникая в смысл шутки, высказался Зуза. «И даже не все славяне», – добавил Пачулис.
«Положим, литовцы все почти славяне по генокоду, только с северными добавками», – отозвалась Правда.
«Как сказать, есть исследования, которые…»
«Все, завязываем с хиханьками, я вижу ангелов», – отрапортавал Пресняков. Они все тоже их видели – безмерные, вверх, вниз, в глубину до необозримых пределов плотными и едва ли не ровнехонькими рядами расположились каплевидные полупрозрачные тела чего-то, что производило в сознании ощущение живой материи, едва ли не разумной и частично – да, опасной. Впрочем, сейчас возникало еще и другое впечатление: если постараться и умело с ними обойтись, тогда они могут оказаться не совсем враждебными…
Авдотья проверила взглядом, а не только прочими ощущениями, как обстоит дело с машиной Преснякова. Он шел в условных двух-трех километрах чуть сзади и слева, можно было вывернуть его, чтобы он выставил передний свой край к движению, а то он неточно соблюдал положение по вектору направления, но Авдотья не стала этого делать, вмешательство в управление другой машины могло обернуться тем, что пилот потеряет уверенность в какой-нибудь пиковой ситуации. Тоня Латуш это прочитала, выправила полет самостоятельно. Пресняков подвигал пушками, проверяя их, а заодно приспосабливая сознание и пальцы к управлению огнем.
Некоторые из ангелов дернулись, но не напали на машины, а посторонились с их траектории, другие вовсе остались индифферентно-равнодушными. «Что с ними?» – спросил кто-то. «Какие-то они сегодня замороженные», – тут же добавил Пресняков. «А ты не ожидай от них непременного нападения, может, тогда и обойдется?» – предположила Генриетта.
Ее прекраснодушие, впрочем, не слишком долго помогало. Когда они уже довольно глубоко вошли в эту выстроенную в пространстве фалангу, какие-то из ангелов стали плотнее, некоторые из них даже нарушили порядок и обошли своих более ленивых соплеменников, и вскоре перед четвертым экипажем оказалась хорошо сбитая, будто стая птиц или косяк рыбы, масса прозрачных сущностей. Продвижение Преснякова стало падать, он бурлил энергией, прилагал усилия, а продвигаться вперед не мог. Его начинали охватывать совсем плотно, но через него ни одна из каплевидных торпед не проскакивала, очевидно, они действительно слишком… присутствовали в этом мире, это могло уже плохо закончиться и для машины, и для самих ангелов.
«Кажется, я на сегодня – все», – не очень внятно проронил Павел на всякий случай, если Авдоться не заметила, что с ним происходит. Но она все видела и все понимала. Ну, почти все… Голос, если это был голос, а не доносящийся через приборы мыслеобраз Паши, звучал уже не очень близко, он словно стал отдаленным эхом. «Почему же они нас не останавливают?» – отозвалась ему Авдотья, но на ответ уже не рассчитывала.
Ее пятый экипаж летел вперед, будто пушечное ядро, и ничто не могло его остановить в этом движении. Казалось, что это немыслимо, но они ускорились, стали еще вернее давить на пространство впереди, еще уверенней подминали его под себя, раздвигали едва ли не с брызгами каких-то радужных оттенков и оставляли за кормой параскафа. «Вижу что-то», – доложил Зуза.
Тогда все увидели его глазами, помогая ему видеть это нечто. Это было нелегко, но возможно. И выглядело так, будто муть Чистилища ощутимой кромкой заканчивалась, как заканчиваются для летчика облака… А за этой кромкой начиналось – небо! С обычными звездами, с серебряным диском какого-то не очень яркого светила. Луна? Да, определенно это была Луна. Наша Луна?
«Как же так?!» – удивился Зуза. Он вообще был слишком впечатлительным, что следовало бы у него пригасить, но Авдотья этого не сделала. Вместо этого она предложила: «Давай, высматривай еще что- нибудь».
