плескалась и напевала, я вышел на балкон. Оперся на широкие перила, огляделся.
Насколько этот берег сверкал огнями, настолько же противоположный тонул в темноте. Не видно его, равно как не видно ничего, что выбивалось за городскую черту. Тьма спустилась на весь мир, и лишь город был в ней эдаким островком света и безопасности. Во тьме же вокруг выбирались из своих логов чудовища, выходила на дороги нечисть. Мало кто выезжал из городов, окруженных стенами и рвами, если был риск того, что тьма застанет тебя в пути. Всегда старались подгадать так, чтобы проделать весь путь засветло, или найти промежуточный ночлег в одной из деревень, либо на хуторе, где стены и люди. Или собирались в большие ватаги, вооружаясь до зубов. Одиночки, не обладавшие опытом выживания в этих местах, были обречены.
Постоялые дворы, скрывшиеся за могучими частоколами, оберегаемые заклятиями, принимали путников и укрывали их до рассвета. Хутора за такими же оградами берегли сами себя. Редко когда на хуторе селилась одна семья, обычно несколько. А еще чаще крестьяне жили в деревнях, в которых защититься было еще проще.
Ночь не принадлежала людям. И не только людям. Каждый из разумных мог чувствовать себя в безопасности лишь там, где живут иные разумные. А огромные, погруженные во мрак пространства становились всякой разумной жизни враждебны. Вне городов или сел рисковали иметь дела только такие авантюристы, как мы: охотники, военные разведчики, ну и разбойники, не без того. Такая здесь была жизнь – разумные расы властвовали лишь до захода солнца.
Во всей вселенной были видны лишь огни бакенов возле порта, да сигнальные огни паромной пристани напротив, что у устья реки Тверцы, перескочившей в Великоречье из мира старого. И еще патрульный катер ходил по фарватеру, время от времени включая прожектор и что-то осматривая.
В номере за спиной хлопнула дверь. Маша покинула ванную. Теперь можно и мне туда зайти. Кстати, как отучить человека бросать мокрые полотенца на пол, при этом используя из них все, имеющиеся в наличии? Который раз я уже жалею о тех ста пятидесяти рублях золотом, что потратил на штраф. Хорошая порция розог этой взбалмошной девице точно не помешала бы, особенно если кто-то во время экзекуции взял на себя труд шептать ей в ухо: «А вот не бросай полотенца на пол! А вот не пользуйся сразу всеми, два под ноги, одно на голову и еще двумя вытираясь, помни о других, заходящих в ванну после тебя!». Предлагала же колдунья Велисса вер-Бран прекрасный выход, сэкономивший бы мне аж сто целковых. Тысячу на ассигнации, если угодно.
Я открыл дверцы хозяйственного шкафчика в ванной и к своему облегчению обнаружил запасные полотенца на верхней полке. Ладно, воспользуюсь ими, а то очень уж лень ругаться, тяжелый был сегодня день. Отбросил валяющуюся мокрую груду махровой ткани ногой в уголок, и полез в душ.
Ужин Маша заказала в номер, со мной меню не согласовывая. Кстати, после охоты на вампира я честно выделил ей тридцать процентов от своей премии, как и подобает помощнику, что составило аж шестьдесят золотом, так что она стала девушкой вполне платежеспособной. И она этим пользовалась, по крайней мере, количество доставленной на подносе в номер еды меня удивило. Я присоединился к ней, лениво поковырял порцию индейки под майонезом и сыром, запеченную в глиняном лотке, после чего напился чаю и лег спать, выселив свою спутницу вместе с подносом, заставленным тарелками, в спальню.
Снился мне почему-то лич Ашмаи с капюшоном и без лица, все время звонивший мне по телефону и капризным голосом требовавший завтрак в номер. Больше ничего не помню.
27
Проснулся я от отчаянного стука в дверь номера. Кто-то колотил в филенку двумя ладонями, торопя меня как можно скорее открыть. Я вообще я тяжело просыпаюсь, поэтому лучший способ меня разозлить – ломиться ко мне в дверь с утра пораньше именно таким экспансивным способом. И поэтому, прежде чем открыть, я вытащил из кобуры свой тяжеленный «Смит», звонко взвел курок и только после этого направился к двери. Немного отступив назад, отпер замок, выставив при этом вперед левую ногу. Если кто-то ждет чтобы вломиться, он сумеет приоткрыть лишь чуть-чуть, дверь ударится в ногу, а я сразу пойму, что визитер настроен недружелюбно. И, скорее всего, пальну из сорок четвертого прямо в дверь, после чего отойду вглубь помещения. Осторожность никогда никого не губила.
Однако, к моему удивлению, за дверью оказалась не кто-нибудь, а Лари. В своем черном тюрбане, со своим неизменным дорогущим чемоданчиком в руках. Несмотря на то, что в дверь она стучалась очень активно, вид у нее был при этом такой, что как будто она хотела сказать: «Ой, а что это вы из двери выглядываете? Я тут случайно мим проходила…».
Это ли она хотела сказать, или что другое – не знаю, но стоило мне открыть дверь, как она шагнула вперед, решительным, хоть и игривым жестом отодвигая меня с дороги. И быстро закрывая дверь за собой. Признаться, я опешил. Единственное, что я сумел сделать – это посмотреть на часы. И обнаружить, что уже почти шесть утра и все равно вставать через пять минут. Но речь не об этом, а о том, что Лари никогда не казалась мне особой, способной по собственной инициативе проснуться раньше полудня.
