Мамаша указала на автобусную остановку.
— Да ладно тебе, — попытался остановить ее Йоран. — Конечно, он расстроился. Я об этом совсем не подумал. Надо было его подготовить.
— Он просто слишком избалован, — сказала Мамаша. — Не выношу этого.
— А я не выношу тебя! — крикнул Цацики и выскочил на улицу.
Он был без шапки, мокрый снег падал ему на голову, а жижа под ногами сразу зачавкала в его кроссовках. Этого-то она и хотела. Чтобы Цацики замерз и умер. Но она еще пожалеет о своих словах. Он не сядет на четвертый автобус. Он убежит от них. Пусть катаются себе на здоровье на своей колымаге со своим новым ребеночком.
Цацики всхлипнул. Как же он их ненавидит! Могли бы спросить его мнения. Что же, он теперь не в счет только потому, что у них будет новый ребенок? Им плевать на него и его желания. Фильмы со склизкими монстрами смотреть нельзя, на родах присутствовать нельзя! А Йоран-то хорош. Обещал на рождение Рецины сделать ему подарок — летом поехать с ним на мотоцикле на север, ловить гольца. Об этом он, конечно, забыл. Думают только о себе.
— Цацики, стой!
Йоран бежал за ним. Цацики прибавил шагу.
— Стой! Прошу тебя, я хочу тебе кое-что сказать!
Цацики тоже побежал, и ему почти удалось оторваться, но шансов уйти от этого накачанного павиана у него не было.
— Послушай, успокойся, — сказал Йоран, поймав его.
— Ненавижу тебя, ненавижу тебя! — всхлипывал Цацики, изо всех сил колотя Йорана в грудь.
— Успокойся, пожалуйста. Ты прав, я должен был сперва спросить тебя. Но нас теперь будет четверо, и одного мотоцикла недостаточно. Как бы мы, по-твоему, возили коляску?
— А как же наша поездка? — плакал Цацики.
— Неужели ты думаешь, что я забыл? — спросил Йоран.
— Да, — слезы все еще текли по щекам Цацики.
— Такое не забывают, — успокоил его Йоран. — Я продал «харлей» приятелю, и он обещал иногда давать его нам напрокат.
— Честное слово?
— Клянусь тебе! А у машины есть еще одно преимущество — на ней можно ездить зимой. Теперь я смогу возить тебя на карате.
— Да это понятно, но как же свобода? — спросил Цацики. — Разве можно чувствовать себя свободным, сидя в этой развалюхе?
— Свобода… — вздохнул Йоран. — С ней всё не так просто. С детьми, пожалуй, вообще трудно сохранить прежнюю свободу, во всяком случае, байкерскую свободу. Но по-моему, оно того стоит.
— По-твоему — да, — буркнул Цацики.
Рождественская ссора
Пер Хаммар и Цацики сидели в домике под потолком и болтали о рождественских подарках. Завтра, впервые в жизни, они поедут в центр одни, без взрослых. Уговорить Мамашу было непросто, но в конце концов она сдалась. Хорошо, что Цацики не рассказал ей про Алекса, которого вчера в центре ограбили. К нему подошли какие-то парни, отняли проездной и кошелек. Алекс сказал, что у них был нож.
Если грабители нападут на них завтра, они скажут, что денег у них нет. Цацики возьмет с собой совсем немного, на случай, если найдет что-то себе, — все подарки он уже приготовил. Вчера из Греции пришла большая посылка.
Цацики попросил Яниса прислать оливкового масла и маслин из его рощи. Маслины — Мамаше, а оливковое масло — бабушке и Йорану. Неплохо быть владельцем оливковой рощи.
Из кухни доносились возмущенные голоса Мамаши и Йорана.
— О чем они там спорят? — вздохнул Цацики.
Голос у Мамаши был плаксивый и недовольный. Наверное, потому, что Рецина никак не хотела появляться на свет. Она должна была родиться уже несколько дней назад.
— О Рождестве, конечно, — сказал Пер Хаммар. — Мои родители всегда ссорятся перед Рождеством.
— Правда? — удивился Цацики. Он даже не представлял, что такое возможно.
— У нас, во всяком случае, так. Перед каждым Рождеством мама запирается в ванной, и плачет, и отказывается выходить, а папа садится в машину и едет в Арланду, в аэропорт, смотреть на самолеты. Ему, наверное, хочется сесть в самолет и улететь от нас. Но он не улетает, а всякий раз возвращается домой.
— Ого! И что потом?
— Потом они целуются, папа обещает маме помогать по дому, а потом они идут в спальню и разводят там шуры-муры. Карин так говорит. Хотя, по-моему, это мерзко. На мой взгляд, они для этого староваты.
— Ну не знаю, Мамаша и Йоран же это делают, — сказал Цацики.
— Откуда ты знаешь? — спросил Пер Хаммар. — Ты видел?
— Ты что, спятил? Иначе Рецина не сидела бы у Мамаши в животе.
— Ну да, ты прав, — согласился Пер Хаммар. — Но они все-таки моложе моих родителей.
— Цацики! Подойди сюда! — закричала Мамаша с кухни.
— Ну вот, теперь они еще и меня хотят впутать, — вздохнул Цацики и спустился по лиане на пол.
Мамаша, похоже, плакала, на щеках у нее чернели полоски туши, Йоран был мрачнее тучи.
— Где ты хочешь встречать Рождество? — спросила Мамаша.
— У бабушки с дедушкой, конечно, — сказал Цацики. — Как всегда.
— Вот видишь! — торжествующе воскликнула Мамаша.
— Ладно, ладно, — проговорил Йоран. — Сдаюсь.
Вид у него был очень грустный.
— А ты что хотел делать? — спросил его Цацики.
— Я хотел поехать к своим родителям. Они приглашали нас. Ведь они тоже хотят иногда с нами видеться. Тем более сейчас, когда у них родится внучка.
— Вот именно, — не отступалась Мамаша. — Об этом ты не подумал. Как ты себе представляешь путешествие с новорожденным ребенком?
— Эй! Погоди! Куда подевалась та мятежница, которую я брал в жены? Которая считала, что ничего невозможного не бывает?
— Да пропади все пропадом! — крикнула Мамаша, хлопнула дверью — правда, тут же снова ее открыла. — Что ты знаешь о новорожденных! У тебя же никогда не было детей!
И дверь снова с грохотом захлопнулась.
— Упс, — сказал Цацики.
— Можно и так сказать, — вздохнул Йоран и опустился на стул.
— Теперь вы разведетесь? — обеспокоенно спросил Цацики.
— Нет. Но иногда я чувствую себя вашим квартиросъемщиком — знал бы ты, как мне это надоело! Вы всегда вдвоем против меня одного. У меня нет ни единого шанса.
Йоран был очень огорчен.
— Неправда, — сказал Цацики. — Это вы с Мамашей всегда объединяетесь против меня.
— Ты не прав, — сказал Йоран и встал. — Пойду немного пройдусь.
— Поедешь в аэропорт? — спросил Цацики.
