— А серебро застраховано?
— Кажется.
— А здесь?
— Безделушки… но, боюсь, твои драгоценности тоже. Клэр бессильно опустилась на стул и зарыдала.
— Как несправедливо, — приговаривала она. — Ведь не в том дело, что они дорого стоят…
— Само собой, — бросил Джон, усмотревший в ее слезах лишь препятствие, которое может помешать ему ускользнуть к Пауле.
— Подлые негодяи, — пробормотала Клэр. — Господи, как я их ненавижу!
— А ты попытайся представить себе, насколько все было бы хуже, если бы мы попали в аварию по дороге.
Клэр смахнула слезы с лица.
— Знаю. Вещи, — дело наживное, но все равно это омерзительно. — Она встала. — Я знаю, что мы сейчас сделаем, — сказала она с вымученной улыбкой. — Выпьем по чашке хорошего чаю. — Она подошла к мужу, он поцеловал ее, и они вместе пошли на кухню.
В пять включили электричество и центральное отопление. Дети ожили, а когда прибыл полицейский составить акт об ограблении, они хвостом ходили за ним по дому — на почтительном, правда, расстоянии, — притихшие от сознания серьезности и значительности события.
Убедившись, что жена и дети успокоились, Джон по-
спешил улизнуть в контору. Его ждала записка с просьбой как можно скорее позвонить Гордону Пратту, но сейчас ему было не до политики. Вместо этого он набрал номер Паулы Джеррард.
— Паула? — сказал он.
— Джон? — Да.
— Вы вернулись — когда?
— Сегодня днем. А вы?
— Я здесь уже целую вечность. Я не осталась у своих на Новый год.
Его ножом пронзила ревность.
— Где же вы его встречали?
— В Лондоне.
— Что вы делали?
— Ничего.
— И вам не было одиноко? Воцарилось молчание.
— Я представляла себе, что вы со мной. У него сел голос, он прокашлялся.
— Могу я сейчас приехать?
— Я бы очень этого хотела.
— У вас ничего не намечено?
— Нет.
— Я буду через полчаса.
Он положил трубку и, прихватив папку с делами на следующий день, собрался идти, но на глаза опять попалась эта записка от Гордона Пратта. Он нехотя посмотрел на черную трубку телефона, которую только что положил на рычаг, и со вздохом снова взял ее.
— Слава богу, вернулся-таки, — сказал Гордон. — Наши в Северном Лондоне зашевелились.
— То есть?
— Они передвинули выборную конференцию на середину февраля, на пятнадцатое.
— Что это меняет?
— Да ничего бы не меняло, но О'Грэйди объявил, что предвидит кризис и хочет остаться.
— Но ему же семьдесят пять!
— Знаю. Но если он будет упорствовать, то навредит нам больше, чем вся эта компания из «Трибюн». Надо встретиться потолковать. Вечером ты свободен?
— Увы, у меня тут есть одно дельце.
— А никак нельзя отменить?
— Никак.
— В таком случае придется встретиться на неделе. А жаль, потому что все остальные готовы собраться сегодня.
— Ничего не могу поделать, — сказал Джон. — У меня ужин с судьей, давняя договоренность.
— О'кей, что делать. А как насчет четверга? В четверг вечером ты свободен?
— Да.
— Отлично. Попытаюсь переиграть на четверг.
Он положил трубку. И Джон тоже, но тут же снова ее поднял.
— Клэр? — спросил он, когда к телефону подошла жена. — Как там у вас, все в порядке?
— Да, — отвечала она. — Полицейский ушел. Сказал, что утром заедут из уголовного розыска.
— Отлично. Слушай, тут в Хакни разворачиваются события. Выборную конференцию перенесли на пятнадцатое февраля. Возможно, никого и выбирать не придется: старина О'Грэйди надумал остаться на следующий срок,
— Вот зануда! А у него это может получиться?
— Почему бы и нет. Я к тому, что мне придется съездить туда вечером.
— А… Ну, хорошо.
— Справишься, одна?
— Да. Только не задерживайся. Мне эта кража немного взвинтила нервы.
— Постараюсь, но ты меня не жди.
— Ты ключ взял?
— Да.
— Ну ладно, пока.
В тот день Джон приехал в контору на машине и теперь в считанные минуты добрался до Пэрвз- Мьюз. Он остановил «вольво» у дома Паулы и позвонил в дверь. Буквально через секунду Паула открыла и, посторонившись, пропустила его. Он взглянул на нее и прошел на кухню, по дороге сравнивая ее лицо с тем, которое помнил по своим мечтам. Обернувшись, он увидел, что она закрыла дверь и вошла на кухню за ним следом. Они поцеловались: ее запах, ее тело — все было иным по сравнению с тем, чем он наслаждался в воображении последние две недели, но мечты тут же отступили перед явью. Не было другой Паулы, была девушка, чьи сухие губы прижались к его губам и приоткрылись, оставляя привкус помады.
За все это время она ни слова не сказала, но то, как она вцепилась, точно ребенок, в его пальто, выдавало ее чувства. Когда они оторвались друг от друга, он увидел, что она плачет.
— Что такое? — спросил он.
Она улыбнулась, тряхнула головой.
— Ничего. Просто рада вас видеть.
Как всегда, она пошла доставать лед из холодильника, а он взял поднос и двинулся с ним наверх — в большой комнате в камине горел огонь. С глубоким вздохом он опустился на мягкий диван, а она подошла и клубочком свернулась рядом.
— Я очень скучал без вас, — сказал Джон. Она обняла его.
— А вы без меня скучали? — спросил он. — Да.
— И дальше что?
Она подняла голову и посмотрела ему в глаза.
— Знаете, — сказала она, — я по вас так скучала, что просто больше не могла — не могла быть с
