составу и, пожалуй, так же не знают, что их ожидает впереди...
...Они были так же опасны для культурных стран, как морские волны или ураган, но вместе с тем так же своенравны и неожиданны: то быстро устремлялись вперед, то внезапно останавливались, поворачивали в сторону или назад...
...Кимвры стали просить римлян отвести им земли, на которых они могли бы мирно поселиться, – просьба, которую, впрочем, невозможно было исполнить. Вместо ответа консул напал на кимвров. Он был разбит наголову, римский лагерь был взят...
...Кимвры, вместо того чтобы использовать свою победу над римлянами, опять обратились к сенату с просьбой об отводе им земель, и в ожидании ответа занялись, по-видимому, покорением окрестных кельтских земель.
Итак, германцы оставили пока в покое римскую провинцию и новую римскую армию. Зато в самой стране кельтов у римлян появился новый враг. Гельветы, сильно терпевшие от постоянных войн со своими северо-восточными соседями, решили по примеру кимвров искать себе в западной Галлии более безопасных и плодородных мест для поселения. Возможно, что уже при проходе кимврских полчищ через их территорию гельветы вступили с этой целью в соглашение с кимврами...
...Здесь гельветы встретились с римской армией под начальством консула Луция Кассия Лонгина и заманили ее в засаду. Сам главнокомандующий, его легат консуляр Луций Писон и большая часть войска погибли. Гай Попилий, временно принявший командование над той частью армии, которая укрылась в лагере, капитулировал, обязавшись пройти под ярмом, отдать половину обоза и выдать заложников...
...Спустя три дня Марий выстроил свою армию для решительного сражения на холме, на вершине которого находился римский лагерь. Тевтоны давно уже горели нетерпением померяться силами с противником. Они немедленно устремились на холм и начали битву. Она была упорна и длительна. До полудня германцы стояли непоколебимо, как стена. Но непривычный зной провансальского солнца ослабил их, а ложная тревога в тылу, где толпа римских обозников с криком выскочила из засады в лесу, довершила расстройство уже дрогнувших рядов. Германцы были рассеяны и – что понятно в чужой стране – перебиты или взяты в плен. Сам король Тевтобод оказался в числе пленников римлян. Среди убитых было много женщин. Зная, какая участь ожидает их как рабынь, тевтонские женщины отчаянно сопротивлялись в своих повозках и находили смерть в бою...
...Римляне атаковали неприятеля, который хотя и ожидал этого, но все же оказался застигнутым врасплох. Из-за густого утреннего тумана кельтская конница столкнулась с более многочисленной римской раньше, чем ожидала этого, и была отброшена назад к пехоте, которая в это время строилась для боя. С небольшими потерями римляне одержали полную победу; кимвры были уничтожены. Можно назвать счастливыми тех, которые пали в бою. Их было большинство, в том числе отважный король Бойориг. Они во всяком случае были счастливее тех, кто потом сам в отчаянии лишал себя жизни или попал на невольничий рынок в Риме, вкусил горькую участь раба и поплатился за свое дерзостное стремление к прекрасным странам юга...
… Человеческая лавина, в течение 13 лет наводившая ужас на народы от Дуная до Эбро и от Сены до По, покоилась теперь в сырой земле или томилась в оковах рабства...» [Моммзен 1995 т.2: 128-139]. Всё- таки стоит отдать Кащею должное – пока остроготы находились под его железной рукой, они никак не напоминали морские волны, которые сами не знают, куда их несет. Значимость роли личности Кащея в истории готов несомненна.
Вернемся в IV век н.э.