Затем мое внимание привлек шум снизу. В холле гостинцы кто-то был, причем был не один. Кто-то чего-то требовал от сонного приказчика и сквернословил басом. Слышались и другие голоса – обладатель густого баса был не один.
– Ну, как вы тут устроились? – светским голосом осведомилась Лари. – Фу, в разных комнатах, и с такой миленькой девочкой! Не годится. Молодой человек, вы меня разочаровываете!
Последняя фраза совпала с теплой волной, зародившейся у меня где-то под сердцем и быстро спустившейся к паху.
– Лари, не «давите». – сказал я.
– Вы просто недотрога! – фыркнула она. – Это неприлично, В конце-концов, к вам пришла дама, сделаете же что-нибудь, подобающее кавалеру. Предложите кресло, в конце концов, соберите ваше белье, разбросанное по полу.
Она говорила, говорила, оглядывалась, и у меня появилось твердое ощущение, что мне просто заговаривают зубы. С какой-то целью. Попутно она явно прислушивалась к доносящемуся из-за двери шуму, который постепенно приближался. А я присматривался к ней. Что-то наша блаженно-невозмутимая демонесса нервничает, с чего бы это?
– В контрразведке вам сыскной ордер выдали, мне штабс-капитан Ермолаев сказал, мы вчера ужинали вместе…
Она приблизилась к моему рюкзаку, из кармана которого частично высовывалась красная папочка, потеребила его узкой ладонью в тонкой перчатке.
– Это ордер, верно? – спросила она как бы невзначай, и я опять почувствовал, что на меня накатывают какие-то смутные образы, в которых мелькает женское обнаженное тело… и рожки, пробивающиеся через растрепанные рыжие волосы…
– Лари… – прохрипел я, пытаясь возмутиться.
– Знаете, Саша, вы меня тоже с собой возьмите. Прямо сейчас впишите в ордер, поедем, посмотрим, что у нас получится сделать. – продолжал бархатно журчать ее голос в моем еще сонном, но уже воспаленном мозгу. – А, все же, умею… я много что умею, вам, Саша, наверное, понравится. Я столько всего умею…
Дверь из спальни распахнулась, оттуда выглянула Маша. Сначала на лице у нее отразилось лишь удивление, но затем Лари перехватила ее взгляд. Удивление сменилось ужасным смущением, Маша покраснела, словно устыдившись собственных мыслей, что-то сдавленно пискнула и спряталась снова. Я же обнаружил себя вытаскивающим папочку с документами из рюкзачного кармана в полной готовности вписать туда кого угодно и зачем угодно, лишь бы меня об этом лично Лари попросила.
Какой проблеск здравого смысла случился в моей голове – не знаю. Но я нагнулся за своей курткой и извлек оттуда, из внутреннего кармана, свою охотничью бляху, которая заодно амулетик от морока и ментального доминирования. И словно кто-то под руку толкнул: «Надень, дурак! Тебя же разводят!». И надел, глядя на Лари.
Волна желания не то чтобы окончательно схлынула. Лари… она и без «давления»… как бы это сказать, удерживаясь в рамках… Привлекает она, в общем. Но в мозгах прояснилось.
– Лари, что случилось? – спросил я, снова закрывая папку с официальными бумагами.
Она поняла, что я «соскочил», но не расстроилась, а лишь улыбнулась столь лучезарно, так сверкнув при этом острыми клыками, что я едва дыхание не потерял.
– За мной гонятся. Слышите? – она указала рукой в перчатке на входную дверь номера. – Придумали там что-то себе, глупости всякие, а я вынуждена страдать и от них скрываться!
– А причем здесь ордер? – удивился я. – И дальнейшее совместное путешествие? Кто бы ни гнался, но мы, по идее, втроем должны справиться. Или…
– Что? – вскинула она подбородок.
– За вами полиция, видимо?
– И что? Я вам сразу разонравилась?
Тонкая ткань черной блузки сильнее обтянула идеально сферические груди, бедра повернулись немного вполоборота, чтобы я еще и форму зада мог оценить. Пусть хоть в ракурсе «три четверти».
В дверь застучали. Тяжело, властно.
– Лари, один вопрос: вы кого-то убили? Искалечили?
– С ума сошли? – аж прошипела она возмущенно. – Клянусь всем своим родом! Даже не думайте! Спасайте девушку, вам за это воздастся! Я обещаю!
Я раскрыл папку, показал ей, куда прижать палец: «Здесь!». Что она немедленно и проделала.
– Лари, идите в другую комнату. Поговорю я.
– Хорошо. – неожиданно мирно согласилась она, и ушла, покачивая бедрами, на этот раз совсем неумышленно – походка у нее такая. Бедная Маша, опять они заперты наедине!
Ладно, надо спасать нашу вчерашнюю спасительницу, что бы она ни успела натворить в этом городе. Долг платежом красен, в конце концов. Я подошел к двери, намеренно сонным голосом спросил:
– Кто там?
– Благоволите отворить! – послышался властный бас. – Полиция.
Я щелкнул замком, открыл дверь. За ней стояла целая толпа – только из-за толстого ковра на полу я не слышал, как они подошли. В дверях стоял рослый полицейский с погонами квартального надзирателя, в сером мундире, фуражке, при всех регалиях. Широкий кожаный ремень с латунной сверкающей бляхой обтягивал немалое пузо, на красном, широком лице доминировали густые усы вкупе с картофелеобазным носом. Бас тоже принадлежал ему. За спиной
