подходящую цену он готов был продать свои боевые награды. Его семья снимала здесь трёхкомнатную квартиру. Вначале он был уверен, что разрешение на въезд в Америку придёт ему со дня на день, но дни складывались в недели, недели в месяцы, а разрешения всё не было. Недавно его зять получил место профессора физики в Нью-Йоркском университете. У Якова Борисовича Рабина освободилась одна комната и он готов был сдать её приличным людям. Сейчас в квартире жило пять человек: он со своей старухой и сын с женой и дочкой. Родственники, уже устроившиеся в Америке, советовали им наслаждаться Италией и ловить кайф. Но кайф не ловился, пособия с трудом хватало на жильё, а им, впервые попавшим за границу, хотелось поездить по стране и походить по музеям. Яков Борисович подрабатывал игрой в шахматы, а ордена и медали одевал только перед турниром. Там, попадая в трудное положение, он начинал стряхивать со своих наград несуществующие пылинки. Иногда это помогало. Во всяком случае, он зарабатывал не меньше, чем его сын, кандидат наук.
— Кем работает ваш сын? — спросил Илья.
— Он сколотил здесь бригаду по ремонту домов.
— Может он и меня к себе возьмёт?
— Нет, они принимают только с учёной степенью.
Из дальнейшего разговора выяснилось, что внучка Якова Борисовича — Маша, учится в местной школе. Она в совершенстве выучила итальянский язык и теперь её знаниями пользуются все родственники и знакомые. Передались ей эти способности от матери, которая в России изучала древние цивилизации, а здесь работала экскурсоводом и совсем не торопилась уезжать.
— Чего ты свою биографию рассказываешь, — перебил его Гена, — этот парень ведь квартиру ищет, а не интервью берёт. Ты комнату ему покажи и цену назови.
— Ладно, — согласился Рабин.
На следущий день Илья перевёз свою семью в Травояники. Оставив жену с сыном разбирать вещи, он отправился в Вечный Город за продуктами. Бывшие граждане Советского Союза были твёрдо уверены, что в Риме всё должно быть дешевле, чем в пригородах. Выйдя из метро, Илья Окунь стал смотреть по сторонам, пытаясь найти таблички с названиями улиц.
Их не было.
Он уже собрался идти наугад, но тут кто-то хлопнул его по плечу. Он обернулся.
— Ты на Круглый рынок? — спросил Гена.
— Да, а как ты определил, что это я?
— Вас, ленинградцев за километр видно.
— Я из Москвы.
— Это всё равно, пошли.
— А ты знаешь куда?
— Пошли, — повторил Гена, уверенно показывая дорогу.
На рынке по каким-то ему одному известным признакам он выбрал маленький магазинчик, ничем не отличавшийся от сотни других, и остановился около прилавка. Там были разложены разные сорта колбас, сыров и всевозможные виды готового мяса.
— Дай попробовать, амиго[46], — сказал Гена хозяину.
Тот отрезал им по кусочку сыра. Гена начал жевать с видом профессионального дегустатора. Проглотив сыр, он скорчил недовольную физиономию:
— Что это за пакость, парень. Чем ты торгуешь?
Парню было около 60 лет, русского он не знал, но мимику понял правильно и, зло блеснув глазами, стал что-то быстро говорить.
— Ну, вот, ругаться начал. Я же тебе ничего плохого не сделал, просто я такой сорт не люблю, может другой мне понравится больше. Вон тот. — Гена ткнул пальцем в направлении верхней полки. Продавец взял огромный нож и, используя его, как указку, дотронулся до головки сыра.
— Нет, — сказал Гена.
Хозяин показал на соседнюю.
— Да нет же, балда бестолковая, во-о-н тот, — Гена перегнулся через прилавок и протянул руку, показывая на сыр, лежавший в самом дальнем углу верхней полки. «Парень» буркнул что-то себе под нос, достал сыр и отрезал от него два маленьких кусочка. Попробовав, Гена кивнул и начал торговаться. Ему удалось сбить цену почти в два раза, но когда продавец сделал решительный жест ножом и сказал «Баста», Гена развёл руками:
— Как хочешь, амиго, для меня это дорого, — и, взяв Илью за рукав, повёл его дальше.
— Ты же знал, что не будешь покупать, зачем было торговаться? — спросил Илья.
— Чтобы не потерять квалификацию.
Эта сцена повторялась несколько раз и когда Илья уже начал нервничать, Гена сказал:
— Пошли в сквер, покупки посмотрим.
— Какие к чёртовой матери покупки? Из-за тебя мы только время потеряли.
— Не горячись, Илюша, не горячись. Спешка нужна только при ловле блох, да и то в военное время.
Они сели на свободную скамейку, Гена положил на колени свою сумку и стал вынимать из неё куски сыра и батоны колбасы.
— Так ты?..
— Что?
— Ты, — Илья сделал паузу, — ты…
— Я беру компенсацию за Крылья Советов.
— Какие Крылья Советов?
— Ты даже этого не знаешь, деревня, а ещё говоришь, что из Ленинграда.
— Из Москвы, — автоматически поправил Илья.
— Всё равно, одинаковые лохи. Слушай сюда, как говорят у нас в Одессе. До начала русской эмиграции итальянцы выбрасывали куриные крылышки как отходы, но когда увидели, что мы их подбираем, стали их продавать. Сначала за бесценок, потом всё дороже и дороже. А теперь они просто оскорбляют мои патриотические чувства, когда кричат, что продаются Крылья Советов. Ты ведь и сам это слышал. Ну, скажи, слышал?
— Да.
— Так что бери свою долю и скажи спасибо.
— Свою долю возьму, а спасибо говорить не буду, да и в игры эти больше играть не хочу.
— Тогда тебе придётся сумку с продуктами сторожить, а то она мне работать мешает, — сказал Гена, — а пока, раз уж мы всё равно на скамейку сели, давай перекусим. Он достал перочинный нож, сделал сэндвичи, положил их на салфетку и протянул Илье. Потом он посмотрел по сторонам и добавил, — не люблю я всухомятку есть, пойду, сок возьму. Ты какой хочешь?
— Я обойдусь, — ответил Илья, прикидывая свои финансовые возможности.
— Не бойся, говори какой, я угощаю.
— Мне всё равно.
— Подожди.
Гена подошёл к автомату, засунул в отверстие для монет согнутую в виде крюка проволоку, легонько ударил по боковой стенке, выбил банку сока, повертел её в руках, потом таким же образом выбил ещё три банки и, вернувшись к скамейке, поставил их рядом с бутербродами. Получилось у него это так быстро, что никто, кроме Ильи ничего не заметил.
После обеда одессит пошёл на промысел, а Илья лёг на лавочку и положил сумку под голову.
…Разбудил его вопрос Гены:
— Эй, соня, где продукты?
Илья сунул руку под голову, но там были какие-то старые тряпки.
— Украли, — сказал он, садясь и потягиваясь, — это нас Бог наказал.
— Меня наказывать не за что, а если ты такой грешник, то проверь на месте ли у тебя кошелёк.
Илья сунул руку в карман, потом в другой и побледнел.
— У меня там были деньги на весь месяц, Надя меня убьёт.
