— Ого, как выросла!
Велина была в том цветущем возрасте, когда все черты в ней были милы и привлекательны: и румяные щечки, и вздернутый носик, и сочные губы; русые волосы у нее были густыми и заплетены в одну косу — символ девичества. На ней было голубое — под цвет глаз — платье из дорогой материи, на ногах желтые полуботинки из мягкой козьей кожи.
Велина между тем с любопытством смотрела на Русса, произнесла:
— А я тебя, Русс, сразу признала. Такой же добрый и наивный, как был. Только возмужал немного, взгляд стал построже.
— Повидались? — вмешался в их разговор князь. — А теперь разошлись по своим местам. Завтра выступаем, дел невпроворот.
Наутро войско двинулось на запад в походной колонне. Поднялись рано, Русс толком не выспался, сказывалась долгая дорога, ломило в ягодицах, от долгого напряжения побаливала спина. Но он крепился, зная, что на него смотрят его воины и наблюдают ополченцы. Коленями толкнул коня, поскакал вдоль колонны. Впереди увидел знакомую фигуру — Скрынь! Поравнялся, погладил коня по холке, успокаивая, спросил, хитровато улыбаясь:
— Небось, не выспался?
— С чего ты взял?
— С Велиной до утра просидел…
— Да ты что? Она вовсе не моя девушка.
— А чья тогда?
— Влюбился, что ли?
— Сразу и влюбился… Понравилась, девка видная.
— Я бы тебе не советовал с ней связываться.
— Почему?
— Княжеская дочка. Избалованная, капризная. Всего можно ожидать.
Русс почему-то вспомнил Луциллу, ответил отстраненно:
— Главное, верной подругой была бы, а остальное…
— От нее хочешь дождаться верности? Напрасные надежды…
Помолчали.
Русс спросил:
— Что известно от разведчиков? Далеко противник?
— Пока неизвестно.
— Скорее бы встретиться, неизвестность изматывает.
— Не спеши, навоюешься.
Высоко в небе поднялось солнце, стало припекать. Русс сбросил лишнюю одежду, перекинул через круп коня. В полдень сделали привал, пообедали, отдохнули с часок. Потом снова двинулись дальше.
Заночевали в лесу. Комары еще не появились, поэтому разлеглись прямо под открытым небом, где кто хотел. Русс глядел в небо, где светились звездочки. Они были маленькими и не такими яркими, как на берегах Дуная, он на них насмотрелся в свое время, стоя долгими ночами на крепостной стене. Странно кажется все это: недавно был далеко на юге, жил совсем другой жизнью, спал в добротно устроенной казарме, выполнял строгий военный порядок, заведенный в римской армии, видел людей, одетых в туники, пеплумы, мантии… А теперь вернулся в мир, знакомый с детства, вроде бы и не было трех лет службы или приснилось в каком-то необычном, дивном сне…
Утром поднялись с восходом солнца, скоро вышли на широкий луг. Прискакали разведчики: неприятель недалеко. Стали развертываться в широкую линию; князь поставил центурий Русса в центре:
— Саксы воюют клином. Ударом клина они стараются прорвать центр противника, а потом бить по частям. Ты должен выстоять, а мы уж попытаемся удержать крылья войска.
Только заняли указанные места, как из леса вывалились пешие и конные массы противника, стали растекаться по фронту. Русс пристально наблюдал за их построением. Саксы и англы строились по родам. Каждый род создавал клин, поэтому вся боевая линия их напоминала пилу, где зубьями были отряды родственников. В свою очередь центр у них выдвигался вперед, теперь он, действительно, нацеливался на его центурию.
Князь с поднятым мечом на белом жеребце промчался перед боевой линией, выкрикивая слова, которые должны были вдохновить воинов на предстоящую битву:
— Братцы! Защитим родную землю от вражеского нашествия! Не дадим в обиду наших матерей, жен и сестер!
— А-а-а! — ревом ответили бойцы и медленно двинулись вперед. Колыхнулся и строй противника. Оба войска начали сходиться.
Русс уже мог различить лица врагов, их рыжие волосы, насупленные взгляды, разноцветные щиты, шкуры животных, служившие одеждой и защитным снаряжением…
Русс выждал момент, подал короткую команду:
— Пилум!
Тотчас передовые линии метнули в противника тяжелые дротики — пилумы, они вонзились в щиты противника. Выдернуть их не хватало сил, потому что они глубоко входили в дерево, и обрубить их тоже было невозможно, так как на две трети они были железными. Сражаться с таким щитом было невозможно, и неприятельские воины побросали их, кидаясь в бой почти не защищенными.
Но и враг применил свой прием. Немного не добежав до строя славян, германцы бросили в них тяжелые боевые топоры, которые разбили много щитов, поранили и убили некоторых воинов. Топоры были привязаны за веревки, после броска с их помощью оружие возвращалось к хозяевам. А затем началась рукопашная.
В близком бою воины Русса имели преимущество, потому что пользовались короткими римскими мечами, причем ими они не рубили, а наносили колющие удары, на какие-то мгновения опережая действия противника: пока враг взмахивал зажатым в руке мечом и опускал его на головы или плечи неприятеля, они успевали ткнуть его в уязвимые места несколько раз.
Бойцы Русса работали привычно и слаженно. Когда минут через пять они стали уставать, он дал команду, передний строй отступил, а на его место вышел полный сил второй строй; еще через пять минут — третий, а потом отдохнувший первый, второй, третий… Таким образом, бой вели всегда полные сил воины, тогда как противник уставал, слабел и не мог уже оказать настоящего сопротивления. Перед строем центурии росла гора убитых, по их телам она медленно двигалась вперед, словно дровосек, прорубаясь сквозь поросль молодых деревьев.
Центурий Русса сломал привычный метод ведения боя германцами: вместо ожидаемого успешного продвижения вперед центр был вырублен и выгнулся в обратную сторону. Видя это, дрогнули соседние отряды, затем неуверенность и колебания охватили все войско, оно стало медленно, но неуклонно отступать, а вскоре это отступление превратилось в паническое бегство. До самой темноты продолжалось преследование противника.
Ликованию победителей не было предела. На поле боя были разожжены костры, готовилась пища, прикатили бочки с вином и пивом; большое количество еды и питья досталось и от брошенного врагом обоза. Русс оказался в центре внимания. Все хотели выпить с ним и сказать несколько лестных слов. Слова эти были искренни, потому что очевидно было: победа бодричам досталась во многом благодаря воинам центурии; не сумела она устоять в центре, не смогли бы устоять остальные отряды.
Радостно встретили победителей жители Вышковца. Русс ехал среди ликующей толпы, стараясь сохранить на лице суровую невозмутимость бывалого воина, но ему это плохо удавалось; его грудь распирал восторг от одержанной победы и тех восхвалений, которые достались на его счет. Ему захотелось поделиться всем этим с братьями, но они были далеко. И тут он вспомнил Велину. Где-то она, наверно, здесь, в этой толчее. Он стал оглядываться, надеясь увидеть ее, но так и не отыскал. А потом, когда подъехали ко княжескому дворцу, он и вовсе забыл про нее.
Пир князь устроил на славу. Он посадил рядом с собой Русса, несколько раз поднимал кубок в его честь. С другой стороны от Русса сидел Скрынь. Он тоже говорил восторженные слова Руссу, всячески
