пределы крепостной стены, даже по берегу Дуная прогуливаться не следует.
— Опять нравоучения. Какой ты нудный! Скажи что-нибудь душевное, чтобы я порадовалась…
— Я тебя люблю, ты самая лучшая девушка на свете! — ответил он, обнимая ее. — А теперь будь умницей, иди домой, а мне надо бежать к своим воинам и готовиться к отражению врагов.
Они расстались.
Однако Чех не пошел в свой центурий, а решил забежать к младшему брату Руссу. Романтичный, впечатлительный, доверчивый, все-то у него было не так, все куда-то заносило, и это вызывало у Чеха постоянное беспокойство, и он старался его оберегать и опекать.
Русс ходил по крепостной стене, отдавал приказы своим воинам. Высокая, ладная фигура, красивое лицо с румянцем на щеках, льняные волосы до плеч. Одежда выделяла его из всех: короткая желтого цвета туника с красной каймой, шитый золотом пояс, на котором висел короткий меч в нарядных ножнах.
Воины устанавливали на стенах катапульты. Рядом вертелись мальчишки. Один из них спросил Русса:
— Дяденька, а почему это приспособление называется ослом?
Действительно, один вид катапульт у воинов получил прозвище онагр — дикий осел.
— Вот подойдут враги к крепостным стенам, и мы начнем стрелять по ним из онагра, — ответил с улыбкой Росс, — сам увидишь почему.
— Все равно мне непонятно, — не унимался малый. — Я ничего схожего не вижу. Не походит это сооружение на осла!
— Вот ведь какой дотошный! Да потому, что дикий осел, спасаясь от преследователей, бросает копытами камни позади себя. Вот и эта машина швыряет камни во врагов!
Чех обошел орудие со всех сторон, отвел в сторонку брата, сказал озабоченно:
— Неверно ставят твои солдаты катапульту.
— Почему?
— Ты забыл о мощности машины? Нельзя ее устанавливать на твердой почве или камне. Отдача настолько сильна, что основание ее разобьется вдребезги.
— Да, на земле мы помещали онагр на траве или щебне. А тут как быть?
— Подложи кашму или войлок. Или что-то из старой одежды набери.
— Хорошо, сейчас распоряжусь.
На другой день с утра на противоположный берег Дуная стали вываливаться толпы племени квадов. Над речной гладью воды, далеко разносившей звуки, зазвучали людской говор, визжание пил, удары топоров — там стали поспешно строить плоты для переправы. Аврелий приказал всем жителям города, имевшим лодки, плыть на ту сторону и перевозить людей, в первую очередь женщин, стариков и детей. Потом, собрав около сотни плотников, перебросил их к квадам, они тотчас включились в общую работу.
До темноты переправлялось племя. И постоянно на берегу находился Аврелий, руководил людьми, командовал воинами, помогавшими причалить плотам и выйти на берег слабым и немощным, назначал места проживания. Во всей его высокой, крепко сколоченной фигуре проглядывались мужественность и сила. У него было смуглое лицо, овальное и широкое, волосы густые и черные, темно-карие глаза имели миндалевидный разрез. Несмотря на суету вокруг, оно оставалось спокойным и непроницаемым, а взгляд из-под мохнатых бровей, почти сросшихся на переносье, нахмуренным и угрюмым.
Лех и Русс стояли на охране крепостных стен и башен, а Чех со своим центурием находился под рукой у Аврелия, выполнял его отдельные поручения. Самым главным из них был отбор воинов среди квадов и размещение их по домам. Воины были рослые и сильные. Одеты они были, в большинстве своем, в шкуры животных шерстью наружу, в штаны из домотканой материи, на ногах башмаки из кожи. Из оружия у них были длинные мечи и пики, кое у кого — секиры на веревках, во время боя их кидали во врага, а потом возвращали к себе; щиты были деревянные, круглые и прямоугольные. Все они были озлоблены против вандалов, прогнавших их с нажитых мест, и готовы были сражаться с ними до последнего.
