ловушки, приманки и капканы, и при этом не попасться ни в одно из этих хитроумных средств.
Во-вторых, необходимо было срочно побриться.
В-третьих, раз уж по дороге мы будем останавливаться на разных планетах в целях заправки, необходимо было взять с собой различные грузы и посылки, которые, как водится, передают с попутным транспортом. В данном случае этим попутным транспортом и являлся наш «Беллерофонт», и десятки сопроводительных бумажек были любезно вручены скрипящему от злобы зубами капитану Полозкову — славному парню, никогда не снимающего пилотки со своей необыкновенной головы.
А что он мог поделать? Как ни убеждали мы нашего механика, что проще было бы загрузить корабль топливом и заправляться самим, а не платить за это неизвестно кому на каких-то Богом забытых планетах, да еще и почтарями при этом подрабатывать, Голубой только топорщил бороду и важно говорил о некоторых ученых, которые пусть занимаются своими учеными делами и не лезут с советами к многоопытным механикам.
Мы с капитаном перестали лезть к многоопытным механикам и принялись изучать списки передачек и посылок, которые нам предстояло раскидать адресатам. Чего там только не было! Холодильники для вулканоголов Марса, черная икра на развод для водолазов Малой Медведицы, бумажный клей для спелеологов системы БФ-3, теплые попоны для жителей Альфа-Центавра, хулахупы для сатурнян, намордники для населения созвездия Гончих Псов, миртовое дерево для шляпных дел мастеров с Мицара (у них как раз намечалась свадьба, а какая свадьба без эмблемы?), а также два ящика порножурналов для очень одинокого геологоразведчика с Титана.
В конце концов наш «Беллерофонт» распух и погнулся, став похожим на филиал складской базы или на нашего корабельного кока Можейку в момент отказа от постоянной диеты (которая, впрочем, помогала ему, как собаке — другая собака).
Кстати, о диете. За две суетливые недели я похудел на шесть килограммов, а наш капитан Полозков постарел на шестьдесят лет, отрастив белую косматую бороду, сгорбившись и вооружившись клюкой, и под этим смехотворным предлогом отказавшись нам помогать при погрузке.
Жалея, что не придумал такой трюк первым, я пошел заканчивать последний осмотр корабля. Вроде все было в порядке. Смущали меня лишь несколько десятков закрытых загончиков, занимавших почти целый отсек. Загоны были тщательно задрапированы шторками, а на дверцах висели таблички с неровно выведенными буквами: «Сдес кролыки», «И тута кролыки», а также «Не сматреть — кролыки бояца». Все это было очень подозрительно, но я, списав все на усталость и старческий маразм Полозкова, отправился на боковую.
В ночь перед отлетом я спал плохо. Мне чудилось, что в загонах таинственные «кролыки» затеяли игру в преферанс. Пару раз я отчетливо слышал удары картами по носу, а также скабрезные поговорки про «полковника с тремя тузами» и «по голове канделябром». Но спать хотелось, поэтому я, послав подальше кроликов-картежников, решил разобраться утром.
Утром же все вылетело у меня из головы, так как меня ждал еще один приятный сюрприз — перегруз груза.
Полозков и Голубой подначивали кока Можейку, говоря, что весь перегруз сосредоточился в бравом поваре. Можейка огрызался и предлагал сократить перегруз за счет поедания съестных припасов, которые он, Можейка, обещал восполнить в первом же порту.
Только мы договорились о том, что избавимся от запасов клея, как за бортом раздался мощный крик:
— А где тут прохвесор? А подать сюда прохвесора!
Чертыхаясь и поминутно наступая на валяющиеся повсюду коробки и свертки, я пробрался к люку и выглянул наружу. Перед кораблем стояла погрузочная тележка, возле которой нетерпеливо притопывала ногой приземистая бочкообразная старуха с роскошными усами, похожими на помазки. Бабка попыхивала сигареткой, и я с опаской посмотрел по сторонам: курение на космодроме было под строжайшим запретом. Еще не хватало быть арестованным за соучастие в преступлении!
