— Если ты хочешь, чтобы я была женой политического деятеля, то недостаточно. Придется многих принимать…
— Конечно-конечно.
— А эти филиппинки просто чудо. Их вообще едва замечаешь.
— Не сомневаюсь, но ребятам действительно нужна детская.
— Разве они не могут играть в своих комнатах?
— Пожалуй.
— А где нам смотреть телевизор? — спросил Том.
— Послушайте, — начала Паула наигранно-воодушевленным тоном, которым обычно разговаривала с детьми Джона, — а что, если каждому из вас поставить в спальню собственный маленький цветной телевизор? Как вы на это смотрите?
— У каждого свой? — спросил Том.
— У каждого свой.
— А как же няня? И у нее?
— У нее тоже будет свой.
— Ну это уже чересчур, — заметил Джон.
— Почему же. И потом, это обойдется дешевле, чем выгораживать еще одну комнату.
— А кровать? — спросила Анна неуверенно. — Мне нужна кровать.
Джон улыбнулся, наклонился и поцеловал ее.
— Ну, а как же, — сказал он. — У тебя будет та кровать, на которой ты сейчас спишь. И твой стол. И твой комод.
— А что же тогда останется в моей комнате дома? Там тоже нужна кровать.
— Когда мы переедем сюда, мы уже не будем там жить. Тот дом мы продадим. Там будут жить другие.
— Значит, мы не будем больше жить дома? — спросила Анна.
— Здесь и будет наш дом, — сказал Джон. Потом они все вместе пообедали в ресторане, что уже не доставляло детям прежнего удовольствия, так как не было особенным событием. В ожидании еды они вертелись и задирали друг друга, как дома. На лице Паулы появилось сдержанное раздражение, и Джон, разозлившись, шлепнул Анну; та разрыдалась, уткнувшись лицом в жесткую накрахмаленную салфетку.
Потом они подвезли Паулу до Найтсбриджа и поехали к себе в Холланд-Парк. Няню на конец недели отпускали, так что они были втроем, без посторонних. Том и Анна пошли смотреть фильм по старому черно-белому телевизору, стоявшему в детской, а Джон поднялся в гостиную полистать парламентские доклады. Настроение у него улучшилось. Он успокоился и даже заметил у себя прилив сил. В пять он спустился на кухню приготовить детям еду. Надел старый, заляпанный томатным соусом фартук (можно подумать, что весь в крови), в котором обычно возился на кухне, и поставил кипятить воду для спагетти, любимого блюда Тома.
Проголодавшись, поскольку они почти ничего не ели в ресторане, и услышав, что отец возится у плиты, дети тоже спустились на кухню. Анна забралась на табурет, чтобы достать с полки банку с соусом, а Томстал накрывать на стол. Они смеялись, прыгали, гонялись друг за другом вокруг стола. Когда наконец они уселись за стол и Джон подал спагетти с тертым сыром и томатным соусом, а себе налил чаю, Анна подняла на него глаза и спросила:
— А мы не можем жить в этом доме, папа?
— В этом — нет, — сказал Джон, уставясь в чашку.
— Там, конечно, шикарней, — сказал Том, — особенно когда все покрасят, поставят мебель и всякие вещи, но мне наш дом все равно больше нравится. А тебе?
Джон посмотрел на их выжидающие лица.
— Оттуда мне на работу гораздо ближе. Я смогу приходить домой к чаю.
— Понимаю, — сказал Том, — но здесь все наши вещи, и мы всегда жили, и мама здесь жила…
— Нам будет здесь тесно…
— Почему тесно? Вон сколько места. — Том возражал мягко, но настойчиво. Анна смотрела на отца широко раскрытыми глазами.
— Нам станет здесь тесно, когда я женюсь на Пауле. Том уткнулся в тарелку.
— Да, тогда конечно, — пробормотал он.
— Ты собираешься жениться на Пауле? — спросила Анна.
— Да.
— Но разве ты не женат на маме?
— Теперь нет.
— Потому что она умерла?
— Да.
— Значит, когда умирают, то уже не считается?
— Да.
Она понимающе кивнула.
— Папа, а тебе обязательно жениться? — сказал
Том. — А нельзя, как сейчас — просто жить нам втроем, без Паулы, и няни, и этой филиппинки…
— Нет, так нельзя, — сказал Джон. — Я взял на себя важную работу в парламенте, и нужно, чтобы кто-то обо мне заботился.
— Мы будем заботиться о тебе, — сказала Анна. — Обещаю.
— И мы не будем ссориться и драться, — сказал Том.
— А на праздники можно ездить к бабушке Стрикленд и к бабушке Лох, — сказала Анна. — Они за нами присмотрят.
Джон покачал головой.
— Нет, мне придется жениться на Пауле, — сказал он. — Я обещал, и потом, мне нужен кто-то… Когда вырастете, вы поймете.
— Еще, пожалуйста, — сказала Анна и протянула пустую тарелку.
— Мне тоже, — сказал Том, протягивая свою. Джон стал изображать официанта-итальянца, подающего спагетти, и дети снова засмеялись.
Утром Джон повел детей к мессе. Он сел, потом преклонил колена, потом снова сел, как это делали другие, но не следил за церемонией и не слышал проповеди. Мыслями он был далеко. Как быть с коттеджем? Агенты по недвижимости говорили, что на дом, где произошло убийство, практически не найдешь покупателя. И что делать со старым «вольво», возвращенным полицией? Так и будет стоять у дома рядом с новым? Маклер посмотрел и предложил купить по цене металлолома. Джон послал его подальше. И как поступить с мебелью, которую Паула не хочет видеть в доме на Лорд-Норт-стрит? До чего, оказывается, непросто освободиться от прошлого — из церкви он вернулся в растрепанных, отнюдь не благостных чувствах. В качестве первого шага он решил заняться вещами Клэр и сложил их в картонные коробки, оставшиеся от его винного «погреба». Затем он либо сожжет все это, либо отдаст кому-нибудь.
Из верхнего ящика комода он принялся вынимать чулки, колготки, нижнее белье; во втором лежали юбки и блузки; в третьем — вязаные вещи. Тут на самом дне он нашел три почтовых конверта, перетянутых резинкой. Он повертел их в руках — все были на имя Клэр, адрес выведен аккуратной рукой. И тут же защемило на душе. Это что же, от Генри? Или от другого возлюбленного? Может быть, она и раньше изменяла ему — часто, всегда, многие годы? Он разглядывал конверт, верхний в пачке, и увидел, что марка на нем итальянская. Это когда Генри был там по делам? Но почерк не его. Возможно, попросил кого-нибудь надписать конверт, чтобы отвести подозрения. Джон вынул из конверта письмо. «Моя дорогая Клэр…» Он перевернул листок и взглянул на подпись: «С неизменной любовью, Майкл». Что за Майкл? Он снова перевернул конверт и увидел, что письмо отправлено из иезуитского колледжа в Риме. Тут он вспомнил, что в Стоунхерсте воспитателем у Гая был священник, который их венчал, — иезуит отец Майкл Пирс.
Джон опустился на кровать — ноги не держали его. Снова взял письмо. «Моя дорогая Клэр, я очень обрадовался, получив Ваше письмо, пусть даже написать его Вас побудила неспокойная совесть». Он стал
