— Заканчивай с этой соломой! — произнес он резче, чем хотел, яростно вонзая вилы в куб прессованной люцерны. — На дальнем пастбище ограда шатается, так что меня не будет часа два.
Девушка следила за тем, как он размашисто шагает к дверям конюшни, словно стараясь поскорее оказаться подальше от нее. Его силуэт на миг обрисовался в потоке солнечного света и исчез.
— Вот чертовщина! — пробормотала она и выпрямилась.
Джейк упорно отказывался признать, что они желали друг друга. С одной стороны, Энжел досадовала, с другой — восхищалась силой его воли. Он так строго придерживался собственных принципов, словно от этого зависела жизнь их обоих. Решив однажды не испытывать его терпения, Энжел строго следовала этому. Вернее, полагала, что следует, до тех пор пока не обернулась и не встретила этот огненный взгляд.
Она со вздохом вернулась к своему занятию. К тому времени как дощатый пол стойла был полностью покрыт свежей соломой и Энжел занялась чисткой соседнего, наступил полдень. Покончив с последним стойлом, она прислонила вилы к стене и вышла в палящую полуденную жару. Двор был пуст, все живое попряталось в тень. Когда Энжел шла к дому, каждый ее шаг поднимал с хорошо утрамбованной земли пыль, и та садилась слоем на мокрую кожу ботинок.
Оказавшись наконец внутри, в относительной прохладе, Энжел с облегчением вздохнула, тем более что часы на каминной полке показывали, что до обеда остается еще целый час.
— Вот и славно, — сказала она вслух. — К возвращению Джейка я вполне успею принять душ.
«Если он вообще вернется к обеду», — мысленно добавила она, догадываясь, что Джейк сторонится ее. Что ж, она может сама отвезти ему обед. Не хватало еще, чтобы ее присутствие лишило его и крова, и пищи!
Проходя по прихожей, Энжел заметила, что прихрамывает. На ходу сбросив рубашку, она уселась на ящик для обуви и с трудом стащила ботинки. Швырнув их в угол, девушка стянула с себя джинсы и носки, побросав их туда же. Когда открылась ступня левой ноги, она застонала: там красовался здоровенный волдырь, уже успевший прорваться. Только тут девушка припомнила настоятельный совет Джейка заклеить пятки пластырем в тех местах, где мокрая кожа неизбежно должна была об них тереться.
Ковбойская жизнь больше не казалась ей такой уж привлекательной, и она ворчала до тех пор, пока не оказалась под душем. Вода быстро смыла пот и усталость, и настроение Энжел сразу улучшилось. Потом она обмоталась полотенцем и принялась рыться в шкафчике в поисках пластыря. Вспомнив, что она положила его на подоконник в кухне, она приоткрыла дверь и прислушалась, не вернулся ли хозяин дома. Но все было тихо, и девушка решилась покинуть душевую.
Джейк поднялся по ступенькам веранды, с удовольствием ступив в тень после работы на солнце. В доме ему послышались звуки, исходящие как будто из кухни. Движимый любопытством, он заглянул туда и увидел Энжел, пытавшуюся заклеить себе пятку пластырем. На ней не было ничего, кроме большого махрового полотенца, и он так и замер в дверях. От усилий заправленный край постоянно выскакивал, и полотенце норовило размотаться, так что девушке приходилось бросать свое занятие и закреплять его снова. Мокрые волосы свисали на обнаженные плечи, нижний край полотенца едва прикрывал бедра.
— Проклятие! — бормотала Энжел. — Мне не помешала бы еще одна пара рук!
— Могу предложить свои.
Она вздрогнула, выпустила край полотенца и едва успела его поймать. Джейк выглядел, как обычно, спокойным, но от него распространялось желание такой силы, что сам воздух в кухне, казалось, завибрировал. Чисто инстинктивно девушка сжала ноги, подтягивая верхний край полотенца на груди как можно выше. Приготовленный пластырь выпал у нее из рук.
— Я не слышала, как ты вернулся… — сказала она и удивилась тому, каким низким, грудным стал ее голос.
— Что с твоей ногой? — спросил Джейк.
Это был совершенно невинный вопрос, но голос его тоже изменился и был полон скрытого значения.