— Здрасьте, — сухо сказал я. — Чего изволите?
Старуха цыкнула зубом, уронила сигарету на бетон и проворно завозила по ней ножищей в уродливом ботинке-грязеступе.
— Ты, што ль, прохвесор? — рыкнула она.
— К вашим услугам, — снял кепочку я.
— Слышь, будь друг, закинь на Альдебаран посылку внучку, — безо всяких «пожалуйста» буркнула непочтительная особа.
— Щаз, — высунулся из люка Полозков. — У нас и без того перегруз груза!
— Меня это не касаемо, — сипела бабка, — а только тортик внучеку непременно отправить треба.
— Почтой отправляйте! — проревел пантерой капитан. — И вообще, не лезьте к нам со своими дурацкими тортами!
— Сам дурак, — пыхтела старуха, волоча на тележке злосчастный торт к кораблю. — Я не тя прошу, а прохвесора!
— Тащите, тащите! — раздался ликующий голос позади нас. — Мы его сами съедим!
И на свет явилась красная физиономия Можейки. Взглянув на полностью заполнившее собой проем личико нашего кока, бабка тут же поверила в печальную судьбу, ожидающую тортик, и тут же ретировалась вместе с тележкой.
— Поздравляю, — искренне сказал капитан. — Хоть какая-то польза от твоего обжорства.
Обиженный мастер половника и скалки убрался на камбуз.
— Кстати, зачем ты столько кроликов набрал? — неожиданно спросил меня Полозков.
— Я? — изумился я. — Мне казалось, что это твоя работа.
— Понятно, — отозвался Голубой, хотя его никто не спрашивал, да и вообще неизвестно, откуда он появился. — Шеф-повар постарался. Заботится о вкусной и здоровой пище. Друг желудка.
— Да я не готовил еще ничего! — донесся крик из камбуза. — Сами натащили зверей, причем не редких абсолютно.
— Тогда я ничего не понимаю, — развел руками капитан.
А вот я, кажется, начал что-то соображать. Я взял палку поувесистее и решительно двинулся к загончикам. При моем приближении в загонах засуетились, стали поплотнее задергивать шторки и забиваться в темные углы. Но со мной эти номера не проходили. Недаром я пять лет преподавал в МГТУ имени Баумана! (Или то было АрхТУ имени Шлимана?) Преодолев сопротивление и раздвинув шторы, мне открылись множество глаз, смотрящих на меня с подозрением, граничащим с ужасом.
— Вон отсюда, разгильдяи! — загремел я, и из клеток быстрее ветра вылетели несколько десятков детей среднего школьного возраста. Из последнего загона выбралась чрезвычайно мрачная Аллиса.
— Как это понимать, непокорная дщерь? — нахмурил брови я.
— Мы все хотели на матч, — уныло откликнулась Аллиса. — А теперь полечу только я.
— Ты уверена? — язвительно поинтересовался я.
— Само собой. Ночью я заложила на корабле бомбу. Если не возьмете меня с собой — останусь я без папочки. Очень жалко. Зато с жилплощадью буду — квартира-то на маму записана.
Заскрипев зубами, я свирепо воззрился на доченьку, но ее, похоже, это не смутило. Чмокнув меня в нос, она торжественно прошествовала в кают-компанию. Полозков при виде ее торопливо удалился на мостик, а Голубой застонал и прижал ладони к вискам. Из камбуза показалась приветливая физия Можейки. Он один искренне радовался Аллисиному обществу.
— Вы сговорились! — и я, гневно заплевав блестящий пол, отправился в свою каюту: необходимо было завершить подсчет стоимости груза, просчитать, сколько мы сможем откусить от исходной суммы, а заодно и прикинуть, где эта мерзавка спрятала взрывчатку.
Глава 3. Кто слышал о трех капитанах?
