— С чего вы взяли?
— Скандалы — из вашего факса, а всё остальное из того, что ваши женщины держат свои машины в гараже, а ваша всегда ночует на улице. Кроме того машина у вас самая старая.
— А почему вы решили, что это моя машина?
— Я видел, как вы в неё садились.
— Ну что ж, мистер Шерлок Холмс, наверно, вы правы.
— Желаю вашей жене благополучного возвращения.
— Спасибо.
Прежде чем второй раз посылать факс Юра долго думал включать в него сердитую приписку или нет. В конце концов, он решил ничего не менять и несколько раз проверив код города и страны отправил копию водительского удостоверения жены в Париж.
Во Францию он позвонил, когда там была полночь. Трубку сняла его дочь.
— Алё, — сонным голосом сказала она.
— Наточка, что у вас произошло?
— Ты наверно знаешь.
— Нет, мама мне ничего толком не сказала.
— Сразу из аэропорта мы заехали в гостиницу и, не распаковывая вещи, вышли на несколько минут в город. Мама хотела вдохнуть парижский воздух и сразу же вернуться, потому что вечером мы планировали пойти в инвалидный дом.
— Куда? — не понял Юра.
— В инвалидный дом.
— В Дом Инвалидов, Наточка.
— Разве это не одно и то же?
— Нет, не одно, — сказал он и подумал, что надо будет заняться с дочерью русским языком, — что было дальше?
— Пока мама заполняла бумаги, я свои документы переложила в специальный кошелёк, тот который под платьем. В кафе я заказала себе бокал вина. И меня никто не попросил предъявить паспорт. Представляешь папа! Не то, что в твоей хвалёной Америке. Там мне ещё 3 года не разрешат пить в общественных местах. А здесь — пожалуйста.[18]
— Ну и как?
— Отлично, ты же сам говорил, что французские вина лучшие в мире, но у меня после них началась животная боль.
— Какая?
— Животная, — ответила Натка, подмигивая матери.
Они ожидали его звонка и весь день думали, как смягчить его недовольство.
— Боль живота, — поправил он.
— Я и говорю животная. Так вот мама повесила свою сумочку на стул и на секунду отвернулась. В результате у неё утащили все документы. После этого мы пошли в Американское посольство. Там я рассказала, что произошло, а секретарша даже не удивилась. У них такие случаи бывают довольно часто. Она обещала восстановить паспорт за полчаса. Для этого мама должна была сфотографироваться, назвать свой возраст, имя и точный адрес. Я ещё по дороге её предупредила, что буду вести все переговоры сама. Ну, сфотографировалась твоя жена молча, а потом, вместо того, чтобы тихо заполнить анкету, стала задавать разные вопросы. Услышав её акцент, секретарша срочно вспомнила, что для выдачи паспорта нужно удостоверение личности. Вот поэтому мы тебе и позвонили. Ты уж извини, но я не виновата. Я матери говорила, чтобы она молчала, а она, понимаешь, не слушает младших.
— Это всё?
— А тебе мало?
— Нет, конечно, но такую неприятность я переживу.
— Я тоже так думаю. Дать тебе маму?
— Нет. Международные разговоры очень дорого стоят, поэтому передай ей привет, а когда вы приедете, я с ней поговорю.
— Будь здоров, — сказала Натка.
— Ты тоже.
Общение с дочерью успокоило Юру. Конечно, в погоне за удовольствиями его девочки ведут себя как инфузории-туфельки, но за столько лет он уже к ним привык. Что делать, если он любит этих инфузорий в этих туфельках. Такова его судьба. Охранник окружающей среды был прав. Очередной скандал кончится очередным примирением.
И впервые за три дня Юра быстро и спокойно заснул.
Женская солидарность
— Не могу я к тебе на дачу ехать, — сказал Юра.
— Почему?
— Моих женщин нет, я дома один.
— Тем более приезжай, я познакомлю тебя с очень хорошенькой девочкой.
— А потом твоя жена меня заложит?
— Ни за что, я гарантирую, — пообещал Стив.
— Тогда выезжаю.
— Не-е, мы планируем там быть только в пятницу.
— Ладно, — ответил Юра и повесил трубку.
В конце недели он приехал на дачу приятеля. Увидев его, Стив расплылся в улыбке:
— Ты так торопился, что не дал мне возможности рассказать про девочку.
— Можешь это сделать сейчас.
— Она особа голубых кровей, очень ласковая и по-своему красивая, но тебе может и не понравиться.
— Почему?
— Потому что она лохматая, с хвостом и на четырёх ногах, а ко всему ещё и несовершеннолетняя. У меня даже документов на неё нет. Да ты проходи, знакомься.
Стив показал щенка, который смешно ковылял по полу. Собачка действительно оказалась забавной и Юра начал с ней играть, а папа — так Стив называл себя — с гордостью говорил, что она чистокровная немецкая овчарка, её прапрабабушка была любимой собакой Геринга, а все её родственники занимали призовые места на собачьих выставках. Профессор гордо распрямился и выпятил грудь вперёд, как будто в этом была его заслуга.
— Почему вы вдруг решили приобрести собаку? — спросил Юра.
— Это единственный способ быть любимым за деньги.
— А если серьёзно?
— Моя жена осталась без работы и я хотел хоть как-то её развлечь, к тому же собака — это моя детская мечта, я перечитал про них кучу книг, ходил на все выставки и в десять лет стал академиком по собачьей части. Тогда же я решил, что мой пёс обязательно должен быть породистым.
— Почему?
— Плебеи среди собак ведут себя также как и плебеи среди людей.
— Ты же демократ, — удивился Юра.
— Но не демагог.
— Как зовут твоего щенка?
— Арина.
Стив был одним из ведущих в Америке специалистов по истории России, он любил свою работу и за много лет так вжился в образ русского человека, что друзей всегда встречал бутылкой, а в конце вечеринки