— Ты говорил, что нужно заранее заклеить пятку пластырем, а я забыла — и вот теперь на ней волдырь.
Энжел приподняла ногу и повернула так, что стало видно красное пятно на нежной белой коже. Джейк подошел вплотную, присел на корточки и поставил ее ступню на свое колено, внимательно разглядывая. Потом коснулся больного места, но так осторожно, что девушка даже не почувствовала.
— На обеих ногах или только на одной?
— На одной, — с трудом выдавила Энжел.
Она ощущала каменную твердость мышц его бедра и нежное прикосновение огрубевших пальцев. Она смотрела на Джейка сверху вниз и видела два черных полумесяца ресниц на фоне смуглых щек и прядь растрепанных ветром волос, упавшую на лоб. В ней родилось властное, почти непреодолимое желание ласково поправить эту прядь.
Джейк вскинул голову и поймал взгляд Энжел. На ее выразительном лице читалось все, что она чувствовала, и сердце его сразу зачастило, откликаясь. Он заставил себя отвести взгляд. Пластырь, упавший на пол, прилип, и он потянулся к коробке на столе за другим.
— Я же тебя предупреждал, что мокрую обувь нельзя надевать без пластыря на пятках, — произнес он с упреком.
Голос не вполне его слушался, и пальцы слегка дрожали, когда он пристраивал пластырь так, чтобы вся краснота была прикрыта. Он поймал себя на том, что снова и снова проводит по светлой полоске, хотя та была уже достаточно разглажена. Он знал, что не должен так вести себя, что тлеющее желание может вспыхнуть костром, но просто не в состоянии был остановиться. Ладонь скользнула на лодыжку, потом выше.
Энжел затаила дыхание, боясь спугнуть неожиданную ласку. Томление заставило ее веки опуститься, губы шевельнулись, беззвучно произнося имя. Пальцы коснулись чувствительной кожи под ее коленом и остались там, медленно и сладко поглаживая. Рука Джейка легла на колено другой ноги и двинулась вверх. Прикосновение было не просто волнующим, оно возбуждало, и тихий стон сам собой сорвался с губ Энжел.
Джейк поднял голову, взгляды их встретились. Он желал ее, но боролся с собой, и это тронуло ее настолько, что она поддалась властной потребности прикоснуться к нему в ответной ласке. Ее рука дотронулась до его лица, и Джейк потерся об нее щекой, прижался губами к открытой ладони.
— Энжел, Энжел! — Имя вырвалось, как крик о помощи. — Не делай этого, лучше помоги мне! Я не должен пользоваться ситуацией!
— Ты и не пользуешься, — мягко возразила она. — Я ведь не ребенок, Джейк.
— О нет! — согласился он, поднимая взгляд на округлости грудей, наполовину прикрытые полотенцем. — О нет, ты не ребенок!
Он поднялся на ноги и запустил руки в тяжелую гриву ее волос. Энжел встретилась с завораживающим взглядом серебристо-серых глаз. Губы соприкоснулись, потом прильнули друг к другу в исступлении давно сдерживаемого желания. Энжел ощутила, как выскальзывает край полотенца от мягкого рывка, как оно раскрывается и соскальзывает с груди, но ей и в голову не пришло протестовать — наоборот, она всей душой приветствовала происходящее. Когда ладонь легла на обнаженную грудь, она прошептана имя Джейка со страстью, и он услышал, понял, что ими движет в этот миг чувство одинаковой силы. Теперь уже ничто не могло остановить их…
Пронзительная трель телефонного звонка разметала окутавший их жаркий туман. Джейк окаменел, открыл глаза и поймал взгляд Энжел из-под густых ресниц; ее губы припухли от поцелуев, щеки пламенели.
— Пропади все пропадом! — прорычал он с горьким разочарованием в голосе.
Телефон надрывался, но Джейк больше не обращал на него внимания. Он бережно опустил Энжел на стул. Ее широко раскрытые глаза не отрывались от него ни на мгновение, в них еще теплилось желание. Внезапно она встрепенулась, словно разом опомнившись, и оттолкнула его руки. Энжел вновь туго обмотала полотенце вокруг тела, старательно заправив край. Лицо ее при этом горело уже не от желания, а от стыда, и она прятала взгляд.