Мужчина присел на корточки и провел совиным пером по выгоревшим доскам, потряхивая коробом и мурлыча что-то себе под нос. Вдруг он вывалил на настил все содержимое короба: двадцать маленьких латунных ключиков, какие-то кости и зубы, плоский серебряный диск, маленький золотой самородок, куски обсидиана всевозможной формы и прозрачности, кабаний клык и четыре сухих семечка, все разные, ни одно из которых Дэниел не смог опознать.
Мгновение мужчина смотрел на все это, потом решительно выбрал из кучи ключ и протянул его Дэниелу, указав на один из домиков:
— Номер пять. Это вон тот. Паркуйтесь сзади.
Дэниел взвесил на ладони ключ и сказал с сомнением:
— Что-то я не заметил здесь кафе.
— Кафе? — безучастно повторил мужчина.
— Я просто подумал — там у дороги было написано «Еда»…
Мужчина наклонил голову:
— Вы голодны?
— Немного.
— В доме есть немного вяленого мяса и половина ржаного хлеба. Я отнесу ключи и принесу вам поесть.
— Да ладно, не беспокойтесь — у меня в фургоне есть кое-что пожевать.
— Никакого беспокойства. Через некоторое время я все принесу. А вы ступайте пока к себе.
— Спасибо, — сказал Дэниел. Он чувствовал, что должен уйти, но вместо этого стоял и наблюдал, как мужчина складывает все высыпанное обратно в короб.
— Мне не раз говорили, что я любопытен до неприличия, — начал Дэниел, — но скажите, как вы поняли, который ключ выбрать?
Мужчина опустил в короб последнее семечко и поднялся на ноги, встретившись взглядом с Дэниелом:
— Не знаю, как. Верно, пробовал и пробовал, так пришло какое-то чутье.
— Хм. Ясно. Просто интуиция, да? То есть никакой методики, я хочу сказать.
— Нет, никакой особенной методики нет. Но есть традиции.
— А что именно вы чуете? — решился Дэниел.
Мужчина вскинул голову, на высоких выступающих скулах мелькнуло солнце:
— Что я чую? Я чую, какой ключ подойдет гостю.
— Ага, — сказал Дэниел, осознав, что из тавтологии очевидного не вырваться ни одному секрету, — понятно. Спасибо, что удовлетворили мое любопытство.
— Не за что, — пожал плечами мужчина.
Дэниел припарковался за домиком. Обойдя его — задней двери не было — он обнаружил, что домики окружают бассейн шириной футов в шесть, с наклонным дном глубиной от трех до девяти футов. Воды в нем не было. Сквозь длинные трещины в цементе проросли сорняки.
Домик был незаперт. Изнутри он оказался еще меньше, чем выглядел снаружи — несмотря на небольшое количество мебели — но был чистым и светлым, с четырьмя большими окнами. В середине комнаты был камин, у окна приземистая железная кровать с ярким синтетическим покрывалом. У одной стены было сложено полкорда дров, напротив стоял формайковый стол и два стула с прямыми спинками. Добрую половину стола занимал телевизор — пузатый семнадцатидюймовый «Филко» середины шестидесятых, с настороженными, точно заячьи уши, антеннами. Дэниел думал, что единственная дверь ведет в ванную, но нашел за ней только туалет и умывальник. Он справил нужду, вымыл руки и плеснул холодной водой на лицо. Полотенца, как он вскоре обнаружил, не оказалось.
Слегка подосадовав, Дэниел с мокрым лицом остановился перед телевизором, ожидая, пока оно высохнет. От открытой входной двери послышался голос:
— Не работает.
— О, — только и смог сказать Дэниел.
Мужчина положил завернутое в полиэтилен мясо и нарезанный хлеб на телевизор:
— А если бы и работал, — продолжил он, глядя на экран, — это не имело бы значения, поскольку у нас нет электричества. А если бы оно у нас и было, через пару месяцев его все равно отключили бы и прислали сюда добрых молодцев за деньгами. Я не люблю их. Сердце у них — с горошину мышиного помета.
— Однако ваше объявление на дороге слегка… вводит людей в заблуждение. На мой взгляд.
— Возможно. Но у нас действительно есть и жилье, и еда, и бассейн, и телевизор — только не все сразу. К тому же разве я спрашивал у вас денег?
— Не спрашивали, — признал удивленный Дэниел.
— Мы не берем денег. Стыдно просить платы у гостей.
Не зная, что сказать, Дэниел спросил:
— Тогда почему вы не напишете там на щите: «Бесплатно»?
— Потому что тогда никто не удивится, приехав сюда. Дэниел уставился на него, потом покачал головой:
— Прошу прощения — кажется, я сегодня плохо соображаю. Как вас зовут? Если уж я ваш гость, хотелось бы знать, кого благодарить за гостеприимство.
— Уолли Мун.[24]
— А я Дэниел Пирс, — бесстрашно сказал Дэниел. — Если это не слишком личное, Уолли, можно спросить, кто вы по национальности?
— Моя мать, Лао-Ши, была китаянкой, отец — чистокровным апачем. Его звали Пылающая Луна.
— А можно спросить, почему это место называется «Две луны»? Вам было видение?
— Нет. Я встретил женщину. Она наполовину из апачей, наполовину из семинолов,[25] с примесью крови каджун.[26] Мы не родственники, но она тоже носит имя Мун. Это распространенное имя.
— То есть — две луны.
— Моей жене нравится. Ее зовут Энни. Сейчас ее здесь нет, потому что у нее месячные. На это время она уходит в горы. Не любит быть рядом со мной, когда у нее месячные. Говорит, я ее сбиваю с толку. Женщины странные существа, но Энни особенная. Я люблю ее.
Дэниел почувствовал, что меняется в лице, и усилием воли загнал слезы обратно. Он попытался заговорить, но голос сорвался, что таиться уже не было смысла. И он не стал.
Уолли мягко положил руку ему на плечо:
— Дэниел, вам надо отдохнуть. Снаружи есть парильня и холодный душ. Лампы и керосин в шкафу возле туалета. Если что-то понадобится, заходите. Оставайтесь здесь, сколько захочется.
Дэниел собрался с силами и сказал:
— Спасибо.
Он попытался улыбнуться:
— Это что, придорожный приют для ненормальных?
— Нет. Просто место для отдыха.
Когда Уолли ушел, Дэниел принес внутрь сумку с Алмазом и лег вместе с ним на кровать. Он попытался было подумать о том, чего натворил, и что мог, и что должен был, но все это вдруг закружилось, как водоворот, и через минуту он уже спал.
Я молчала и тупила весь день, тянула резину и кивала все полчаса, пока у меня был доктор. Он сказал, что у меня задумчивый и замкнутый вид. Я сказала, что Мия больна. И тут он решил прибегнуть к столь хитроумному, тонкому и проницательному ходу, который явно приберегал до тех пор, пока мне станет получше:
— Дженни, ты знаешь, что по-итальянски «мия» означает «я»?
Я вонзила клыки в тщеславие доктора Путни, да так, что мало не показалось:
