Пушкари засуетились, перезаряжая стволы, и вскоре жахнули еще раз, а затем еще. Пока что без видимого эффекта.
– Не огорчайся, княже, – попытался утешить его один из пушкарей. – По эту сторону, может статься, вреда причиненного и не видно, ан внутри города наверняка беда. Снаряды-то, они еще шагов на двести по ту сторону пролетают и все на своем пути крушат.
– Ты кто таков? Чего не при деле? – недовольно покосился на заметно скривившегося на бок тощего черноволосого мужичка.
– Новгородские мы, Амосом меня кличут, – моментально сдернул шапку смерд. – Пушки мы свои привезли числом в три десятка. Знамо дело, не таковые, как эти, по старинке делали. Но, мыслю, и для нас место ратное найдется.
– Коли умный такой, то давай, ищи свое место, – отмахнулся от него Вожников. – Скажешь, я разрешил.
– Ага! – Кривобокий Амос кивнул, насадил шапку обратно на макушку и убежал.
– Быдло невоспитанное, – буркнул ему вслед Егор и выбросил из головы. – Заряжай! Где барон фон Шельзе?
– Я здесь, мой император, – подскочил ближе одетый в латы рыцарь.
– Пускай вперед своих наемников, пора.
По улицам разоренной слободы побежали ко рву десятки наемников с наполненными землей мешками. Щитами немцы не пользовались, зато были в кирасах и шлемах, а потому посыпавшийся сверху град стрел особенного вреда не причинял. Сразу, конечно же, появились раненные в руки и ноги – но ничего смертельного. И домой воин живым вернется, и пару золотых отступного за увечье в кошельке принесет.
Вода заплескалась, пошла волнами, тут и там обнажая дно. Стало ясно, что ров уже давно не чистили. А может статься, и чистили – до только так, что выделенное казной золото ушло в карманы подрядчиков и наместника. Поди под мутной зеленой водой разбери, сколько земли вынуто, на какую глубину и где прокопано.
– К вечеру заполним, – вернувшись, отчитался барон. – Мешков с землей запасено с избытком.
– Коли с избытком, делайте дамбу шире, – приказал Вожников. – Потом самим удобнее будет на штурм идти.
– Слушаюсь, мой император!
Пушки жахнули снова, выплеснув белые густые облака дыма. Дождавшись, пока они развеются, Егор прищурился, вглядываясь в стену, и усмехнулся:
– Ничего, на хитрую дырку есть гвоздь с винтом. Дадим еще пять-шесть залпов в одно место, а когда камень разрыхлится, всадим туда бомбами. Они взорвутся за стеной и разнесут башню изнутри. Давайте, други, не ленись! Заряжай!
Однако к тому времени, когда внешний участок башни стал похож на изъеденное термитами бревно, к городу подкрался вечер. Чтобы штурм не утонул в ночной темноте, решительный удар Вожников отложил на утро.
С первыми солнечными лучами ко рву стали подтягиваться латники Савойского, Лотаргинского и Миланского полков. Вскоре на берегу перед засыпанным рвом не было видно земли из-за зловещего блеска железных кирас, шлемов и алебард. Великий князь самолично навел орудие, заряженное накануне разрывным снарядом: пудовой железной полой гранатой. Плотно набитая в сердцевину пороховая мякоть запаливалась специальной серной трубкой-замедлителем, вкрученной в хвостовик. При выстреле она загоралась от заряда в стволе, после чего огонь несколько мгновений добирался до содержимого. От фитилей в этом деле русские пушкари отказались – оказались слишком ненадежны.
– Пали, – скомандовал Егор, отходя на несколько шагов против ветра, подальше от будущего дымного облака.
Орудие жахнуло грохотом и пламенем, в изъеденной накануне ядрами стене появилась еще одна дырочка.
– Двадцать один, двадцать два, двадцать три, двадцать четыре, двадцать пять, – по очереди загнул пальцы великий князь.
