дикие звери, Рим обошелся четырьмя легионами, и теперь любой гражданин может путешествовать по эту сторону Рейна и Дуная так же спокойно, как и по Италии. Разве все народы, населяющие землю, не стоят теперь на почве фактов? — Клавдий Фракиец, этот маленький старичок, с хищным взглядом, вздергивал плечи и вновь опускал их, выражая всем телом бессмысленность сопротивления Риму, и насколько безнадежна всякая попытка восстать против римского протектората. — Греки, пожелавшие некогда самоутвердиться вопреки целой Азии, македоняне, и их Александр, посеял первые великие семена мировой империи. Разве теперь не достаточно было бы всего-навсего двух тысяч обычных римских солдат, чтобы оккупировать обе страны? В вашей Иудеи, на сегодняшний день, живет до трехсот пяти различных племен, имеются превосходные естественные крепости, она сама производит все нужное ей сырье. И с помощью всего тысячи двухсот человек, столько же, сколько в этой жалкой стране городов, разве не сможет Рим подавить в ней малейшую мысль о восстании? Так зачем вы пытаетесь увидеть в нас демонов, которых непременно нужно истребить, против которых вы желаете восстать? Вам просто нужно смириться со своей участью, с неизбежным, и покориться, как покорились другие.
Нахум пытается сломить его аргументы, защищает свою тактику. Он говорит резче, чем хотел бы. Но от былой уверенности не остается и следа. Что он может противопоставить ему? Что может предложить Иудея Риму? Клавдий Фракиец бьет наотмашь своей суровой логикой и силой, против которой у Нахума есть лишь слепая вера. Вера, которая Фракийцу кажется нелепой иллюзией для иудеев. И весь разговор, словно бы уходит в никуда, являясь по сути ненужной дискуссией, которую день за днем проводят старики в трактирах. Покорится и сдаться — вот и все, что требует Рим, не уступая ни чем взамен.
Фракиец оценивающее рассматривает этого странного наивного юношу с худым холеным лицом, этого провинциала, который утверждает и разглагольствует о какой-то нелепой вере и боге, а ведь сам не гнушается убивать ради него. Его речи могут вдохновляет разве, что ярых фанатиков местного Бога, и отчаявшихся бедняков, которым и так уже нечего терять. Разве может он быть угрозой, которой стоит бояться? Нет, он слаб, и наивен. Как он может вести за собой народ на войну? Только на смертную казнь.
— Неужели вы не способны понять собственную слабость и оценить силы Рима, юноша? Скажите же мне, где ваш флот, ваша артиллерия, где источники ваших финансов? Мир стал римским. Поймите же это наконец. Где же вы раздобудете себе союзников и помощь? Может быть, в вашей необитаемой пустыне? У вас же нет ни денег, ни солдат.
— Но за нас, бог, право и разум. Мы…
— Оставьте ваш бред, для своих жалких проповедей. Разума-то, я смотрю у вас точно нет. Как нет, и у тех, кто слушает вас, и самое страшное, что они идут за вами. Волнения в конце концов улягутся, и Иудея также ляжет под Рим, как и остальные провинции. За нами будущее. Наши силы будут расти, народ за народ падет перед нами. Римская империя раскинется от самых западных границ земли до ее восточных пределов. Своими жалкими бреднями, и пустыми действиями, вы лишь откладываете наш неминуемый триумф. Подумайте, юноша, только ведь с одной Александрии, Рим получает за один месяц больше налогов, чем со всей Иудеи за целый год. И он же дает вам, взамен этих налогов, очень многое. Разве он не проложил превосходные дороги, не построил водопроводы новейшей системы, не дал вам быстро работающее, дисциплинированное управление? Будьте же благоразумны. Не пускайтесь навстречу ужасной непогоде и верной гибели.
