под летним солнцем. Однако лорду Эмсворту они напомнили ацетиленовые горелки, и ему показалось, что Анджела не в духе. Он огорчился; она ему нравилась.
Чтобы снять напряжение, он сказал:
— Анджела, ты много знаешь о свиньях?
Она засмеялась тем резким и горьким смехом, который так неприятен сразу после завтрака:
— Знаю. Я же знаю вас.
— Меня?
— Да. А кто вы еще? Тетя Констанс говорит, вы не отдадите мне деньги.
— Деньги? — удивился лорд Эмсворт. — Какие деньги? Ты мне ничего не одалживала.
Чувства леди Констанс выразил звук, который обычно издает перекалившийся радиатор.
— Твоя рассеянность, Кларенс, — сказала она, — может кого угодно довести. Не притворяйся, ты прекрасно знаешь что бедная Джейн завещала тебе опекунство.
— Я не могу взять свои деньги до двадцати пяти лет, — прибавила Анджела.
— А сколько тебе?
— Двадцать один.
— О чем же ты волнуешься? — спросил лорд Эмсворт. — Четыре года можешь жить спокойно. Деньги никуда не уйдут.
Анджела топнула ногой. Леди так не делают, но все же это лучше, чем лягнуть дядю по велению низших страстей.
— Я говорю Анджеле, — объяснила леди Констанс, — что мы можем хотя бы охранить ее состояние от этого бездельника.
— Он не бездельник. У него у самого есть деньги. Конечно, он хочет купить долю в…
— Бездельник. Его и за границу послали, потому что…
— Это было два года назад.
— Спорь, сколько хочешь, но…
— Я не спорю. Я просто говорю, что мы поженимся, даже если нам придется жить в канаве.
— В какой канаве? — оживился лорд Эмсворт, оторвавшись от горестных мыслей.
— В какой угодно.
— Анджела, послушай…
Лорду Эмсворту показалось, что они слишком много говорят, все голоса и голоса. Почти что разом, так громко… Он поглядел на дверь.
А что такого? Повернул ручку — и никаких голосов. Весело скача по ступенькам, он выбежал на воздух, в солнечный свет.
Веселье оказалось недолгим. Обретя свободу, разум вернулся к серьезным и грустным вещам. Приближаясь к страдалице, лорд Эмсворт шел все медленнее и тяжелее. Дойдя до свинарника, он оперся на перильца и стал смотреть на свинью.
Несмотря на диету, она напоминала воздушный шар с ушками и хвостом. Такое круглое тело должно, в сущности, лопнуть. Однако лорд Эмсворт смотрел на нее в тоске. Еще немного — и ни одна свинья не посмеет поднять глаза в ее присутствии. А так это лучшее из созданий ждет безвестность, в крайнем случае — смягченная последним местом. Как горько, как нелепо…
Мысли эти прервал чей-то голос. Обернувшись, лорд увидел молодого человека в бриджах для верховой езды.
— Вот, — сказал Хичем, — я смотрю, нельзя ли что-нибудь сделать. Такая беда…
— Спасибо, спасибо, мой дорогой, — растрогался лорд Эмсворт. — Да, дело плохо.
— Ничего не понимаю.
— И я тоже.
— Только что все было в порядке.
— Еще позавчера.
— Веселилась, что там — резвилась…
— Именно, именно!
— И вдруг, как говорится — гром среди ясного неба…
— Да-да. Полная загадка… Чего мы только не пробовали! Не ест…
— Не ест? Анджела больна?
— Нет, что вы. Я ее сейчас видел, все хорошо.
— Видели? Она ничего не говорила об этом ужасном деле?
— Нет. Она говорила про деньги.
— Ничего не понимаю!
— Гром среди ясного неба, — сказал лорд Эмсворт. — Я боюсь самого худшего. По Вольфу — Леману, здоровая свинья должна съесть в день хотя бы 57 800 калорий. Белков — четыре фунта пять унций, углеводов — двадцать пять…
— При чем тут Анджела?
— Ни при чем.
— Я хочу узнать, почему Анджела меня бросила!
Лорду Эмсворту показалось, что он об этом слышал.
А, да!
— Конечно, конечно, — сказал он. — Бросила, да? Помню, помню. Она решила выйти замуж. Тогда все понятно. А вот вы скажите, какого вы мнения о льняном жмыхе?
— Что вы имеете в виду?
— Льняной жмых. Такая еда для свиней.
— О, к черту свиней!
— Что?! — Лорд Эмсворт не очень доверял младшему поколению, но такого цинизма, такого беззакония он не предполагал. — Что вы сказали?
— К черту свиней. Вы все время о них говорите. Какое мне до них дело? Чтоб они треснули!
Глядя ему вслед, лорд Эмсворт испытывал и негодование, и облегчение. Негодование — понятно, а легче ему стало от того, что такой злодей не войдет в его семью. Молодец Анджела. Какой, однако, разум! Многих девушек ослепили бы блеск, титул, деньги — а она, с несвойственной возрасту прозорливостью, поняла все.
Приятные чувства, согревшие было душу, мгновенно вымерли, когда он увидел, что к нему идет сестра. При всей красоте леди Констанс, лицо ее порой как-то странно кривилось, и бедный брат с детства знал, что это не к добру.
— Кларенс, — сказала она, — с меня хватит. Езжай в Лондон двухчасовым поездом.
— Что? Куда?
— Повидайся с этим человеком и скажи, что, если они поженятся, Анджела не получит ни гроша. Я очень удивлюсь, если он тут же не сбежит.
Лорд Эмсворт задумчиво смотрел на круглый бок Императрицы. Его кроткое лицо тоже как-то искривилось.
— Почему ей за него не выйти? — спросил он.
— За Джеймса Белфорда?
— А что такого? Она его, кажется, любит.
— Ты идиот, Кларенс. Анджела выйдет за Хичема.
— Очень плохой человек! Свиней не понимает.
— Прекрати глупости. Ты едешь двухчасовым. Говоришь с Белфордом. Насчет ее денег. Ясно?
— Хорошо, хорошо, — сказал граф. — Хорошо, хорошо, хорошо.
Когда лорд Эмсворт сидел за столиком с Джеймсом Бартоломью Белфордом в самом лучшем обеденном зале своего клуба, ему было скорее плохо, чем хорошо. Казалось бы, хватит того, что ты оказался в Лондоне, когда такая погода, — но нет, еще губи двух людей, которые тебе очень нравятся.
