организации уборки и хлебосдачи».
Павлов понимал, что первое слово его. И он высказал свои мысли об уполномоченных: надо попробовать обойтись без них.
— Что? На самотек? — Смирнов обвел взглядом сидящих. — На самотек пустить самое главное — хлеб?
— За нами право проверять, где плохо — вмешаться. Но надо же снять опеку. Мелочная опека играет роль тормоза, сковывает инициативу людей на местах. Люди же в районах сильно выросли, — защищался Павлов.
— На местах выросли. А вот в областном аппарате этого не чувствуется! — бросил Смирнов. — Несвоевременно это, Павлов.
Но второй секретарь Ларионов возразил:
— Из газет известно, Иван Петрович, что в некоторых областях начинают отказываться от руководства с помощью постоянных уполномоченных. Мне думается, надо попробовать, хотя бы в южных районах, как предлагает Павлов.
— Еще что нового? — глянул Смирнов на Павлова.
Павлов поднял вопрос о засыпке семян из первых намолотов.
— Вот он о чем думает! — покрутил головой Смирнов. — А ведь все это звенья одной цепи: уполномоченных не посылать, чтобы в районах жилось поспокойней, хлеб первых намолотов не сдавать. Это не государственный подход к делу!
Раздался спокойный голос Ларионова:
— Иван Петрович, я тоже слышал эту мысль от хорошего ученого. Все же два центнера прибавки урожая.
— Допустим, что все это так, — заметил Смирнов. — Однако что же получается? Если в государственные закрома будет сложено зерно первых намолотов, это плохо, а если оно останется в хозяйстве, то… отлично?
— Но это же семена, Иван Петрович! — Павлов даже руку к груди приложил. — У каждого хозяйства свои, местные, а на элеваторе они будут обезличены.
— Это от нас зависит. Во всяком случае, не эта задача главная. Нам надо решить с графиками сдачи хлеба. А отсюда и уборки. Надо поставить задачу: к десятому августа скосить половину зерновых, к двадцатому — все остальное. Тогда массовый обмолот развернется с десятого августа. За двадцать дней можно все обмолотить. Прибросим на погодные и прочие условия еще пять дней. Стало быть, к пятому сентября можно завершить весь обмолот, а к десятому выполнить план сдачи хлеба. Вот об этой задаче давайте толковать.
— Теоретически расчеты правильны, — глухо отозвался Павлов. — У нас они давно составлены. Но вот одно обстоятельство: до десятого нельзя скосить половину зерновых, потому что не будет такого количества зрелых. Даже в южных районах, где я только что был, возможна лишь выборочная косовица. А сегодня второе августа.
— И у Павлова зеленые настроения, — усмехнулся Смирнов. — К твоему сведению, Павлов, хлеба кое- где уже перестаивают… Значит, сегодня задания надо послать райкомам. А чтобы не допустить раскачки, сегодня же утвердим бригады уполномоченных. Выезд людей — в ночь.
Часа через три Королев принес Павлову графики по косовице и обмолоту зерновых. Бросались в глаза цифры: к десятому августа каждый район обязан скосить половину зерновых. Разве хлеба созревают по этому графику?
— А какое это имеет значение? — пожал плечами Королев.
Павлов забрал расчеты, пошел к Смирнову.
— У меня, Иван Петрович, серьезный разговор относительно вот этих графиков, — показал он бумагу. — Нельзя ориентировать на косовицу половину зерновых к десятому. Нет столько зрелых хлебов. Зачем же заставлять людей губить выращенный урожай?
— Губить-губить… — сердито передразнил Смирнов.
— Иван Петрович! Скажите откровенно: вы верите в реальность этого задания? Я не верю. Говорю прямо.
— Ну ладно. Через час — бюро. Будем утверждать. — Строго взглянув на Павлова, показал ему на стул, приглашая садиться. — Тебе, Андрей Михайлович, пора уже понимать кое-что в политике, — неожиданно мягким тоном продолжал он. — Скоро областная партийная конференция, а там съезд. С чем мы с тобой придем на конференцию? В промышленности у нас терпимо. А в сельском хозяйстве? На твоем участке. По мясу не только обязательство — план проваливаем…
— Мы его еще в прошлом году провалили, низковесный молодняк гнали ради рапорта.
— Ты думаешь, там, в Москве, удовлетворятся таким твоим объяснением? — покривил губы Смирнов. — По молоку план тоже под угрозой. Таким образом, у нас с тобой остается один козырь — хлеб! С первых дней набрать темпы косовицы, опередить соседние области. Урожай нынче выше прошлогоднего, значит, сверх плана можем сдать миллионов десять.
— Если начнем валить зеленые хлеба, то и план может оказаться под угрозой.
Лицо Смирнова стало хмурым.
— Ничего ты, Павлов, не понял, — глухо произнес он. — Бюро будет утверждать графики, не я один.
— Не нужны никому эти графики! — почти выкрикнул Павлов. — Люди на местах лучше нашего знают, какое поле когда надо косить.
— Похоже, что до работы в низах тебе недолго осталось ждать. Планы провалены на твоем участке…
С грустными мыслями уходил Павлов. Ему все хотелось понять Смирнова. Но чем дальше, тем сильней крепла мысль: «На себя работает… только на себя… И сейчас ему нужен только рапорт…» Зрело решение: бороться! Не за свой пост, нет! Бороться с любителями работать на себя. Он напишет в Центральный Комитет, если надо, поедет туда, но молчать больше не будет. Пусть и его накажут — есть за что. Но нельзя, чтобы большим делом и дальше руководил человек, думающий только о себе, о своем благополучии.
К концу дня телеграммы с графиками, подписанные Смирновым, полетели в районы. Разъехались и бригады уполномоченных.
И скоро Павлову пришлось выдерживать недоумевающий взгляд Несгибаемого.
— Вы же только что у нас были, Андрей Михайлович… Большинство полей видели. Как же вы могли согласиться с таким графиком?
— Посмотрим еще раз, — смущенно произнес Павлов.
Уже в дороге спросил, довели ли задания до хозяйств.
— Нет. Зачем же ставить себя в глупейшее положение?
На полевых дорожках стояли комбайны, сцепы жаток, виднелись и тракторы. Все наготове. Кое-где уже косили: подошел ячмень. Но картина ясна: в ближайшую неделю подойдет для косовицы не более десятой части хлебов… И Павлов посоветовал Несгибаемому установить колхозам и совхозам лишь сроки завершения косовицы.
А Гребенкин настроен бодро. Начал с критики:
— Что? Не выдержал, представитель низовки? — весело рассмеялся он. — Я ведь вижу, чей тут почерк!
Веселое настроение Гребенкина передалось и Павлову. В самом деле: о чем горевать? Нужен ли график таким, как Гребенкин? И здесь они договорились — вместе с агрономами и руководителями хозяйств обследовать все поля, наметить примерные даты косовицы, а отсюда и маршруты передвижения отрядов жаток и комбайнов.
Но на другой день позвонил помощник Смирнова. Павлову надлежало съездить в Тавровский район. Помощник намекнул, что, возможно, секретарь Тавровского райкома Кутузов станет «первой жертвой». Павлов знал, что этим приемом иногда пользовался Смирнов.
И вот бюро обкома. Докладывает Кутузов.
— Что ты нам рассказываешь о будущем, о планах? — сердится Смирнов. — Ты объясни членам бюро,
