стране или в другом столетии. Я сказала мисс Бихлер, что это самая любимая из прочитанных мной книг.
— «В Бруклине растет дерево»? Неужели? Не слишком ли? И ты ее поняла? — спросила мисс Бихлер, как я и ожидала.
— Да, да, я поняла, — ответила я. Правда, мне хотелось спросить у мисс Бихлер про некоторые места, но это бы только подтвердило, что книга эта не для домашнего чтения. Одно место я ни за что не могла понять, сколько над ним ни билась. Френсис и ее брат заглянули в коробку, которой дала им поиграть их разбитная тетушка, запретив открывать, и нашли что-то похожее на надувные шары телесного цвета, надули их и вывесили за окно. Я не могла понять, почему всем стыдно, почему все так рассердились. Только через много лет я пойму, что это были за шары.
Кино — исчерпывающий источник информации об Америке. Несколько месяцев подряд у меня самая прекрасная в моей жизни работа. Мистер и миссис Калныньш — молодожены, они поселились в квартире, окна которой выходят на улицу, когда-то здесь жили Мелдерисы. Мать миссис Калныньш живет с ними, у них одна комната и веранда. Миссис Тумсите — деликатная старая женщина, она с любовью говорит о дочери и зяте. Сетует, что мешается у молодых под ногами, им бы надо больше времени бывать вдвоем. Каждый вечер она совершает длинные прогулки вдоль квартала, подолгу стоит на лестнице.
Как-то вечером мистер Калныньш заходит поговорить с папой. Не соглашусь ли я каждый воскресный вечер отводить миссис Тумсите в кино, он готов оплатить мне поездку на автобусе и билет в кино. Вид у него несколько обескураженный, когда он заговаривает об этом с пастором, вместо того чтобы обратиться к маме или прямо ко мне.
И вот мы с миссис Тумсите каждый воскресный вечер отправляемся в кино. Я выбираю фильм, который мы будем смотреть. Я просматриваю воскресную газету, изучаю рекламу кино и восемь крохотных фотографий кинозвезд, которые публикуются каждую неделю. Когда на Парк-авеню газета всеми прочитана, я вырезаю снимки, складываю и в автобусе мы обсуждаем их с миссис Тумсите. Ей больше всего нравятся Дебби Рейнольдс, Джейн Поуэлл, Мици Гейнор. Ей нравятся мюзиклы с «чудными девушками». Я боготворю Стюарт Грейнджер, Джеймса Мейсона, Роберта Тейлора, Монтгомери Клифта, Кэри Гранта. Только потом, когда на экранах появился Джимми Дин, я влюбилась в того, кто был мне ближе по возрасту.
Время мы проводим прекрасно. В автобусе обсуждаем фильм, который смотрели на минувшей неделе, и гадаем, не окажется ли сегодняшний лучше. Если я успеваю прочесть что-нибудь о кинозвезде, пересказываю ей. На обратном пути перевожу диалоги, разъясняю то, что миссис Тумсите не поняла. Мы воображаем, что с героями фильмов произойдет в будущем. Мы снова смеемся над тем, что рассмешило нас в фильме.
Когда мы возвращаемся на Парк-авеню, миссис Калныньш, только что из ванны, вся благоухающая, открывает дверь и приглашает меня на чашку чая или пирожное. Иногда она не открывает долго и выходит в халате, смущенная и раскрасневшаяся. Мистер Калныньш лежит в постели, укутавшись в простыню.
Но однажды вечером в автобусе с нами случилась неприятность. Впереди нас сидели две американки в шляпах и в белых перчатках, с пластиковыми сумочками. Они раз оглянулись, два и придвинулись друг к другу поближе. Мы с миссис Тумсите продолжали разговаривать, и тут одна из женщин обернулась и сердито произнесла:
— Вы должны говорить по-английски, здесь Америка. К вашему сведению, мы здесь разговариваем на английском.
Я стала извиняться, объяснять, что миссис Тумсите по-английски не говорит, но женщина меня перебила:
— Это не оправдание. Пусть выучит. Она должна быть благодарна, что оказалась в Америке. Раз не умеешь говорить по-английски, нечего здесь делать! Пусть едет туда, откуда приехала.
— С нас иностранцев хватает, ступить уже некуда, — добавила ее соседка.