Оглушительный взрыв выбил дымом все окна башни снизу доверху, с верхней боевой площадки взметнулись, крутясь в воздухе с растопыренными руками и ногами, разбрасывая сапоги и шлемы, десятка полтора человеческих тел. Имперские латники встретили это зрелище восторженным ревом и, не дожидаясь команды, ринулись вперед…
Атака захлебнулась, не успев толком и начаться. Башня лишилась своих защитников, перекрытий, оружия, но устояла, по-прежнему охраняя безопасность города. А небольшая пробоина в полторы сажени диаметром, возникшая на месте разбитой ядрами кладки, после короткой схватки оказалась за горожанами. Те пиками отогнали нападающих от стены и быстро забросали отверстие мусором. После взрыва башни мусора в ней, естественно, имелось в достатке.
И тут со стороны приречных ворот растянутой тройной канонадой грохнуло несколько залпов. От императорского шатра, с пушечной позиции, было отлично видно, как ливень ядер и картечи буквально снес лопату поднятого моста вместе с воротами за ним. Полсотни ратников в островерхих шеломах промчались по стационарным пролетам, метнули вперед штурмовой мостик, закрывая провал. Зазвучал переливчатый свисток, атакующие дружно упали. Над их головами шарахнул еще один залп, выплескивая картечь в темное пространство под надвратной башней и на улицы за ней. Ратники поднялись и ринулись дальше, вперед, в беззащитное нутро богатого ремесленного города.
Вслед за первым отрядом по мостку пробегали все новые и новые воины. Сверху по ним пытались стрелять лучники, но очень скоро схватка перекинулась наверх, на боевую площадку, после чего прекратилась. Ворота были захвачены. А значит – и весь Ним.
– Федька, – подманил кравчего Егор. – Сходи, узнай, кто все это учудил. Остальным отбой. Пушки можно паковать в дорогу. От всех нас тут теперь пользы, как от козла молока. Остается только выпить за здоровье победителей.
Виновников торжества Федька привел пред великокняжеские очи вскоре после полудня.
– Смоленский полк ворота взял, под рукой наместника псковского княжича Константина Дмитриевича! – доложил кравчий, поклонившись в сторону сына московского князя, одетого в мелко- пластинчатый бахтерец и татарскую мисюрку, с алым плащом на плечах. Княжич был красавцем, с тонкими чертами лица, густыми бровями, широкими скулами. Крохотные бородка и усы стрижены по западной моде, коротко и остро.
Егор, скрупулезно соблюдая условия договора с Юрием Дмитриевичем, князем Звенигородским, в дела Москвы, Смоленска и Галича не совался, позволяя союзнику чувствовать себя в своей вотчине полноправным правителем. Но боярам великого воеводы тихий и спокойный омут казался тесным. Им хотелось побед, славы, новых вотчин. Вот и перебирались один за другим из-под московского крылышка ко двору великого князя и императора. Другого места для карьеры у знатного человека ныне просто не было.
– Помогли же ему в сем пушкари Амос из Новгорода и Биляр Таис-мирза, мастер булгарский, магометянской веры.
– Ага! – расплылся в довольной ухмылке кривобокий новгородец. Таис-мирза лишь слегка склонил голову.
– Какое еще «ага»?! – вспылил Вожников. – Ты с кем разговариваешь?! Обращаться нужно «мой император»! Или «великий князь»! И кланяться нужно своему властителю, а не драпать от него, как заяц от лисы, едва только слово нужное услышал! Слово же «княже» лишь для знатных и близких слуг допустимо, а не для пушкаря залетного!
– Ага… – испуганно втянул голову новгородец.
– Тьфу, – раздраженно отвернулся от него Егор, кивнул псковскому наместнику: – Что за своевольство, Константин Дмитриевич? Думаешь, мне по нраву будет, коли я не знаю, что мои рати собственные делают? Я силы в одном месте прикладываю, рати лучшие – в другом коплю, а в итоге старания мои прахом идут! Наказать бы вас… Да победителей не судят. Хвалить приходится. Молодцы, ловко провернули!
– Рады услужить, мой император, – с достоинством поклонился довольный, как сытый кот, княжич.