«И звезды – наши», – высказалась вдруг в сознании всех иномерников Генриетта. Оказывается, она их по-прежнему хорошо ощущала и могла поддерживать с ними связь, хотя ее четвертый экипаж остался далеко позади… Еще бы знать, где это – позади? И голос ее звучал размеренно-спокойно. Она видела все, что происходило с экипажем Авдотьи, – их глазами, слышала их мысли по приборам, могла при желании даже поддерживать Зузу своим безграничным пси, хотя тому пока и своего хватало.
«Звезды, Луна… Где же тогда здешняя Земля?» – поинтересовалась Берта-Мария. «А Земля ли?» – встряла со своим мнением Амиран. Вот она сейчас работала изо всех сил, ей трудно было удерживать резонаторы на достигнутых высочайших мощностях. «Сейчас, сейчас…» – подбадривал себя почти вслух Зуза.
«Всем – помогать ему, кроме Амиран», – приказала Авдотья. И сама вложилась в Зузу – и пси, и своим характером, и своей смелостью. Берта-Мария вдруг дрогнула: видение, которое она только что наблюдала, или ей показалось, что она наблюдала, исчезло. Но она взяла себя в руки, да и Авдотья ей помогла… И тогда в сознании всех четырех этих иномерников, а может быть, еще и у далекой Генриетты, – всплыла поразительная картина. Это на самом деле была Земля, со всеми известными континентами, океанами, облаками и с привычной дымкой атмосферы… Земля человечества всплыла перед ними, будто выпадая из темноты или из невидимости иного измерения. А они, их крохотная стальная скорлупка, падала на эту Землю, как ей и положено было падать, чуть боком, кривовато, но ведь падала, приближалась, устремлялась к ней.
«Всем следить!.. – почти заорала Авдотья – И докладывать, что видим…» – «Ты чего так разошлась?» – холодновато, как показалось вначале, поинтересовалась Берта-Мария. «А вдруг мы прошли через… Чистилище и вышли к иной Земле?» – пояснила командир пятого экипажа.
Они падали на Землю уже по-настоящему, будто и не было у них никаких возможностей и способностей к антигравитации. Амиран сказала: «Приборы высвечивают у нас почти семьдесят процентов реала». «Вполне реальный шанс сгореть в атмосфере, – добавила Берта-Мария, – с такой-то реальностью присутствия».
Авдотья Коломиец пристально вглядывалась в несущуюся навстречу Землю. Они вынырнули… Кажется, это был юг Европы, с самым северным краешком Африки. Значит, вот там… должна быть Греция? Италия? Испания?.. А может, это вообще Кипр или Крит какой-нибудь? Нет, это… «Сицилия это», – подсказала Берта-Мария. «Один из самых густонаселенных островов в мире», – высказался и Зуза. И тогда они почти все одновременно задали самый главный для них сейчас вопрос: «А где же огни городов?»
А вот огней не было. Параскаф уже вошел в атмосферу, они находились километрах в шестидесяти над поверхностью. И облаков было не так уж много, должны были показаться огни реклам, светлячки автодорог и много прочего. Берта-Мария первая принялась рыться в сознании… Кажется, это был их машинный искусственный справочник, она хотела высчитать, когда тут наступает рассвет или закат? А еще она подумывала, что проще: догнать закат, двигаясь на запад, или встретить рассвет на востоке? К сожалению, они оказались почти посередине ночи, и оба ее предложения выйти из тьмы были бесполезны.
«Сделаем так: смотреть будем ночными приборами, но их чувствительность придется поднять», – предложила далекая, но присутствующая среди них по-прежнему Генриетта. Авдотья не могла не пошутить: «Что правда, то – Правда!» – «При чем тут я? – удивилась Генриетта чуть измененным голосом. – Это за мной, похоже, как-то Вересаев следит». – «Он словно на дудочке играет, как странствующий колдун из Гамельна», – предположила Амиран. «Это еще кто?» – заинтересовался Зуза, мало знакомый с
