бросают… Рисуй, рисуй! У тебя получается. А говорил, не умеешь. Я видала журавлей на картинке. Похожи очень.
Ермил выводил мягким карандашом линию крыла, рука его дрожала, и черточки получались волнистые.
Вера захлопала от восторга в ладоши:
— Получается, получается! — радостно закричала она. — У тебя получилось, папка!
Бабка Евдокия сидела тихо на своем стуле и вытирала глаза концом платка. Глаза были мокрые и морщины лучиками собрались у глаз, а рука с блестевшей тонкой кожей и синими венами дрожала на тёмном в мелкий цветочек платье.
— Готов твой журавль, — сказал Ермил, отдавая Вере бумагу.
— Я завтра в школе его покажу, — сказала Вера, беря рисунок. — Можно?
— Покажи. Он немного нескладный.
— Складный. Мне такого никто не рисовал.
— Я тебе ещё нарисую, — сказал Ермил. — А теперь нам с Сашей надо идти. Уже темнеет.
— Так чайку и не попили, — вздохнула бабка Евдокия и покачала головой. — Вы не обессудьте!
— В следующий раз, бабушка, обязательно попьём, — поообещал Ермил.
— Вы приходите, — обратилась она к Ермилу. — Верочка очень вас любит. Вы такой добрый….
Вера загрустила немного, видя, как штамповщики, прощаются с бабушкой, но протянула Ермилу и Саше руку, прощаясь, и сказала:
— Буду уроки делать… А птицу я завтра отнесу в школу…
Дорогой Саша рассказал Ермилу о том, что ему поведала женщина на колодце.
— Бабушка мне тоже кое-что рассказала об их житье-бытье, — ответил Ермил. — Но она не падает духом. Оптимистично так закончила: «В каждом дому по кому».
Он шёл ссутулившись и напоминал большую птицу. Это впечатление дополняли полы кашемирового плаща, развевавшиеся от ветра. Он перестал отвечать на вопросы Саши, думая о своём. Саша перестал его расспрашивать и тоже шёл молча, глядя как на востоке небо заволакивается темнотой, а на западе ярко- багровая полоса охватывала горизонт и ширилась, раздвигалась, и облака становились почти прозрачные. «К морозу», — подумал Саша.
17.
Прошла неделя или чуть больше. Скоро должен был быть праздник — годовщина Великого Октября. В один из последних дней октября было воскресенье, и как раз так получилось, что у Лыткарина был выходной. Недавно он встретил Валю и предложил ей сходить на танцы.
Она согласилась.
— Где тебя ждать? — спросил Саша.
— На танцах увидимся, — ответила девушка. — Я с подругой приду. Встретимся.
— Хорошо. Я приду. А ты точно придёшь? — он взглянул в глаза Вали.
— Обязательно приду, — улыбнулась Валя и глаза её залучились.
Вечером в воскресенье Саша стал собираться на танцы. Надел белую рубашку, недавно купленный тёмный костюм, хотел нацепить галстук, но раздумал: и так сойдёт. К галстукам он не привык, хотя считал, что с ним человек выглядит наряднее. Надел венгерские коричневые ботинки на толстой подошве.
Идти надо было почти через весь городок тем же путём, каким ходил на работу. Дело в том, что по воскресеньям танцы были в клубе сельхозтехникума, который располагался в бывшем игуменском корпусе монастыря, недалеко от собора, в котором была штамповка.
Дорогой он встретил старого приятеля Алика, с которым учился все десять лет и дружил с девятого класса.
— На танцы? — спросил его Алик.
— Ага, — ответил Саша. — А ты?
— Я тоже. Шёл к тебе… Давно тебя не видал.
— С месяц не виделись, — улыбнулся Лыткарин. — Я слышал от девчонок, что ты устроился токарем на завод.
— Учеником пока.
Они пошли к бывшему монастырю. Танцы начинались в семь. На улице было уже темно, слегка подмораживало. Идти было легко, дышалось свободно.
Подъезд клуба был освещён. На высоком крыльце с круглыми колоннами толпился народ — парни и девушки. Окна были ярко освещены, но музыки не было слышно.
— Ещё рано, — сказал Алик, взглянув на часы. — Двадцать минут в запасе.
Билеты уже продавали. Саша поискал в толпе Валю, но не увидел её вязаной белой шапочки.
— Кого ищешь? — спросил Алик, проследив за взглядом приятеля.
— Девушку одну, — ответил Саша.
— Хорошую?
— С плохими не дружим.
Алик сказал, что надо купить билеты, а девушка, если обещала, придёт. Так они и сделали. Купили билеты и прошли в фойе, чтобы раздеться. А любители танцев всё прибывали, и скоро яблоку негде было упасть от обилия посетителей.
Раздумывая, проходить или не проходить в зал, где уже налаживали музыку, и, всматриваясь в прибывающих девушек, Саша не заметил, как подошла Валя. Она коснулась его плеча. Он оглянулся.
— А я тебя давно жду, — обрадованно сказал Лыткарин.
— Познакомься, — сказала Валя, представляя Саше подругу, высокую стройную девушку с чёрными бровями и глазами.
— Зина, — протянула узкую руку подруга.
— А это мой одноклассник Алик, — в свою очередь сказал Саша, подталкивая к девушкам смущённого Алика.
Они помогли девушкам раздеться и прошли в зал. Саша взял Валю за руку, и они стали пробираться среди юношей и девушек, ища место, где можно было бы стоять не толкаясь. На сцене самодеятельный квинтет разбирал инструменты. Раздалась музыка. Зал ожил.
Саша пригласил Валю, и они стали танцевать. Валя танцевала хорошо, а Саша смущался, что танцует плохо и спрашивал:
— Тебе удобно со мной танцевать. Я как медведь…
— Да что ты! — восклицала Валя улыбаясь. — Вполне прилично танцуешь
Её слегка подкрашенные губы были совсем близко от его губ, и душистые волосы касались его щеки. Они танцевали, говорили о каких-то пустяках, о не значащем, Саша сжимал её ладошку в своей руке и чувствовал, какая она тёплая.
— Пойдём, выйдем в фойе, — предложила она, когда они танцевали третий танец. — Здесь душно.
— Конечно, выйдем, — согласился Саша и повёл подругу в фойе.
Там он сели на обшитые дерматином скрипучие кресла и несколько минут сидели, ничего не говоря, наслаждаясь свежим воздухом.
Потом Валя спросила:
— Что нового на работе?
— Новость одна: Мишка Никоноров на больничном, с ногой. Брали обязательства перекрыть план к празднику, а теперь не знаем, получится ли.
— А девочка та, как живёт, её Верой, кажется, зовут?
— Верой, — ответил Лыткарин. — Мы были у неё недавно. Ермил с ней очень подружился. Вера его зовёт папкой. Он ей разных птиц рисует.
— Ермил, наверное, хороший человек?
— Хороший, не то слово. Судьба у него нескладная только. На днях он узнал, что мать Верочки лишили родительских прав, теперь Верочку отправят в детский дом. Ермил переживает. Он так привязался