Воинов-квадов распределили по центуриям. Чеху достался отряд под командованием сына старейшины племени по имени Турбид. Они были одногодками, поэтому быстро сдружились. На голову выше Чеха, Турбид обладал редкой силой и, как это часто бывает со здоровенными людьми, обладал спокойным и миролюбивым характером. Видя старания Чеха и его искреннее желание помочь обездоленному племени, он тотчас проникся доверием к нему, при случае стараясь показать свою привязанность: то клал руку на плечо Чеха, то по-братски обнимал, часто повторяя: «Ничего, вместе мы им, этим вандалам, дадим жару, небо с овчинку покажется!»
Через три дня появились вандалы. Сначала это были разведчики, осторожно исследовавшие побережье. А ближе к вечеру вдоль реки стали растекаться отряды воинов. Они деловито располагались на новом месте, ставили палатки и шалаши, разжигали костры, готовили пищу. Ветер с той стороны доносил вкусный запах жарящегося мяса, говор и шум многих сотен людей. Воины и горожане с крепостной стены молча наблюдали за этой оравой.
А затем противник начал переправляться через реку. Места для переправы были выбраны вдали от города, где простирались широкие песчаные отмели. Аврелий, не желая распылять силы, ограничился посылкой разъездов, которые следили за передвижениями противника и немедленно докладывали ему о них.
Скоро вражеские войска начали обтекать город с трех сторон, готовясь к приступу.
Чех, прислонившись к заборалу, — ограждению из толстых досок, предохранявшему от неприятельских стрел, — с высоты крепостной стены следил за действиями вандалов. Он дождался, когда их до тысячи человек обосновались шагах в двухстах от него; враги чувствовали себя в полной безопасности, потому что стрелы не долетали до них. И тогда он приказал начать обстрел из всех видов оружия дальнего боя: гастрафетов — вид арбалета, лук которых натягивался с помощью живота, онагров и палинтонов, где рычаги приводились в боевое положение при помощи ворота; все они били на расстояние до пятисот шагов.
Стреляли залпами. В гущу вражеских воинов полетел град из камней и длинных, тяжелых стрел, которые разили наповал. Сразу появились десятки убитых и раненых. В толпе противника началась паника. Побросав топоры, пилы, веревки и лестницы, вандалы кинулись бежать на безопасное место.
За действиями воинов следили десятки глаз защитников крепости. Успех обстрела противника привел их в неописуемый восторг. Вслед убегающей толпе раздались крики, свист, бряцание оружия.
— Струсили, лохматые!
— Скорее уносите ноги!
— Пятки смажьте для скорости!
Чех поглядел в сторону Русса. Там тоже работали машины, там тоже царило ликование, а брат поднял кверху большой палец: все идет как нельзя лучше!
Неожиданные большие потери и на таком дальнем расстоянии от крепости отрезвили вандалов. Они отошли подальше к лесу, затихли. Воины на стенах крепости ухмылялись: впервые почувствовали варвары мощь римской армии. Но то ли еще будет! Куда этим полудиким толпам, одетым в шкуры, против закованных в железо, обученных, дисциплинированных, укрытых за мощными стенами отрядов великой империи!
Три дня враг не проявлял активности. На четвертый, едва солнце поднялось над горизонтом, пошел на приступ. Сначала волна за волной вандалы подбегали ко рву и засыпали его хворостом и другим подсобным материалом, а затем кинулись с лестницами к стенам и башням. Много их стояло внизу, они непрерывно обстреливали защитников стрелами, кидали дротики. Началось горячее сражение.
Чех ходил по площадке крепостной стены, следя за действиями воинов и горожан, помогавших им. Мимо него то и дело пролетали стрелы и дротики, с фырканьем проносились стрелы с зажженной просмоленной паклей, кое-где вспыхивало пламя, к нему тотчас бросались женщины и дети, водой, вениками, тряпьем тушили. Все громче раздавались крики входивших в раж сражающихся людей, звон оружия, буханье тяжелых предметов о щиты. Появились первые убитые и раненые, их оттаскивали и спускали на землю; женщины перевязывали раненых, укладывали в сторонку убитых, чтобы потом похоронить. Все это Чех видел мельком, краем глаза, внимание его было сосредоточено на стене, там решалась судьба города. Умело, привычно работали воины короткими мечами, поражая слабо защищенного противника, кололи его железными пиками, баграми отталкивали лестницы, и тогда внизу раздавались
