Задыхаясь от страха, купец вгляделся в мускулистую фигуру отставного солдата — черноволосый синеглазый красавец с орлиным носом казался по-прежнему незнакомым. Татуировка на правом плече, выдававшая в нем приверженца Митры, тоже ни о чем не говорила.
— Ты на меня когда-то работал?
— О да, — усмехнулся Ромул. — С рассвета до заката, семь дней в неделю.
Гемелл, сбитый с толку, не нашелся с ответом, и Ромул нетерпеливо указал кинжалом себе в грудь.
— Да смотри же, придурок! Я был твоим рабом! И моя мать тоже, и сестра-близнец!
Купец недоверчиво хмыкнул.
— Ромул?
— Именно, — процедил юноша сквозь сжатые зубы. — Он самый.
Гемелл, побледнев, в ужасе попятился, как от привидения.
— «Когда-нибудь в твою дверь постучат», — пробормотал он.
— Что ты сказал?
Купец словно обезумел.
— «Кто это будет? Возможно, солдат…»
— Так и есть, мерзавец. Бывший гладиатор стал легионером, — прорычал Ромул. Схватив Гемелла за грудки, он вытащил его в проулок и шмякнул спиной о стену. Купец жалобно взвизгнул. — Это для начала, — объявил Ромул, проведя острием клинка по левой щеке купца. Из раны струйкой потекла кровь, Ромул улыбнулся. — Пришло тебе время расплачиваться за долги. Жалкой вонючей жизнью.
— Нет, — всхлипнул Гемелл. — Не убивай…
Ромул, поддев Гемелла за подбородок, заставил того смотреть себе в глаза.
— За то, что ты сделал с Юбой и моей семьей, я порежу тебя в лоскуты, — пообещал он. — Но сначала — выкладывай подробно, что знаешь о матери и Фабиоле.
Гемелл горестно всхлипнул, по лицу покатились слезы, размывая кровь, сочащуюся из кинжальной раны.
— Говори! — рявкнул Ромул. — Что ты сделал с Фабиолой?
— Продал в Лупанарий, — признался купец так обыденно, словно речь шла о продаже вола на рынке.
Ромул в бешенстве приставил кинжал к Гемелловой груди. Купец со стоном закрыл глаза, и Ромул с трудом сдержался, чтобы не воткнуть кинжал прямо в бесчувственное сердце. Терпение, напомнил себе юноша. Купец никуда не денется, пусть расскажет о матери и сестре. Наконец-то есть случай хоть что-то о них узнать.
— Дальше, — велел он купцу.
Гемелл, по-прежнему не открывая глаз, помотал головой.
— Несколько лет назад я слышал, что ее выкупил Децим Брут. Один из приближенных Цезаря. Потом оказалось правда.
Ромул на всякий случай запомнил имя. Может, с Брутом он и видел Фабиолу в Александрии. И хотя юноша уже знал от Тарквиния, что мать умерла, он хотел услышать это от самого Гемелла.
— А Вельвинна? — Он слегка ткнул купца кинжалом. — Смотри в глаза!
Взгляд Гемелла виновато заметался.
— Я продал ее на соляные копи.
— За сколько?
— Не помню, — пожал плечами купец.
Ромул ткнул кинжалом сильнее, Гемелл взвизгнул.
— Двести сестерциев. Или, может, триста.
Ромула обуяла ярость: здоровый раб на невольничьем рынке стоит гораздо дороже! Обрекать Вельвинну на медленную гибель — за сущие гроши?
— Подонок! — Ромул полоснул клинком по другой щеке Гемелла, рассекая ее от уха до подбородка. — Мы для тебя не люди, да? А просто куски мяса? Которые можно трахать, покупать и продавать?
Гемелл, схватившись за порезанное лицо, мучительно заохал.
— Отвечай! — взревел Ромул. — Зачем ты это сделал?
Гемелл, весь в крови, упал на колени и припал к Ромуловым калигам, как проситель в храме.
— Прости меня! — заскулил он. — Я так виноват!
Ноги и сандалии Ромула вмиг залила кровь. Он с отвращением отшвырнул купца прочь. Жестокость Гемелла беспричинна, оправданий не найти.
— Встань, ублюдок! — Ответа не последовало, Ромул снова ткнул купца ногой. — Встань, я сказал! Пора тебе помучиться. Прежде чем я отправлю тебя в Гадес.
— Не надо! — взвыл Гемелл, обмочившись от страха — под ним расползалось круглое пятно. — Пожалуйста! Я ведь совсем старик!
— Скорее уж помойная крыса, — скривился Ромул. — Не любишь, когда бьют?
Купец не ответил, и юноша заподозрил, что тот на него так и не взглянет. Придется ударить в спину. Способ слишком подлый даже для такого мерзавца, как Гемелл. Схватив купца за загривок, Ромул рывком заставил его сесть.
— Вот так, — задыхаясь от ярости, произнес он. — А теперь смотри, как я отрежу тебе яйца.
— Не надо! — хрипло завопил Гемелл.
Из приоткрывшейся соседней двери высунулась мужская голова.
— Пошел вон! — злобно прошипел Ромул. — А то кастрирую и тебя тоже!
Домовладелец испуганно исчез: в Риме что ни день — на кого-нибудь нападают, и если уж правителям недосуг поддерживать порядок, то уж не ему, мелкому горожанину, вмешиваться.
Ромул вспорол кинжалом нижнюю часть Гемелловой туники — купец не сопротивлялся. От свиной туши, распластанной на прилавке у мясника, он отличался лишь тем, что шумно дышал и всхлипывал. Ромул сорвал с него провонявшую набедренную повязку и при виде грязного иссохшего члена расхохотался.
— Не так уж много и потеряешь! — издевательски бросил он. — Ну ничего, боли от этого не убавится!
Наклонившись вперед, он зажал в руке сморщенный комок плоти и туго натянул, чтобы было удобнее резать.
Гемелл заорал во всю глотку.
Ромул уже занес кинжал, как вдруг остановился. Мальчишка-оборванец смотрел на него с откровенным ужасом. Их взгляды встретились, и Ромул вспомнил, как в детстве видывал грабежи и убийства на римских улицах. Он вдруг словно протрезвел, его окатила волна стыда. «Что я делаю? — пронеслось в голове. — Терзаю старика на виду у ребенка? В кого я превратился?»
Обтерев кинжал о тунику Гемелла, Ромул встал.
— Ты этого не стоишь, — бросил он Гемеллу, тяжело дыша. — Жить в крысиной норе — наказание не хуже прочих.
Гемелл не ответил. Хватаясь то за окровавленные щеки, то за голый уд, он даже не пытался встать и молча наблюдал, как Ромул вкладывает кинжал в ножны.
— Пошли, — кивнул Ромул мальчишке, у которого явно отлегло от сердца. — До таверны, как договаривались.
При упоминании уговора, по которому ему еще предстояло получить плату, оборванец оживился.
— Есть хочешь? — спросил Ромул, ведя его по проулку к главной дороге.
Мальчишка истово кивнул.
— Вот что, — решил Ромул, которому не хотелось, чтобы мальчишка считал его отъявленным убийцей. — Ты отличный помощник. И помимо десяти сестерциев заслужил еще и еду. Как ты считаешь?
— Спасибо, господин, — просиял тот.
Юноша улыбнулся и потрепал его по голове. Самому Ромулу в детстве тоже редко случалось поесть досыта. Мальчишка робко улыбнулся в ответ — и вдруг его лицо исказилось.