которая в «Карнавальной ночи». Помните?»
В погоне за наживой, выступая в сомнительном окружении, он (артист) только позорит свое имя. И особенно обидно за того молодого, способного артиста, чья слава исчисляется пока лишь какими-нибудь пятью минутами и которую так легко растерять, разменять на пустяки. Ему кажется, что, получив лишние пятьдесят рублей, он стал богаче. На самом же деле он только обокрал и себя, и свой талант. А этого ни за какие деньги не вернешь».
Если бы эта статья была единственной, это было бы обидно, неприятно, но не смертельно. Там упоминалась не одна только Гурченко, авторы направили свои стрелы против еще нескольких известных артистов. Но почти одновременно с фельетоном в «Комсомольской правде» в журнале «Советский экран» появилась карикатура, где Людмила Гурченко была изображена с многочисленными щупальцами, которыми она сгребает деньги. Это уже было похоже на целенаправленную травлю.
Но кому могла настолько не угодить начинающая актриса? В таких случаях могло быть две причины. Либо личная — когда актриса отвергала сексуальные притязания какого-нибудь мстительного высокопоставленного чиновника, как например, было с Екатериной Савиновой. Но нет, ни о чем таком Людмила Гурченко никогда не рассказывала.
Еще могла быть политическая причина. Как бы ни были далеки люди искусства от политики, в Советском Союзе от нее полностью абстрагироваться было нельзя. Немало актеров поплатились карьерой за свое дворянское происхождение, дружбу с опасными иностранцами, поддержку диссидентов и т. д. Вот и Людмиле Гурченко не удалось спрятаться от политики. В 1957 году ей предложили сотрудничать с КГБ — тогда в Москве должен был проходить VI Всемирный фестиваль молодежи и студентов, и многих артистов вербовали для работы с иностранцами. Она отказалась и потом всю жизнь скрывала, что ей вообще такое предлагали. Рассказала только незадолго до смерти.
После появления этих газетных статей и карикатур жизнь Людмилы Гурченко сразу резко переменилась. Во-первых, ее перестали приглашать на пробы, больше не было концертов, и вообще о ней словно бы сразу забыли, как будто и нет такой актрисы. Но это на киностудиях и в театрах. На улице ситуация была хуже — там о ней помнили, ее по-прежнему узнавали, но недавнее поклонение теперь превратилось почти в ненависть. Теже толпы, которые недавно рвали на лоскутья ее платья, теперь готовы были закидывать ее камнями. И не только в переносном смысле — были случаи, когда в Людмилу Гурченко летели и совершенно реальные камни. Публика со злорадным удовольствием втаптывала в грязь недавнего кумира, вновь низводя его из полубогов до собственного уровня и упиваясь этим.
На концертах ее теперь освистывали. Письма опять приходили пачками, но уже не восторженные, а злобные. Желающих еще раз пнуть, еще раз уколоть поверженную звезду было немало. И даже из родного Харькова, где недавно все набивались ей в родственники, теперь злорадно писали: «Нам стыдно за вас. Вы опозорили наш город. Ваши фильмы смотреть не пойдем».
Единственное утешение — родители ее поддерживали, как могли, и нисколько не осуждали. Они сами были людьми творческими и прекрасно знали, что именно на такие вот доходы в конвертах большинство артистов и живет, потому что положенные им по закону гонорары ничтожно малы, и жить на них нельзя. «Як же так? — расстраивался Марк Гаврилович. — Мы ж з Лелюю после войны у праздники проводили массовку. И нам, бувало, деньжаты зразу дають. А того „безлюднага“ фонда мы з Лелюю годами ждали. Што ж теперь, за ето казнить во так во.»
Людмила Гурченко выстояла, не сломалась окончательно и потом даже смогла снова подняться и стать той великой и безумно популярной актрисой, которую мы все знаем. Но от ее былой открытости и доброты не осталось и следа. Она не на КГБ была обижена и не на журналистов. Она разочаровалась в людях. И прошло много времени, прежде чем она сумела понять и простить своих зрителей, которые тоже были всего лишь людьми своего времени, безоглядно верившими всему, что им преподносили на страницах газет.
