в бою этого племени означает полную его гибель – табор с женщинами и детьми попадет в руки врага, а рассеянные остатки воинов будут быстро истреблены так долго ограбляемыми соседями. Но даже ничейный результат в бою несет ту же гибель – мучительную смерть от голода в случае невозможности ограбить другое племя. Вполне понятно, что, когда все воины племени собраны в одну массу и им отрезан путь к отступлению, то и победа им достается гораздо легче, чем при степени №2.
Как именно действовал Кащей до его разгрома уличами (возможно, при помощи тиверцев) и как после? Вариант с малочисленными дружинами можно отбросить даже для начала войны – это не был грабительский набег, это была война на уничтожение союзника гуннов, война с целью вырваться из ловушки голых степей Таврии. Так что, вероятно, на уличей пошло в поход все ополчение готских племен, а после поражения, когда жажда реванша достигла апогея и вера в непобедимость Кащея заколебалась, этот последний построил весь народ по «третьему варианту» (кстати сказать, это было и разумно – эвакуировать мирное население из степей в предвидении карательного похода гуннов). Помимо других преимуществ такого боевого порядка, это позволяло нанести по славянам внезапный удар в самое неподходящее для земледельцев-черняховцев время – во время пахоты и сева или во время уборки урожая (или апрель, или июль-август). Выше уже говорилось о сугубо мирном характере славянского общества того периода. Нападение врага в разгар страды, да еще после одержанной над ними крупной победы (даже Иордан не стал о ней умалчивать) должно было так поразить воображение земледельцев, что могло привести в замешательство всех уличей (а корпус тиверцев и вообще не успел на помощь, если и пошел), что делает победу остроготов, ставших профессиональными воинами-грабителями, неудивительной.
Можно высказать предположение, что события IV века и легенды вокруг этих событий нашли преломление в одном позднем русском источнике. В «Сказании о Мамаевом побоище» говорится, что, собираясь в поход на Русь, Мамай запретил своим подданным сеять хлеб – «будите готовы на рускыа хлебы!» [Воинские повести Древней Руси 1985: 204]. Излишне говорить, что реальный Мамай в 1380 году не давал столь абсурдного приказа, обесценивающего плоды победы. В любом случае, столь неадекватное поведение хана должно было найти отражение во многих русских и восточных источниках. Тут может иметь место один из трех вариантов: либо Мамай и сказал нечто подобное, но не как приказ, а как лозунг; либо поработали русские сказочники от «исторической» литературы (но на начало XV века, когда писалось «Сказание», данный жанр ещё не был так распространен); либо же мы имеем дело с часто встречающимся в фольклоре переносом сюжетов и мотивов на другое время (в данном случае – на тысячу лет вперед).
Подытоживая результаты первой фазы «второй» войны, можно сказать, что после 380 года (в этом году последние везеготы ушли за Дунай; если бы война началась раньше, то, несомненно, они бы постарались принять в ней участие) огромный табор остроготов (или несколько таборов) переправился через Днепр в районе большой излучины и, сокрушая все на своем пути, прошел по правому берегу реки «до самого синего моря» и застрял где-то между устьями Днепра и Днестра. Кампания была для Кащея проиграна.
С весьма малой степенью достоверности поход «Винитария» можно датировать еще и так. Иордан пишет, что Германарих умер на сто десятом году жизни. Если предположить, что точного счета годам вождя никто не вел, то скорее эти 109 лет можно разделить на 100 лет (эпическое круглое число) – до ранения в 375 году и 9 – от этого ранения до удара гуннской стрелой в голову во «второй» войне. Последнее событие можно, таким образом, датировать 384 годом. Гунны пришли с карательным походом «в течение одного года» после нападения на антов, сама война против гуннов могла продолжаться год-два. Таким образом, выступление готов в поход произошло в 381 или 382 году.
Развязка
«Но с такой свободой повелевал он [Винитарий – В.Б.] едва в течение одного года: [этого положения] не потерпел Баламбер, король гуннов; он призвал к себе Гезимунда, сына великого Гуннимунда, который, помня о своей клятве и верности, подчинялся гуннам со значительной частью готов, и, возобновив с ним союз, повел войско на Винитария. Долго они бились; в первом и во втором сражениях победил Винитарий. Едва ли кто в силах припомнить побоище, подобное тому, которое устроил Винитарий в войске гуннов! Но в третьем сражении, когда оба [противника] приблизились один к другому, Баламбер, подкравшись к реке Эрак, пустил стрелу и, ранив Винитария в голову, убил его; затем он взял себе в жены племянницу его Вадамерку и с тех пор властвовал в мире над всем покоренным племенем готов, но, однако, так, что готским племенем всегда управлял его собственный царек, хотя и [соответственно] решению гуннов». [Иордан 1997: 108].
