— Если на ком-то были «умные» перчатки и он искал флайбот до начала снегопада, возможно ли, что он его не нашел? — спрашиваю я племянницу.
— Само собой. Зависит от ряда обстоятельств. Например, насколько сильно устройство повреждено. После того как наш клиент упал, там собралась куча народу. Если флайбот лежал где-то поблизости на земле, его могли раздавить или повредить, а может, даже сломать, окончательно и бесповоротно. Или же он валяется где-нибудь под деревом или в кусте — да где угодно.
— Полагаю, робот-насекомое мог использоваться в качестве оружия. Поскольку я не имею представления о том, что вызвало внутренние повреждения жертвы, нужно учесть все вероятные возможности.
— В том-то и дело, — говорит Люси. — В наши дни возможно почти все, что только можно себе представить.
— Бентон рассказал, что мы видели на сканере?
— Не понимаю, как микромеханическое насекомое могло вызвать такие внутренние повреждения, — отзывается Люси. — Если только в тело жертвы не было каким-то образом введено микровзрывное устройство.
Ох уж, моя племянница с ее фобиями! Со своей одержимостью взрывами. Со своим крайним недоверием к правительству.
— Но я от всей души надеюсь, что это не так, — говорит она. — Фактически, если был задействован флайбот, то речь может идти о нановзрывах.
Опять она со своими теориями о супервзрывчатке. Я вспоминаю замечание Джейми Бергер в последнюю нашу встречу на День благодарения, когда мы все были в Нью-Йорке и обедали у нее в пентхаусе. «Любовь не может победить все. У нее просто не хватает сил», — сказала Джейми, выпив лишнего и поспорив с Люси об 11 сентября, использованной там взрывчатке, присутствовавших в краске наноматериалах, которые могли вызвать ужасные разрушения, когда в них врезались большие самолеты с полными топливными баками.
Я давно перестала даже пытаться образумить мою циничную племянницу — у нее свои «тараканы», а избыток ума никому еще счастья не приносил, — да она и слушать бы не стала. Не важно, что никаких фактов в поддержку ее теорий почти нет, а есть лишь голословные заявления о неких остатках взрывчатки, найденных в пыли после обрушения башен. Потом, спустя несколько недель, пыль собрали еще раз, и анализ показал те же остатки окиси железа и алюминия, высокоэнергетического наносоединения, которое используется в производстве пиротехники и взрывчатки. Да, на эту тему писали в заслуживающих доверия научных журналах, но таких статей мало, и они отнюдь не доказывают, что наше правительство помогало в разработке и осуществлении теракта, чтобы получить повод для развязывания войны на Ближнем Востоке.
— Знаю, как ты относишься к теории заговоров, — говорит Люси. — В этом вопросе мы сильно расходимся во мнениях. Я видела, на что способны так называемые хорошие парни.
Она не знает о Южной Африке. Если бы знала, то поняла, что мы с ней и не расходимся вовсе. Мне слишком хорошо известно, на что способны так называемые хорошие парни. Но 11 сентября — другой случай. Так далеко они зайти не могли. Я думаю о Джейми Бергер и представляю, как трудно влиятельной и авторитетной манхэттенской прокурорше поддерживать отношения с таким партнером, как Люси. Любовь побеждает не все. Как это верно. Быть может, паранойя, проявившаяся в отношении 11 сентября и страны, в которой мы живем, вновь загнала ее назад, в одиночество, которое, по сути дела, никогда и не прерывалось надолго. Я очень надеялась, что Джейми — это именно то, что нужно Люси, и их связь будет длительной, но теперь чувствую — ничего не вышло. Я хочу сказать племяннице, что мне очень жаль, что я всегда буду рядом и мы будем говорить обо всем, о чем она захочет, даже если это идет вразрез с моими убеждениями. Но сейчас не время.
— Думаю, надо принять во внимание, что мы можем иметь дело с каким-то ученым-ренегатом, а может, и не с одним, задумавшим какую-то пакость, — продолжает Люси. — Это очень важный момент. И я имею в виду серьезную пакость, очень серьезную, тетя Кей.
