— Ты уверен? — спросила София.
— В чем?
— Что ты хочешь снять гипс. Может быть, еще рано — могут возникнуть осложнения.
Гектор кивнул:
— Сними его.
— Клещи, ножницы?
— Ножницы — в кухне, во втором ящике сверху, клещи — в ящике с инструментами под мойкой.
Она поднялась, вышла в кухню и принялась рыться в его ящиках. Нашла ножницы. Затем открыла дверцу под мойкой, вытащила ящик с инструментами и нашла то, что искала, — пассатижи. Однако они были слишком маленькие — процесс займет много времени.
София снова вернулась в гостиную. Гектор по-прежнему полулежал на диване и следил за ней глазами. Она снова уселась рядом с его ногой, начала отламывать и резать гипс, продвигаясь сверху вниз, все время ощущая на себе его взгляд.
— Ты мог бы сделать это и сам, — проговорила она, работая пассатижами.
— То, что произошло в тот вечер, — продолжал он, — никак не предназначалось для твоих глаз и ушей.
— Арон мне это достаточно доходчиво объяснил, — сухо ответила она.
— Он тревожится, а я — нет.
София посмотрела в глаза Гектору:
— Я должна тебе верить?
— Да.
— Что ты не тревожишься?
Он встряхнул головой:
— Совершенно точно.
— Почему? — спросила она.
— Потому что я тебя знаю.
— Вовсе нет, — возразила она. — Ты меня совсем не знаешь.
— Потому что ты хорошо ко мне относишься.
Она снова взглянула на него. Ей не понравились эти его слова, не понравилась самодовольная улыбка у него на лице.
Должно быть, Гектор заметил ее реакцию. Улыбка погасла. София продолжала резать гипс.
— Я не злой, — неожиданно произнес он.
Она продолжала делать свое дело, не отвечая на его слова, и впервые почувствовала в нем какое-то отчаяние. Почти незаметное, но ощутимое чувство паники, с которой он изо всех сил старался справиться.
— А твой муж? — спросил он, стараясь говорить будничным тоном. Словно они снова оказалась в больнице и продолжали играть в вопросы и ответы.
Пассатижи продолжали разламывать гипс.
— Ты никогда о нем не рассказываешь, — продолжал он.
— Да нет же, я тебе говорила. И ты уже меня о нем спрашивал.
— Спрашивал, но ты ничего мне не рассказала.
— Он умер, — чуть слышно проговорила она, полностью занятая гипсом.
— Да, но хоть что-нибудь?
— Тебя это не касается.
— Но я все же хочу знать.
София перестала резать гипс, подняла на него глаза:
— Зачем?
— Чего ты боишься?
Она почувствовала, как в ней быстро поднялась волна раздражения.
— Да чего я боюсь, Гектор?
Однако ее сарказм не сбил его.
— Вы с Давидом хорошо жили?
Чего он добивается? Она опустила пассатижи.
— Я не понимаю, Гектор.
— Чего ты не понимаешь?
— Всего этого. Чего ты хочешь?
— Я хочу знать, кто ты, что у тебя за спиной. И куда мы идем…
Внезапно у нее испортилось настроение.
— Куда мы идем? Не знаю… А тебе кажется, что ситуация изменилась?
— Нет, вовсе нет.
София поймала себя на том, что пристально смотрит ему в глаза. Неужели Гектор настолько эмоционально глух, что не в состоянии понять ее страх — страх от всего, что случилось, от угроз Арона… Вероятно, он живет совсем в ином мире — и предупреждения Гуниллы верны.
Эти мысли напугали ее еще больше. Ей вдруг стало не по себе от того, что она находится с ним одна в квартире, у нее возникло острое желание вскочить и бежать прочь. Однако она не могла оставить его в таком положении. Собрав волю в кулак, София решила продолжить разговор, чтобы скрыть свой страх. При этом продолжала резать гипс.
— Нет, мы жили не очень хорошо, — тихо сказала она, роясь в памяти. — Видишь ли, Давид был очень эгоистичен. Он думал только о себе. Я поняла это только после нескольких лет жизни с ним. А затем выяснилось, что он мне изменял. Тогда я решила развестись с ним — и тут, когда я уже начала предпринимать первые шаги, ему поставили страшный диагноз. Он просил прощения, умолял не бросать его. Видимо, догадывался в глубине души, что я буду ухаживать за ним до конца. Болезнь прогрессировала, его стал мучить страх смерти, он требовал бесконечного внимания и понимания. Это сильно ударило по Альберту, который не понимал, что происходит.
Она подняла глаза и посмотрела в лицо Гектору.
— Давид плохо себя вел, — продолжала она. — Именно это я в первую очередь и помню о нем.
София продолжала резать ножницами гипс. Гектор ничего не сказал, даже не кивнул.
— А Альберт?
— Он плакал.
Гектор ожидал продолжения, но его не последовало. София разломила гипс, сняла его и накрыла одеялом голую ногу Гектора.
— Ну вот, Гектор, ты снова свободен.
Она попыталась улыбнуться, поскольку ей показалось, что она произнесла эти слова слишком сухо.
— Подожди, — проговорил он и положил ладонь на ее руку.
Выражение его лица изменилось, он снова стал самим собой, расслабился — однако глаза смотрели грустно.
— Я хотел попросить прощения.
Да, София заметила во всем его облике какое-то сожаление. Голос его звучал искренне — это был тот Гектор, к которому она привыкла.
— За что? — спросила она, снова садясь на край дивана.
— За то, как я себя вел.
София промолчала.
— Я заметил, что ты решила взять себя в руки и держаться ровно, потому что засомневалась, кто я такой. Мне кажется, что ты испугалась. За это я и хочу попросить прощения.
София слушала, одновременно напуганная и очарованная тем, что он так легко считывает ее чувства и настроение.
Однако переход из одного состояния в другое, похоже, утомил Гектора. Он провел рукой по волосам.