О дальнейшем пишет автор V века Евнатий: «Побежденные скифы [готы – В.Б.] были истреблены гуннами, и большинство их погибло. Одних ловили и избивали вместе с женами и детьми, причем не было предела жестокости при их избиении, другие, собравшись вместе, обратились в бегство» [Известия древних писателей 1893: 726]. Евнатий писал это о последствиях «первой» гунно-готской войны, и такое описание с немалым основанием считается преувеличением. В самом деле, везеготы, в 376 году переправившиеся через Дунай, спасаясь от гуннов, были народом огромной численности, о чем говорят как прямые сообщения историков [Аммиан Марцеллин 1993: 497], так и их последующие успешные войны с Империей. Остроготы, оставшиеся в Приазовье, также пребывали в числе сильнейших народов Восточной Европы. Однако, более вероятно, что Евнатий просто перенес на несколько лет назад события «второй» войны. Тогда становится понятным и то, почему остроготы переселились в Мезию и почему они более полувека, почти до самой смерти Аттилы (до 451 года – битвы на Каталаунских полях) были мало заметны в большой политике Европы. Некого было замечать! После смерти Кащея раздробленные и деморализованные отряды остроготов, сдавшиеся и несдавшиеся, беспощадно истреблялись гуннами, а особенно, озверевшими союзниками последних (вероятно, было за что). И, если Иордан прав, сообщая о «Гезимунде, сыне великого Гунимунда», перешедшем с частью готов на сторону гуннов еще до того, как исход войны был решен (а оснований сомневаться в этом вроде бы нет), то, вероятно, эти сообразительные остроготы и уцелели. Вероятно, в искренность их «клятв» славяне не верили совершенно и готовы были разделаться с ними тоже, поэтому «сын великого Гунимунда» и увел этих остроготов в Мезию с разрешения гуннов, а возможно, и с их конвоем. «Вскоре после смерти Винитария стал править ими Гунимунд» [Иордан 1997: 108] – возможно, это просто тезка «отца Гезимунда», а, возможно, это одно лицо (или близкий родственник – сыновей и внуков часто называют по именам отцов и дедов).
После этого, до самой смерти Аттилы (453 г.), Иордан не упоминает почти никаких событий из истории остроготов, только дает не особенно достоверное перечисление их царьков, подчиненных гуннам. Даже «Когда он умер [один из вождей – В.Б.] остроготы так оплакивали его, что в течение сорока лет никакой другой король не занимал его места...» [там же]. В столь затянувшийся траур сверхвоинственного племени поверить весьма трудно: скорее причина в том, что от самого племени почти ничего не осталось, а те, кто уцелел, впали во вполне понятную после такого разгрома депрессию, неизбежно связанную в те времена с междоусобной грызней, мелкими склоками, старыми обидами и т.п. В «Старшей Эдде» («Вторая песнь о Гудрун» [Западноевропейский эпос 1977: 210]) говорится: «Конунг Тьодрек был у Атли и потерял там большую часть своих людей». В «Третьей песни о Гудрун» эта последняя говорит: «Тьодрек привел [в ставку 'конунга' гуннов - В.Б.] / тридцать воителей / никто из дружины / в живых не остался!» [там же: 215]. В «Песни о Нибелунгах» после схватки «амелунгов» с бургундами в ставке короля гуннов Дитрих Бернский приказывает раненому Хильдебранду: «К оружью призовите моих богатырей...».
«Но Хильдебранд промолвил: «Кто ж явится на зов,
Коль больше не осталось теперь у вас бойцов?
Из всей дружины вашей лишь я один в живых»
Был Дитрих смел, но задрожал и он от слов таких» [там же: 488].
Гибель готов («дружины Теодориха-Тьодрека-Дитриха») связана с гуннами, а невнятность такой связи (нигде прямо не указывается, что «амелунгов» убивали гунны, в «Песни о Нибелунгах» это прямо отрицается) происходит от того, что этот сюжет (гибель готских воинов) в эпосе контаминируется с другим – службой остроготов гуннам (напр. [Мифы и легенды 2000: 582]), что также имеет свой исторический прототип в виде службы гуннам, хотя и не самого Теодориха Великого, жившего позже, но его предков.
Однако время шло, остроготы опять воспряли духом, число их возросло (отнюдь не за счет естественного прироста, а подобно тому, как росли все союзы племен времен Великого переселения, за счет присоединения мелких племен, просто шаек и отдельных головорезов). В те времена распада всяких