Я рада, что она называет меня тетей Кей. Когда такое случается — а в последнее время это случается очень редко, — мне кажется, что между нами снова тесная связь. Даже не припомню, когда в последний раз она меня так называла. Когда я снова становлюсь ее «тетей Кей», то почти забываю о том, что представляет собой Люси Фаринелли, что она — гений, но при том еще и немножко социопат. Бентон такой диагноз высмеивает. Быть «немножко социопатом» — все равно что быть немножко беременной или немножко мертвой, говорит он. Я люблю свою племянницу больше жизни, но понимаю и мирюсь с тем, что, когда она ведет себя хорошо, это либо волевое усилие, либо ей просто так удобно. Мораль тут почти ни при чем. Ей важна только цель, оправдывающая средства.
Я внимательно присматриваюсь к ней, хотя понимаю, что все равно ничего не увижу. Ее лицо никогда не выдает того, что может задеть по-настоящему.
— Мне нужно задать тебе один вопрос.
— Можешь даже не один. — Люси улыбается, и по ней ни за что не скажешь, что она способна причинить боль, поступить жестоко, если только не распознаешь силу и ловкость ее спокойных рук и быструю смену выражения глаз, когда в них, подобно молнии, вспыхивают мысли.
— Ты не имеешь ко всему этому никакого отношения. — Я говорю о белой коробочке с крылом летательного устройства. Я говорю о покойнике, которому делают сейчас сканирование в центре Маклина, о том, с кем наши пути могли пересечься на выставке да Винчи в Лондоне еще до катастрофы 11 сентября, организованной, по глубокому убеждению Люси, нашим же правительством.
— Нет. — Она произносит это просто и легко, ни жестом, ни взглядом не выдав беспокойства или смущения.
— Потому что ты теперь здесь. — Я напоминаю, что она работает на ЦСЭ, то есть на меня, и я несу ответственность перед губернатором Массачусетса, Министерством обороны, Белым домом. Я отвечаю перед множеством людей — вот что я ей говорю. — Я не могу допустить…
— Ну конечно же нет. Никаких проблем из-за меня у тебя не будет.
— Дело не только…
— Здесь не о чем говорить, — вновь прерывает она меня, и глаза ее вспыхивают. Они такие зеленые, что кажутся ненастоящими. — В любом случае, у него нет термальных повреждений, ведь так? Ожогов?
— Судя по тому, что я видела, нет.
— Ладно. А что, если кто-то ткнул его каким-то модифицированным гарпуном? Ну, ты знаешь, одним из этих дротиков с чем-то вроде прикрепленного к наконечнику оружейного патрона. Только в нашем случае это был крошечный микроскопический заряд, содержащий нановзрывчатку?
Я включаю настольный компьютер.
— Тогда это не выглядело бы как то, что я только что видела. Это выглядело бы как контактная огнестрельная рана минус след от дула. Даже если мы говорим об использовании нановзрывчатки в противоположность какому-то типу огнестрельных боеприпасов на кончике дротика или чего-то вроде дротика, ты права, мы бы увидели термическое повреждение. Были бы ожоги на входе, а также на подлежащих тканях. Полагаю, ты подозреваешь, что флайбот мог быть использован для доставки нановзрывчатки. Ты опасаешься, что именно этим может заниматься тот так называемый ученый- ренегат?
— Доставка. Детонация. Нановзрывчатка, наркотики, яды. Одному богу известно, что может натворить подобное устройство.
— Надо посмотреть запись камер слежения, где видно, как протекает мешок с трупом. — Я ищу файлы в своем компьютере. — Мне ведь не придется идти за этим к Рону, нет?
Люси обходит стол и начинает печатать на моей клавиатуре, вводя свой пароль системного администратора, который дает ей полный доступ в мое царство.
— Проще простого. — Она ударяет по клавише, открывая файл.
— Никто не мог залезть в мои файлы без твоего ведома?
— В киберпространстве — нет. Но кто-то вполне мог побывать в твоем физическом пространстве, ведь я же не нахожусь здесь постоянно. Тем более что я, когда можно, работаю дистанционно, — говорит Люси, но я сильно сомневаюсь, что она бы не знала об этом.
