камня влились в пустотные души слабых петербуржцев. И все эти юные герои-пионеры, школьники- скрипачи, маленькие питерские вундеркинды, безусловно, все они насыщены гениями одухотворённых каменных детей на фронтонах!
В одном месте я увидела Владика. Это было его лицо, его нос, его глаза, только всё это было окутано кудрями декоративными, а на лоб спускался шлем. Но рот был приоткрыт как у разгильдяя Влада, будто уста этого маскарона верещали что-то циничное и насмехались над окружающим беспределом.
Я отныне теперь ходила по городу, высоко здрав голову. Однажды так шла, шла, а там было какое-то сумасшедшее кафе, вынесшее свои столики на панель, а под столиками они ещё сделали помост. Я так шла, шла, задрав голову, нога моя наступила на паребрик помоста, и я ужасно смешно упала, задрав высоко ноги. Хорошо, что ничего себе не сломала.
Наступает день Святого Валентина. Я утром нахожу в шкафу лоскут розового бархата и крою из него две подушечки в виде сердечек — одну для Владика, другую для Вспышкина. Я сшиваю подушечки, набиваю их синтепоном. Блин, я набиваю и набиваю, а подушечки всё ещё тощие. Я израсходовала большой мешок с обрезками синтепона, и подушки, наконец-то, надулись и стали пухлыми и объёмными. Блин, они стали огромными! Я то думала, что выйдут два маленьких сердечка из розового бархата, а вышли спальные подушки в виде огромных сердец! Как я это понесу! Я то думала, что засуну подушечки в сумку, выну их и подарю, а тут нужно два больших полиэтиленовых мешка! Ну, блин… Я встречаюсь с диджеем Вспышкиным.
Мы договорились с ним встретиться у метро Василеостровская в кафе «Белочка». В голове белочка, и кафе «Белочка». Дырочка в «Белочку» закрыта, дверной проём забит стальным листом. Хотя, может, я ошибаюсь. Я давно здесь не была. Дорогу перегородили бронзовые кони в натуральную величину, за ними вагон конки. Новый «подарок городу» в стиле бескрылого натурализма. Крылья совкам поотрывали, доверие к наивному материализму оставили. Лошади и лошади, вагончик за собой тащат. Думать тут особенно не о чем. Лошади перегородили прямой взгляд на «Белочку». Вспышкина тоже не видно. Может быть, это кафе было чуть поодаль? Я опоздала на 20 минут, он, наверное, ушёл. Мимо идут две девочки лет одиннадцати. «Ты видела, а? Там Вспышкин стоит!». У девочки круглые глаза и вид такой, как будто её пронзило током. «Такой весь седооой! Лохмаааатый! Страаашный! Ужас! Видела?». Девочка рассказывает своей подруге об увиденном Вспышкине с тайным ужасом глубоко неосознанной эротики. Может быть Вспышкин — это её первый ослепительный удар стрелы Эроса, постыдный, пугающий и манящий, вскрывающий в маленьком нерасцветшем тельце огненный океан неизведанной и не имеющей слов для выражения сладости и ужаса. Я ловлю девчонок за косички. «Так, милые мои, ну-ка, а где вы Вспышкина видели, покажите-ка мне это место!». Девочки робко машут крылышками: «Воооон там!». Я не вижу Вспышкина, но иду в указанном направлении. Он выскакивает, как молния, с тем, чтобы погрузиться со мной в подземелье «белочкиного» дупла.
Вспышкин прекрасен! Нестерпимо яркий, маленький, в ярком комбинезоне, сшитым из голубой, жёлтой и розовой ткани. Посередине стройного туловища он перехвачен широким ремнём с металлическими шипами. На голове у него нежная мужская шапочка из красного мохера. Под красной шапочкой во все стороны торчит седая пышная растительность. Такая вот у нас петербургская Красная Шапочка — девочка, волк, бабушка и дровосек в одном флаконе. Гениально!