Спасти Людмилу Гурченко в тот момент мог только новый успех. Если бы на экраны вышел фильм с ее участием, не уступающий «Карнавальной ночи», ветреная публика тут же забыла бы о «халтурках» и вновь вознесла бы ее на пьедестал. И такой фильм вроде бы должен был выйти! В 1957 году Людмилу начали снимать в картине «Девушка с гитарой», старательно делая ее по тем же лекалам, что и «Карнавальную ночь», но только еще ярче, еще современнее! Вновь на экране пела и танцевала хорошенькая девушка, вновь звучала современная музыка, но на этот раз еще и кружились фигуристки, мелькали яркие наряды и смуглые лица участников VI Всемирного фестиваля молодежи и студентов — действие фильма происходило в Москве, в 1957 году, и вся страна должна была еще раз вместе с ним пережить праздник, подаренный фестивалем. В «Девушке с гитарой» снималось целое созвездие прекрасных и знаменитых актеров, которые должны были придать фильму дополнительный блеск.
В отличие от «Карнавальной ночи», которую никто не ждал и никто не рекламировал, о «Девушке с гитарой» говорили и писали постоянно. Газеты рассказывали, как продвигаются съемки, цитировали смешные фразы из сценария, печатали фотографии со съемок. Фильм ждали все, и едва он вышел, зрители хлынули в кинотеатры, несмотря на скандал вокруг Людмилы Гурченко и обещания никогда больше не смотреть ее фильмы.
Это был оглушительный провал.
Возможно, не будь вокруг «Девушки с гитарой» столько шума, зрители приняли бы его лучше. Фильм-то в целом неплохой. Но все ждали шедевра, ждали новую «Карнавальную ночь», а вышла обычная средняя комедия. С неплохим юмором, с хорошей музыкой, но отнюдь не гениальная. Все было вторично и все, к сожалению, слабее, чем в «Карнавальной ночи». Таже героиня, но без перчинки, тот же директор, но без сатиры, те же танцы и песни, но как-то не к месту. Да еще и срочно вставленный по требованию руководства фестиваль оказался совершенно лишним, еще более расшатывая и без того не самый лучший сценарий. И критики были со зрителями солидарны. Заголовки статей говорят сами за себя: «Еще одна девушка», «К легкому жанру по. легкому пути», «В плену дурного вкуса».
Казалось бы, на этом карьера Людмилы Гурченко в кино должна была завершиться. Порой такого провала хватало, чтобы раз и навсегда покончить с актером. И действительно, где-то на год она полностью выпала из творческой жизни. На целый год? Нет, в данной ситуации это было всего лишь на год. Тем более что за этот год в ее жизни произошло достаточно событий, чтобы даже и не заметить творческого простоя. И началось все с того, что она безумно влюбилась.
Вообще-то она влюблялась часто. Как сама со смехом говорила — стоило появиться на горизонте какому-нибудь «чернявому орлу», похожему на героев сказок, которые рассказывал ей в детстве отец, так у нее сразу сердце замирало. Но на этот раз все было куда серьезнее — не мимолетная влюбленность, а сильное пылкое чувство. Да и избранник ее, сценарист Борис Андроникашвили, был человеком незаурядным — сын знаменитого писателя Бориса Пильняка, расстрелянного в 1938 году, и его красавицы-жены, актрисы Киры Андроникашвили, происходившей из княжеского грузинского рода. Он был блестяще образован, начитан, воспитан, обладал чувством юмора, был музыкален, обаятелен и талантлив. И конечно же, был «высоким да чернявым»!
И первое время казалось, что вот оно — счастье. Любовь, брак, ребенок. Карьера рушилась, но разве это главное? Зато рядом человек, который умнее, чем она, сильнее, который поддерживает и понимает. Да и мама у него такая необыкновенная — от Киры Андроникашвили Людмила Гурченко была в тихом, но от этого не менее сильном восторге и даже спустя много лет вспоминала о ней, как о женщине «красоты, ума, таланта и женственности непревзойденной». Кто знает, не умри Кира Георгиевна через год после рождения внучки, возможно, брак Людмилы Гурченко и Бориса Андроникашвили и не закончился бы так быстро и так печально.
Первые звоночки начали появляться довольно быстро, но Людмила Гурченко их поначалу не замечала. Но рожала ребенка все же не в Москве, где жил ее муж, а в Харькове, у родителей. Там был ее настоящий дом, там были люди, которые ее по-настоящему любили. Ждала она мальчика, даже собиралась назвать его Марком в честь своего отца, и была несколько разочарована, когда 5 июня 1959 года на свет появилась девочка. Да и ситуация в роддоме не способствовала спокойствию и радости — роженицы в палате ее, конечно, узнали и тут же разделились на тех, кто ее любит, и тех, кто ее ненавидит. Пришлось уходить в другую палату.
Но несмотря ни на что, рождение ребенка пусть ненадолго, но принесло ей счастье. До того она, как многие девушки, относилась к детям, к материнству, с опаской и даже некоторым раздражением. А теперь,
