с верфи в Доксте на Ваксхольм, он иногда брал с собой Цацики и Мамашу.
Здорово было лететь в открытое море, подпрыгивая на волнах. Но последнее время Мамаша не могла ездить с ними — она боялась, что от качки Рецина может выскочить раньше времени.
Судя по Мамашиному животу, Рецина должна была родиться совсем скоро, считал Цацики. Раньше Мамаша всегда помогала Цацики собирать с пола «Лего». Теперь она даже нагнуться не могла. Она и ходила-то с трудом. У нее было размягчение сочленений таза. Звучало это жутко, словно вся она вот-вот растворится и исчезнет.
Цацики даже обижался на Рецину за то, что она так мучает Мамашу.
— Эй, хватит уже! — крикнул он Мамаше в живот. — Это и моя мама тоже, а мамы, между прочим, должны помогать своим детям убирать «Лего».
Вместо ответа он получил по носу.
Сейчас уже было хорошо видно, как Рецина пихается и переворачивается там внутри. Наверное, ей было тесновато. Со стороны казалось, будто в животе у Мамаши перекатываются высокие волны.
Стоффе, приходивший в гости несколько дней назад, считал, что у Мамаши в животе сидит монстр. Он видел таких в кино. Они выползали наружу, плевались слизью и хотели захватить мир.
Ну и гадость, думал Цацики. Он не хотел, чтобы у него вместо сестры появился склизкий монстр, но Мамаша поклялась, что в животе у нее совершенно обыкновенное чудо и никакой не монстр, а Стоффе посоветовала поменьше смотреть свои дурацкие фильмы.
— Это не дурацкие фильмы, — оскорбился Стоффе. — А очень классные. Кстати, родители разрешают мне смотреть кино для пятнадцатилетних.
— Значит, твои родители сошли с ума! — резко оборвала его Мамаша.
— Ерунда, — обиженно сказал Стоффе и ушел домой.
Мамаша была в ужасе, что есть дети, которые думают, будто у человека может родиться монстр. Она хотела немедленно позвонить родителям Стоффе и поговорить с ними.
— Ты хочешь извиниться? — спросил Цацики. — За то, что назвала их сумасшедшими?
— Еще чего. Я просто хочу проверить, знают ли они, что Стоффе смотрит такие фильмы.
Чтобы остановить ее, Цацики отключил телефон.
— Надо мной издеваться будут в школе, если ты им позвонишь, неужели ты не понимаешь?
— Нет, не понимаю, — ответила Мамаша.
— Но это так, — сказал Цацики. — Если ты не перестанешь во всё вмешиваться, я больше никого не буду к себе звать и никогда не буду тебе ничего рассказывать.
Цацики чуть не плакал, так он сердился на Мамашу.
— Ладно, так и быть, звонить не буду, — наконец пообещала Мамаша. — Но это ужасно, что вокруг столько взрослых, которым плевать на своих детей. Прежде чем завести ребенка, родителям следовало бы сдавать экзамен, как сдают на водительские права, прежде чем сесть за руль.
— А что, Йоран уже сдал такой родительский экзамен? — спросил Цацики.
— Йоран будет отличным отцом, — решительно заявила Мамаша. — Иначе я бы не стала заводить с ним ребенка. Он может любить, а еще он не ленивый. Родителям нельзя расслабляться, даже когда совсем нет сил, а главное, должны быть силы говорить «нет». Это самое трудное.
— Как может быть трудно сказать «нет»? — не понял Цацики.
— Не только сказать, но и настоять на своем. Вспомни, как ты обижаешься, когда я тебе что-то запрещаю.
— Эй! Кто-нибудь дома? — крикнул Йоран. — Смотрите, что я вам покажу!
Старая красная «вольво»
Цацики и Мамаша выбежали в прихожую, где их ждал Йоран. Вид у него был очень загадочный.
— Что? — выпалил Цацики. — Что, показывай!
— Не здесь, — ответил Йоран. — Оденьтесь сперва. Надо спуститься на улицу.
— О, снег! — закричал Цацики, когда они вышли из подъезда.
С неба медленно падали большие тяжелые снежинки, и на земле уже лежал тонкий слой белого снега. Мимо на санках проехал малыш в комбинезоне. Полозья скрежетали по асфальту.
— Давай в снежки? — предложил Цацики и слепил снежок.
— Нет, я не из-за снега вас позвал. Посмотрите на эту машину.
— На эту? — спросил Цацики.
— Да. Правда, красивая? — вздохнул Йоран.
— Обычная красная «вольво», — Мамаша всем своим видом изображала недоумение.
— Это не обычная «вольво», — важно поправил ее Йоран. — Это наша «вольво».
— Ты шутишь? — Мамаша уставилась на автомобиль.
— Ты что, ее купил? — спросил Цацики.
— Да! — гордо заявил Йоран. — Моей жене не придется больше ковылять по сугробам с таким животом. Она достойна королевских почестей и будет теперь ездить на автомобиле, как настоящая принцесса!
— О господи, — застонал Цацики. Когда речь заходила о Мамаше, Йоран вечно нес какую-то околесицу.
Но Мамаша так не считала. Она кинулась Йорану на шею и стала целовать его.
— О, я люблю тебя! О, я люблю тебя! — кричала она.
Цацики вздохнул. Ну сколько можно! Неужели нельзя хотя бы на улице вести себя прилично? Вроде взрослые, женатые люди, ждут ребенка, а тут…
— Позвольте предложить вам прокатиться, — сказал Йоран и учтиво открыл Мамаше дверь.
Цацики сел сзади. В салоне стоял затхлый омерзительный запах.
— А резина зимняя? — спросила Мамаша.
— Что за вопрос! А еще есть магнитола и радио.
Он вставил в проигрыватель кассету с «Мамашиными мятежниками» и включил звук на полную громкость, так что, когда они свернули на Флеминггатан, слышно было даже на улице.
—
Мамаша совсем сбрендила, а Йоран с блаженным видом сидел рядом и счастливо улыбался. Только Цацики было не по себе. Что-то тут не так, думал он.
— А мотоцикл, — сказал он наконец. — Где он?
— Продан! — крикнул Йоран.
— Что-о?
— Иначе бы я не смог купить это шикарное авто!
Мамаша так радовалась, что подпевала себе вторым голосом. Цацики пнул сиденье Йорана. Он не мог ничего с собой поделать, но слезы ручьем полились из глаз. Неужели он никогда больше не обхватит Йорана сзади и они не помчатся по улицам, как ветер? Никогда не испытает чувства свободы? А слезая с мотоцикла у школы, никогда не поймает на себе завистливые взгляды учеников?
— Я ненавижу вас! — закричал он. — Ненавижу вас и эту проклятую тачку! Вы думаете только о себе и о Рецине!
— Цацики! — одернула его Мамаша. — Прекрати немедленно!
— И не подумаю, — крикнул Цацики и другой ногой пнул Мамашино сиденье. — Я ни за что больше не сяду в эту идиотскую машину! Никогда в жизни! Ясно?
— Пожалуйста — вылезай, — ответила Мамаша и попросила Йорана остановиться.
Они как раз переехали через Санкт-Эриксбрун. Йоран притормозил у тротуара.
— Вот тебе деньги на проезд. Здесь ходит «четверка» до дома.