На Вспышкина налетает стая юношей и девушек. Они словно озаряются ударами молний, высекаемых из их сердец от встречи с мегазвездой многотысячных дискотек. Я прямо чувствую сама эти тёплые толчки из сердца, от которых икрится в глазах. Я смотрю, как Вспышкин работает. Это работа у него такая — сверкать, искрить, позировать перед случайно взятыми с собой цифровичками, мобильниками со встроенными фотокамерами, писать автографы…
Мы сидим в маленьком бедном кафе, посетителями которого является впавшая в нищету университетская интеллигенция. Мужчины в строгих, несколько старомодных пальто, солидные дамы, одетые со вкусом, но с подчёркиванием непреодолимой дистанции между их уровнем научных и жизненных достижений и уровнем желторотого студенчества. Все они пьют фантастически дешёвый по нынешним временам, но качественный заварной кофе, едят по старомодному кремосодержащие эклеры и буше. Это островок социалистического прошлого. Даже буфетчица здесь особенная. Немолодая, пышная и румяная, как булочка, очень расторопная и чёткая в расчётах буфетчица. В ней чувствуется старая закалка, любовь к порядку и дисциплине труда, уважение к своим тихим и сдержанным, но заслуженным посетителям. В этот чинный мирок порядка и скрытого сластолюбия и плотоядности (имеется в виду сласть и плоть пирожных) врывается со своей маргинальной вспышкой мсьё Вспышкин. Дамы и господа впадают в лёгкий шок, смотрят на него с опаской и осуждением. «Как можно сударь, вы, в вашем и нашем солидном и даже преклонном возрасте, и такое вытворять, такое себе позволять!». Но, приглядевшись, они пытаются успокоить свои всколыхнутые со дна чувства. Муть шока оседает.
Вспышкин угощает меня кофе и корзиночкой с орешками, дарит мне розочку, а я достаю из своего непристойного мешка своё огроменное розовое бархатное сердце, на котором можно кувыркаться. Вспышкин вспыхивает от смущения, я тоже. Но что делать, что так вышло! Вспышкин говорит мне: «Мне никто такого не дарил ещё! Я поражён!». Да и я поражена, что такое вот огромное непристойное сердце розовое у меня получилось.
Я дарю Владу второе подушечное сердце. Влад как-то скучно относится к нему. Я говорю: «Может оно тебе не нужно?». Влад скучный какой-то, он говорит, что не знает. Я забираю сердце себе домой и сплю на нём сама.
Ещё я очень смешно фотографирую Владика в мастерской у художника Семечкина. Влад мне подмигнул одним глазом, и я этот момент поймала. Влад фотографию вставляет в овальную рамочку, увитую розами. Получается ужасно смешно, обхохочешься. Унылый чел уныло так подмигивает, будто зазывает Туда. Прости господи, но рамочка напоминает что-то надмогильное. Нет, не нравится мне эта шутка…
Тишина в доме. Странная тишина, когда, редкий случай, наиредчайший случай, я остаюсь одна. За окном сыпет метель, утренняя мартовская запоздалая метель и минус 10. Ось времён года сместилась, давно сместилась. А если отнять тринадцать дней, то по староправославному — сейчас ещё февраль. Это февральская метель сыпет, и синицы звенят светло и радостно, весну чувствуют, и им плевать на снега заметающие. Вчера ехали из Всеволожска на машине — над гигантскими остяками мёртвых борщевиков летали стаи чёрных грачей и галок. Грачи то уже прилетели! А шубы снега так и не было. Грачи то прилетели по-мартовски, а метель и холод — по-февральски.
Где-то пищат и стонут маленькие собачки. Такой вот странный звук. Иногда воркуют влюблённые голуби прямо над головой — это они в низменных чердаках хрущовок поселяются, чердаки есть в хрущовках для голубей, при Хрущове стал популярен голубь мира, и хрущовки сделали для мелких, малорослых, непритязательных, объячеенных людей и стай голубей. Когда голуби воркуют — это понятно. Но почему регулярно, ежедневно, хотя и в разное время вдруг начинаются взвизги и пение маленьких тонкоголосых собачек — это загадка. Над нами живут большие чёрные собаки, они так не визжат. В соседнем подъезде живёт старая злая догиха, она, когда хочет пописать, а её не выпускают вовремя, от мочи бесится, выскакивает свирепая, бросается на меня, однажды прикусила мне ляжку через намордник. Как-то так исхитрилась свой неправильный прикус сквозь ремешки вынуть. Потом посикает и успокаивается, добреет. Но вот свора маленьких тонкоголосых комнатных собачонок — у кого они живут, почему на улице их не видел никто и никогда? Маленькие узницы хрущовок…
Ещё один знаменитый звук — это в соседнем доме мужик кашляет. Как он зверски и хулигански кашляет! Сначала, когда он начал кашлять, я думала вот умирающий, выхаркивает свои лёгкие с желудком, кишками, ливером и требухой, он кашлял, буквально выхаркивая всё из себя, методично, подолгу. Хотелось подойти к нему и дать лекарств или усыпляющего. Но он так кашляет уже года три, понятно, что не помрёт, что хулиган и бандит, и это бронхит курильщика называется, или просто гнусное хамство. Весёлый такой дядя. Потом уже и дислокацию его определили. Живёт в соседнем бараке-хрущовке, кашляет, высунувшись в открытое окно второго этажа, окна он открывает в любое время года, покуривает и кашляет: гкха-гкха- угкха-брыкгха-ха-ха! И т. д.
Ещё чайки-бакланы иногда кричат. Так круто! Понимаешь, что это убожество из бараков вокруг — оно
