— Это имеет значение, но ничего не меняет.
— Тогда, — Эннели села на стул, — давайте поговорим о чем-нибудь другом, вроде миллиона миль между пунктом А и пунктом Б, и о том пункте, куда мы с Дэниелом теперь направимся.
— Решайте сами, — Элмо уселся напротив нее. — Пароход еще месяц будут оснащать радиоаппаратурой. Тут будет жить постоянная команда, человек десять-двенадцать, иногда гораздо больше. Можете остаться — поучиться радиоинженерному делу, которое весьма полезно в наши дни, или поезжайте в Техас, в Уэйко, там открывается наша языковая школа. Выучите испанский и заодно удостоверитесь, что границы наши всегда открыты для некоторых товаров и людей. В Вашингтоне стоит общинное судно по добыче лосося, там рабочие руки всегда нужны — на нем точно есть двигатель. И команда, которая лет сто назад сделала бы честь пиратскому кораблю. Или, если хотите овладеть искусством печати и фотографии, у нас вот-вот начнет работать печатный цех…
— Печатный цех?
— Изготовление документов, водительских прав. Все такое.
— Поддельных, — кивнул Дэниел. Элмо пожал плечами.
— Что тут скажешь. У нас есть куча официальных печатей и прочей атрибутики, правда, нет официального разрешения ее использовать.
— А где этот печатный цех? — спросила Эннели.
— В Беркли. Калифорния.
— Беркли, Калифорния, — мечтательно протянула Эннели. — Удостоверения личности, свидетельства об образовании. Отлично. Это и выберем. — Она обернулась к Дэниелу. — Если, конечно, тебе подходит.
— Да, — сказал он, — я хотел бы пожить в городе.
— Сколько мы там пробудем? — Эннели повернулась обратно к Элмо.
— Пока вы не устанете или пока цех не погорит — с типографиями это случается. Но чем качественней документы, тем меньше шума.
— Когда ехать?
— Хоть сейчас. Оборудование и сырье будут завозить еще в течение месяца, но помещение готово.
— И двигатель не нужен, да? — вставил Дэниел, но уже с улыбкой.
Элмо улыбнулся в ответ.
— Ты знаешь, сынок, как называют бульдога, который понимает, когда надо разжать челюсти?
Мальчик покачал головой.
— Умницей, — сказал Элмо.
— А вы знаете, как называют пароход без двигателя?
— Дай подумать, — вздохнул Элмо. — Тупицей?
— Нет. Коммуникационным центром.
— Черт, похоже, мне пора брать на работу большую ложку.
Дэниел не клюнул, но Элмо все равно объяснил:
— Для того дерьма, которое регулярно приходится есть, ложка не помешает.
— Раз уж мы взялись задавать вопросы, — вмешалась Эннели, — и раз уж вы доверяете нам подпольную типографию, я бы тоже хотела кое-что узнать. Где сейчас Шеймус Мэллой?
— В море, с небольшой командой охотников за сокровищами. Тот чокнутый профессор так и не объявился.
— За какими сокровищами? — спросил Дэниел.
— Серебро, золото.
Эннели улыбнулась.
— Тогда он наверняка доволен и счастлив.
— Господи, — сказал Элмо, — будем надеяться.
Дом в Беркли стоял на Маккинли-стрит, почти рядом со школой. Когда месяц спустя грузовик «Хелмсбро Муверз» (с типично берклийской надписью на борту: «Довезем куда вам надо, даже прямо в пекло ада!») привез коробки и ящики будто бы с мебелью, Эннели и Дэниел нашли в них пачки незаполненных свидетельств о рождении, водительских прав, призывных повесток, паспортов, а также набор официальных печатей каждого штата и федеральных ведомств. Маленькую фотолабораторию на втором этаже оборудовали еще до их приезда, в соседней комнате стоял «Мультилит» для размножения документации, тигельный печатный аппарат и батарея пишущих машинок вдоль стены. После дружеского курса обучения у Джейсона Уиска, работавшего неподалеку под видом агента по недвижимости, они за полдня могли изготовить новое удостоверение личности. Разделение труда наметилось само собой — Эннели нравились фотосъемка и тиснение, а Дэниел особенно заинтересовался разными способами печати. Джейсон доставлял и отправлял заказы, которые шли стабильно, не давая цеху простаивать, но и не требуя сверхурочной работы. Клиенты не заходили к ним; если требовалось сделать фотографию, Эннели либо работала с уже изготовленными где-то негативами, либо снимала сама в Джейсоновом агентстве недвижимости.
На улице Дэниела часто донимали расспросами, почему он не в школе, и по будням он редко выходил из дому раньше трех часов дня. До полудня он обычно печатал, а после обеда читал хотя бы пару часов перед тем, как отправиться исследовать городскую жизнь.
Вечера были в распоряжении Эннели. Ей особенно полюбился клуб «Зажигай у Д-ра Джема» на Шатток-авеню. Быстро сведя знакомство с тамошними завсегдатаями, художниками и музыкантами, вскоре она уже пела и играла на дудочке казу в группе под названием «Случайные Всадники», постоянно раздираемой творческими конфликтами. Репертуар их включал большей частью народные песни с какой- нибудь мистикой, а также стихийные и малопристойные социально-политические дискуссии. «Случайные Всадники» были приверженцами высокого человеческого общения при не столь высоком искусстве, с ними Эннели снова окунулась в компанейскую жизнь. И начала отрываться.
Но есть траектории, неподвластные переменам: год спустя одним майским утром, отыскивая в городской библиотеке томик стихотворений рекомендованного друзьями поэта, Эннели увидела Шеймуса Мэллоя. Он стоял у стеллажа с литературой по химии, гладко выбритый, черноволосый и, судя по подколотому булавкой рукаву пиджака, без левой руки. Ни секунды не сомневаясь, что это он, Эннели тихонько подошла и потянула за пустой рукав.
Шеймус медленно закрыл книгу, которую рассматривал, и поставил на полку, не оборачиваясь.
— Эти два года… я любил и ждал тебя каждую минуту, — прошептал он, по-прежнему глядя на книжные корешки. — И теперь я боюсь смотреть на тебя, боюсь, что это не ты, что это сон, галлюцинация отчаяния…
— Ничего, если я обниму тебя здесь? Конспирация не пострадает? — ладонь Эннели легла ему на спину.
— Наверно, пострадает, — улыбнулся Шеймус, — но пожалуйста, пожалуйста, обними!
Он обернулся, в глазах стояли слезы. Обнимая его, Эннели почувствовала под пиджаком прижатую левую руку.
— Пойдем поболтаемся где-нибудь. Если можно.
— Все можно, только осторожно, — он взглянул ей в глаза, потом на зал через ее плечо. — После вас, мадам.
Через два квартала, в «Свенсен Бургерз», они сели за дальний столик и заказали кофе.
— Ну что, — сказала Эннели, — рассказывай. Я за это время слышала о тебе только раз — мне сказали, ты ищешь сокровища.
— Все правда. Надо было где-то отсидеться, я предпочел уплыть подальше. Мы ныряли к обломкам погибших кораблей у берегов Колумбии. Работа, ясное дело, но и там были свои светлые моменты. Трудно описать, что испытываешь, стоя на палубе со слитком золота — поднимаешь его к солнцу, а с него еще капает морская вода. Конечно, с твоими объятиями это не сравнить, но надо было радоваться и тому, что имеешь.
— Говори, говори, — улыбнулась Эннели. — Дэниел позавчера спрашивал, почему мне так нравятся
