Вскидываю руку, призывая обоих к порядку.
— Убежим
— Когда меня сюда привезли, я был в сознании, — говорит Нерейт. — Давали мне какое-то снотворное, но на хааду оно не особо действует.
Нерейт наклоняется вперёд.
— Я видел только главный вход, но другого, кажется, и нет. По крайней мере, охранники ни о чём подобном не говорили.
— Погоди. Ты знаешь гуртский? — удивляюсь я.
— Да, а ещё язык банчу и краггенов — правда, только детский вариант. Взрослые у них такие оглушительные звуки издают, мне такое в жизни не повторить. Немного понимаю по-умбрски, если говорят внятно. Даже йа-йин освоил. Насколько его вообще можно освоить, они же всё время правила меняют. Сегодня слово значит одно, завтра другое. Не поспеваю за всем этим бредом.
— Ты меня удивил.
— Ничего особенного. Нам; хааду, языки даются легко. Один раз услышим и запоминаем на всю жизнь.
Начинаю завидовать природным талантам хааду. В моём деле такие способности были бы кстати. Но потом вспоминаю, как прижимаюсь ухом к груди погибшего мужа и слышу только тишину. Нет, некоторые вещи лучше забыть.
— На главную дорогу можно попасть через двое ворот, — рассказывает Нерейт. — Первые — у самого форта, вторые — перед мостом. Я видел, как на мосту обыскивали телегу уезжающего. Скорее всего, они всегда так делают. Наверное, ищут контрабанду.
— А этот мост… он над чем? — спрашивает Фейн.
Чарн презрительно хмыкает:
— Ты тут что, первый день?
— Со мной никому не разговаривал.
— Никто, — поправляю я. Ну в самом деле. Я ему уже несколько уроков дала, про что только ни говорили — и такие элементарные ошибки!
Нерейт объясняет:
— Фаракца находится на острове посреди реки из жидкого камня. Знаешь, что такое жидкий камень?
— Нет, не слышал ни разу.
— Это такое вещество вроде лавы, только плавится при более низкой температуре и быстрее застывает. Река вокруг форта течёт очень медленно. На поверхности — хрупкая корка, она всё время ломается и перемещается. Сформировалась она под воздействием холодного воздуха пещеры. Но под ней чистый расплав. Очень горячий.
— Поэтому здесь так жарко? — уточняет Фейн, кивая на стены нашей камеры.
— Да. Камеры находятся под землёй. Расплавленный жидкий камень окружает нас со всех сторон.
Представляю, как за сырыми стенами из чёрного камня еле-еле перетекает горючая жижа.
— Как же мы переправимся через эту реку? — спрашивает Чарн.
— Ты что-то говорил про хрупкую корку, — обращаюсь я к Нерейту. — Она как, очень хрупкая?
Глава 33
Из отпуска (он же по совместительству — работа) возвращаюсь ещё более взвинченной, чем до отъезда. Джей вернулся в военную школу, Ринну поручили выполнять функцию телохранителя при каком-то важном государственном лице, запланировавшем визит в приграничную область. Поэтому дома меня встречать некому. Впрочем, ничего страшного. Я не из тех, кому постоянно нужна компания.
Ледо велел мне разыскать аптекаря по имени Экан, который продаёт дешёвые зелья и таким образом наносит ущерб его торговле. Попросила Керена выследить этого человека, пока я в отъезде. Вернувшись, обнаруживаю письмо от него. Керен что-то узнал. Тут же отправляю письмо с предложением встретиться в ночное время.
Пока жду ответа, у меня есть свободное время. Брожу по апартаментам Каракасса, не зная, чем бы себя занять. Выпускной Джея всё ближе и ближе, от одной мысли на душе становится тревожно. Поэтому брожу по местам, с которыми связаны приятные воспоминания, пытаясь таким образом успокоиться. В конце концов оказываюсь в центральном атриуме, перед самой массивной из созданных дедом Ринна скульптур. Его величайшее творение. И одновременно — величайшая ошибка.
Грандиозный монумент в центре круглого помещения доминирует надо всем. Сама скульптура возвышается над круглым бассейном, а по каменным каналам вода подаётся к резным фонтанам. Кругом — пышные грибные сады, переливающиеся разными цветами — жёлтым, фиолетовым, зелёным, розовым. С лёгким удивлением понимаю, что могу назвать каждый вид — вот россыпи маленьких дождевиков, а вот — карликовая микора. Её легко узнать по разветвлённой высокой ножке и плоской шляпке.
Пустячок, а приятно. Должно быть, от Рейты нахваталась. Да, натуралист из меня неплохой — для любителя.
Кроме меня, в атриуме полно народу. Одни сидят в беседках, другие прогуливаются. А кое-кто расположился на изящных ажурных балконах, опоясывающих комнату. Оттуда открывается чудесный вид на шедевр Венья Эткен Аста. Тихие голоса эхом разносятся по атриуму.
Не спеша прохаживаюсь туда-сюда. Вообще-то мне здесь нравится. Дорожки освещены лампами. Наверху висят мощные фонари с яркими светящимися камнями. Свет играет в каждой грани стекла работы лучших ремесленников. На самом деле свет можно контролировать так же, как и температуру — при помощи разноцветных стёкол, правильных углов, искусства заклинателей камня, которые заставляют светящиеся камни сиять подобно миниатюрным солнцам. Свет — такой же важный элемент архитектуры и часть интерьера, как дерево, камень или металл.
Добираюсь до своего любимого места, останавливаюсь и смотрю на скульптуру. На первый взгляд она кажется странной — бесформенная, почти не обработанная. Многие типы камней и руд сливаются вместе, создавая замысловатые узоры. Вот ярко-красный призматический ванадинит, а рядом — длинная прожилка сине-зелёной хризоколлы. Гроздь пузырьков малахита соперничает по красоте с переливами серебра и оборками из целестина. И среди всего этого — совсем уж редкие минералы, добытые с самых глубин, куда может проникнуть только один народ — краггены. Поначалу скульптура кажется хаотичной и не слишком привлекательной, но постепенно завораживает любого зрителя. Трудно отвести взгляд от всех этих завитков, острых углов и плавных изгибов. Кажется, будто в них скрыта какая-то загадка.
Каждый видит в этой скульптуре что-то своё, но для меня она имеет особый смысл. Именно это великое творение поработило мужчину, которого я любила. Ринн, так же как и я, был в долгу у клана Каракасса. Его дед Аста одолжил у клана деньги, чтобы создать монументальную скульптуру по заказу одного очень богатого торговца. Но когда в результате махинаций конкурентов заказчик разорился, Аста и сам оказался на грани нищеты. Он вложил все деньги в наполовину законченную скульптуру, которая никому была не нужна. Каракасса наложили пожизненный долг на три поколения. Первое задание заключалось в том, чтобы мастер завершил своё произведение.
Ринн был представителем последнего поколения должников в семье. Мой долг распространялся на меня одну. По идее наш сын должен был родиться свободным. Но на деле вышло по-другому.
— Какая красота, — пропел голосок слева.
— Какая гадость, — бросил голос справа.
С улыбкой оборачиваюсь. А вот и близнецы, Лисс и Каста. Разные, будто день и ночь. С тех пор как мы в последний раз виделись, обе изменили цвет кожи. Теперь Лисс бледная, как их старший брат Ледо, и напоминает измождённое привидение. Каста же решила поэкспериментировать с угольно-чёрным.
— Как мы по тебе соскучились!