Об этой второй фазе войны было много сказано еще в главе I, поэтому следует отметить только некоторые детали. То, что гунны, несмотря на их подвижность и «сообразительность», не были в курсе всех дел в Причерноморье и пришли с карательной экспедицией «едва в течение одного года», подтверждает прежний вывод о том, что после «первой» войны с готами, окончившейся около 375 года, гунны ушли обратно в степи Прикаспия, и даже ту часть везеготов, что держались до 380 года в лесных дебрях у Дуная, добивали, скорее всего, не гунны, а их местные союзники. Упоминание о некоем Гезимунде – готском вожде, перешедшем на сторону гуннов – ценно тем, что упоминается о клятве, данной им гуннам. Очевидно, что такую же клятву Баламберу или другому вождю гуннов давал и Кащей; и то, что, напав на союзников гуннов, он стал клятвопреступником, сильно облегчило задачу посольству уличей в ставке Баламбера («стреляй неверного кащея!!»). Сам же переход части готов на сторону гуннов мог иметь место при разных обстоятельствах. Когда готский табор, несмотря на все успехи, так и не смог прорваться за Днестр, а в степи появились отряды гуннов, то, безусловно, у некоторых готских вождей вполне могла внезапно проявиться «верность» к непобедимым гуннам, даже о своих клятвах они могли «вспомнить», свалив неповиновение на проклятого Кащея. Возможно, однако, что подобные эпизоды имели место не в начале, а в конце второй фазы войны, когда готы были уже крайне измотаны гуннскими партизанскими набегами в степи и нападениями тиверцев в речных долинах – об этом могут говорить слова «возобновив с ним союз» (то есть «союз» был разорван). Готы, оставшиеся верными Кащею, так и не прорвавшись за Днестр, вынуждены были отступить в долину Днепра; там они изнемогали от нападений гуннов и тиверцев и держались только благодаря вере в «непобедимого» вождя, а гибель последнего сразу повлекла развал союза остроготов, и племена стали сдаваться гуннам одно за другим.
Для иллюстрации стоит привести описание войны римлян с кимврами и тевтонами. Судя по всему, общество у германцев мало изменилось за пять столетий. Изменились разве что сами римляне...
«Уже давно один 'неусидчивый народ' бродил у северных окраин территории, которую занимали кельты по обоим берегам Дуная. Он называл себя кимврами. С другой стороны, естественно предположить следующее: эти полчища переходили с места на место, быть может, десятки лет; проходя по стране кельтов или близ нее, они, несомненно, охотно принимали в свою среду всякого приставшего к ним воина; отсюда естественно, что полчища кимвров должны были включать немало кельтских элементов...
...Это было странное шествие, подобного которому римляне никогда еще не видали: не набег конных хищников и не 'священная весна' молодежи, отправляющейся на чужбину, – весь народ двинулся с женами и детьми и со всем скарбом на поиски новой родины. Жильем служили им повозки...
...Под кожаной крышей повозки помещались утварь, женщины, дети и даже собаки...
...Подобно кельтам и вообще варварам, они нередко заранее уславливались с противником о дне и месте боя и перед началом боя вызывали отдельных неприятельских воинов на поединки. Перед боем они выражали презрение к врагу непристойными жестами и поднимали страшный шум: мужчины оглашали воздух боевым кличем, а женщины и дети барабанили по кожаным навесам повозок. Кимвры дрались храбро, считали смерть на поле брани единственной приличествующей свободному человеку. Зато после победы они предавались самым диким зверствам. Заранее давали обет принести в жертву богам войны всю военную добычу. В таком случае уничтожали всю кладь врага, убивали лошадей, а пленников вешали на месте или сохраняли в живых только для того, чтобы принести в жертву богам...
…Так двигались кимвры внутрь неведомых стран – чудовищный клубок разноплеменного люда, приставшего к ядру германских выходцев с берегов Балтийского моря. Их можно сравнить с нынешними массами эмигрантов, которые пускаются за море тоже со всем своим скарбом, также пестры по своему