— Все вы, кто не говорит по-английски, коммунисты, а то уже выучили бы. Слава Богу, есть сенатор Маккарти, он вышвырнет вас вон. Он внесет вас в свои списки.
— Вам должно быть стыдно, — медленно произносит одна, обращаясь к миссис Тумсите, которая пристойно и тихо сидит на самом кончике сиденья. Может быть, слов она не понимает, но интонация не оставляет сомнения. Весь дальнейший путь мы с миссис Тумсите молчим.
«Наконец-то убрались», «свора иностранцев», «коммунисты», «пиявки», «кровососы» — несется нам вслед, когда мы выходим из автобуса.
Мистер Бумбиерис, бывший виолончелист Латвийского симфонического оркестра, тоже большой любитель кино. Как только выдается возможность, после работы на Воннегутском металлургическом заводе он отправляется в кино. Мистер Бумбиерис влюблен в Мэрилин Монро. Он говорит о ней беспрестанно, он в восхищении от ее волос, ног, но больше всего его восхищает ее грудь. Он блаженно улыбается, облизывается, жестами изображает пышную грудь, содрогается.
— Ну разве она не великолепна? Saftig, я бы сказал! Всем грудям грудь!
Когда на экраны вышел фильм «Ниагара», мистер Бумбиерис был в восторге от кадров, где Мэрилин Монро лежит абсолютно голая под простыней, на ней, обнаженной, лишь тончайшая батистовая ткань, и поэтому он смотрел этот фильм семь раз. Единственная тема его разговоров — водопады, неверные жены, батистовые простыни, партнер Монро Джозеф Коттен, и, конечно, ее грудь. Когда профессор Бриедис, которого это сумасшествие начало уже раздражать, спросил, почему он столько времени и денег тратит на один и тот же фильм, мистер Бумбиерис ответил:
— Я все надеюсь, что простыня соскользнет-таки.
Это была, конечно, шутка, но история разнеслась по всей Парк-авеню, наделив Бумбиериса отнюдь не присущей ему наивностью.
Мистер Бумбиерис тоже изучает английский. Во время общих обедов и в гостях, когда всегда полно народу, он подзывает нас с Беатой.
— Подойди сюда, девочка, — говорит он, оглядываясь, нет ли поблизости миссис Чигане, которая всякий раз дает ему тычка в бок и велит вести себя пристойно, если он очень уж зарывается. Он вытаскивает тонкую брошюрку с замусоленными уголками. На обложке женщина, блузка с одного плеча соскользнула, ноги раскинуты, она призывно машет рукой. Есть у него и другие книги, на которых изображены пышногрудые женщины, глядя на них, он дрожит, потеет и вытирает лоб.
Книжица раскрывается на его любимом месте.
— Так, — произносит мистер Бумбиерис, — Агата, ну-ка, учи меня английскому. Я хочу слышать, как ты произнесешь. Говори громко. Интересно, что это значит? Здесь написано куунт[3] и фуук[4], — нарочито длинно, с подвыванием, произносит он гласные, и при этом тяжело дышит.
— Подойди, Беата, ты же играешь в театре в Латышском центре. Выразительное чтение поможет тебе усовершенствовать актерское мастерство. Произноси ясно. Читай это место, где написано
Мы пробуем отойти от него.
— Держись от него подальше, — советует Беата, — он чудовище.
— Произнеси оба слова вместе. Произнеси фуук юур[5] куунт.
Он прижимает меня к углу дивана.
— Скажи, я хочу услышать, как ты это произнесешь.
Миссис Чигане приближается к нему с посудной тряпкой в руке.
— Старый развратник, — говорит она, — оставь девочку в покое. Я про тебя все знаю.
— Я ничего не делал. Что я сделал? Она ходит в школу, у нее преимущество в получении образования, мне правительство их не предоставило, она получит бесплатное образование, ее учат английскому. Я хочу только, чтобы она и меня поучила.
— Замолчи! — миссис Чигане размахивает посудной тряпкой. — Отойди от девочки. Сейчас же!
Но мистер Бумбиерис не уходит, и она бросает в него тряпкой, угодив прямо в лысую макушку.
— Миссис Чигане следовало быть более сдержанной. Я думала, она лучше воспитана, — позже с осуждением произносит мама.