Нахум сдавался под напором Фракийца, мысли уходили, не задерживаясь. Что ему ответить? Что может его убедить в силе незримого Бога? Он так далек от нас, полностью поглощенный своими достижениями, которые канут через сотни лет, а Бог будет вечен. Какое же жалкое зрелище он сейчас представляет, наверное, для него. Но все же…
— Мы не против Рима, мы за свою свободу и право, которые вы отнимаете у нас. Да, мы еще только строимся, мы еще не готовы противостоять вам. Но и сейчас уже не нужно обладать слишком богатым воображением, чтобы представить себе, какими мы станем еще до конца…
— Разрешите мне еще раз объяснить вам, юноша, кто мы, а кто вы. В какой бы точке Рима вы, ни находились, вы всегда в центре, ибо у нас нет границы. Мы поглощаем все новые и новые пригороды и земли. Вы услышите в Риме сотни наречий. Вы можете здесь изучать особенности всех народов. В Риме больше греков, чем в Афинах, больше африканцев, чем в Карфагене. Вы, и не совершая кругосветного путешествия, можете найти у нас продукты всего мира. Вы найдете товары из Индии и Аравии в таком обилии, что сочтете нынешние земли навсегда опустошенными, и решите, что населяющим их племенам, для удовлетворения спроса на собственную продукцию, придется ездить в Рим. Испанскую шерсть, китайский шелк, альпийский сыр, арабские духи, целебные снадобья из Судана? У нас есть все. Ни один ученый не сможет работать без наших библиотек. У нас столько же статуй, сколько жителей. Мы платим самую высокую цену и за порок, и за добродетель. Все, что только может изобрести ваша фантазия, вы найдете у нас, но вы найдете у нас многое и сверх того, что ваша фантазия может только представить. То, что вы только еще собираетесь построить, Рим уже давно создал. И мы предлагаем вам это, всего лишь за небольшую цену, в подчинение нам. Что сделали и другие. Примите нас, это все что мы требуем.
— Все, что они могут дать, эти римляне, люди Запада, и ваш «великий» Рим, их техника, и их логика, всему можно научиться. А чему не научишься, так это восточной силе видения, святости Востока. Народ и бог, человек и бог, на Востоке они едины. Но это незримый бог: его нельзя увидеть, вере в него нельзя научить. Человек либо имеет его, и ощущает в себе, либо не имеет. А вы пытается это отнять, вторгаясь в наши земли, в наши дома.
«Вечно эти евреи! Везде становятся они поперек дороги со своей дурацкой наивной верой в пустоту, «оберегающую» их. И этот провинциал туда же клонит, или только пытается показать себя наивным простаком. Почему люди слушают его понятно. Но ради чего они идут за ним, зная, что обречены? И все же он боится. Это не видно, но чувствуется. Боится того, что жизнь может для него оказаться не так уж длинна или же…». Фракиец пытался понять этого простодушного юношу, стоящего перед ним. С проблемой можно быстро разобраться, и прямо сейчас, или же оттянуть до того времени, когда это возможно пригодиться. Ручной подстрекатель, может оказаться полезным, когда это нужно, смирно при этом сидя, когда требуется. При теперешнем императоре Восточный отдел в Иудее стал центральным пунктом всей государственной политики. И поэтому ни один сегодняшний вопрос в кабинете императора не разрешался без заключительного мнения Фракийца.
Сейчас у парфянской границы политика на Востоке развивается очень удачно. Император ужален честолюбием, он мечтает расширить сферу римского влияния вплоть до Инда. Великие таинственные походы на далекий Восток, о которых Рим мечтает уже целое столетие, казавшиеся еще поколение назад наивными мальчишескими фантазиями, стали теперь предметом серьезных обсуждений. Авторитетные военные генералы разработали свои планы. И министерство финансов после тщательнейшей проверки заявило, что средства могут быть предоставлены. Вот только все это останавливает маленькая Иудея.
Мир сегодня был римским, в мире этом царило равновесие, благодаря единой греко-римской системе. И только жалкие непокорные евреи мутили, не желали признавать неоценимое благо этой мощной, объединяющей многие народы империи. Великий торговый путь в Индию, предназначенный вести греческую культуру на самый дальний Восток, не мог быть открыт, пока этот надменный, упрямый народ «незримого Бога», как они себя называли, не будет окончательно растоптан. К сожалению, при дворе слепы к тому, чем угрожает Иудея. Много странного в этой Иудее. В Генисаретском озере жила рыба, которая кричала. Все, что ни сажали на содомских полях, чернело и рассыпалось прахом. Мертвое море держало на своей поверхности любого человека — умел он плавать или не умел. Все здесь было необычайнее, чем где-либо.
И никогда эта маленькая нелепая провинция не могла лояльно подчиниться господству римлян, как подчинялось ему столько других, более обширных и мощных стран. Их бог не ладит с другими богами. В сущности, Иудея все время находится в состоянии войны, и смута в ней не утихнет, внутренняя война будет продолжаться. И планируемый новый Александров поход окажется невозможным, пока Иерусалим не разрушат. В смелом проекте нового Александрова похода на Восток есть только одно уязвимое место: это иудейская провинция. Она лежит как раз на пути движения войск. И нельзя начинать великого дела, пока столь сомнительная точка не будет прибрана к рукам и укреплена.
Но возможно и не стоит здесь спешить, считают некоторые в кабинете императора. Как знать, может
