новом спектакле на Таганке.
— Р-раз — бегут… Р-раз — лежат! Р-раз — вскочили!.. И так три часа, опупеть можно! — Он увидел Туровского. — Валера, салют! — Вскочил, обнял по-свойски и, отойдя, принялся фотографировать. — Давай за столом! Ах, старичок! Сделаю такой кадр, для АПН!
— Погоди! — отмахнулся Валерий. — Тут дело.
— Понято! — Владик тут же сел, радостно глядя на Туровского. — А я был у вас в отделе кадров. Мне письмо показали, от школьниц… Класс! — Он протянул Валерию конверт.
Набирая номер прямой связи с Васильевым, Туровский глянул: девочки из Кемеровской области прочитали статью «Розовый город палаток», восхитились и решили ехать сюда. «Мы будем работать и учиться в вечерней школе. Мы не боимся трудностей…» Валерий бегло читал красивые строчки и одновременно видел грозную ледовую толщу перед плотиной, и кивал Владику, что-то продолжающему говорить. Как при нем известить Васильева? Попросить москвича выйти? Туровский, как любой тщеславный человек, робел перед журналистами. Да и телефон Васильева не отвечал.
«Кстати, этот легкомысленный москвич может нам сейчас помочь! Своими праздничными снимками успокоит людей. Пусть больше снимает веселых рабочих».
— Я рад, что ты приехал, — пробормотал Валерий. — Ходи, смотри. Фотографируй самых веселых, самых красивых… Соцреализм. Понял?
— Понято! — оживился Владик. Он, конечно, догадывался, что его прежним фотоочерком здесь, на Ю.С.Г., не слишком довольны. — А тебя можно? Улыбнись, а?
Туровский печально улыбнулся. Веселее он не умел.
— Сегодня взрыв в два часа, — напомнил дежурный Помешалов, отрываясь от телефонной трубки и бумажек. — Маланин хочет заодно по поводу Климова…
— Хорошо, — продолжал хмуриться Валерий. «Может быть, Помешалову шепнуть о результатах бурения? Чтобы он сбегал к Васильеву. Пусть неприятную весть он донесет. А Туровский на льду, так скажет».
— А это что? — блаженно улыбаясь, Владик показал на горсть флакончиков с духами, которые мерцали на подоконнике. Их выкинула Оля Снегирева два дня назад в Стройлаборатории и сюда принесли дежурные. — Французские?
— Нитроглицерин, — мрачно пошутил Валерий. И кивнул на фанерный шит за окном, косо прислоненный к стене. — Видишь, приходится закрываться, когда в котловане взрываем. Муторное дело — стекла вставлять на морозе…
Владик, помертвев лицом, надел каску и медленно, боком, вышел из штаба. Наконец-то. А то ведь раззвонит. Туровский подсел к Помешалову и негромко объяснил ситуацию.
— Работай, но чтобы больше никто не знал, я через час вернусь.
Он сам доложит Васильеву, так будет мужественней. Валерий выбежал из штаба и ему повезло — катил попутный рабочий автобус, Валерий поднял руку и вломился в гармошку двери. Он ехал в поселок, прикрыв глаза, делая вид, что дремлет — а сам мучительно думал сразу о десяти вещах. Почему перед плотиной лед до дна? Что же дальше будет? Вода наберется по самую гребенку — и перехлестнет на эту сторону?! Почему уехала Оля Снегирева, Олька Снегирек? Маленькая, тихая, краснощекая, похожая на девочку (а ей уже за двадцать, а может, и все двадцать пять…), ее все любили… Зачем пыталась отравиться? Из-за кого? Почему Васильев из Москвы вернулся непохожий сам на себя? Не желая разговаривать, пошел в ресторанчик при вокзале и долго там сидел среди всякого пьяного сброда, а коллеги напрасно ждали его дома. Что-то произошло в Москве, чего Валерий не знает? А может, здесь, на Ю.С.Г., положение куда более критическое, чем кажется ему, Валерию? Если денег не выделили и людей не пообещали…
Когда Туровский добрался до управления, день уже сверкал вовсю, на белом снегу лениво распластались рыжие псы и голубые тени от столбов.
В кабинете Васильева он застал обоих руководителей: начальник строительства и главный инженер сидели друг против друга за столом, на котором блестел алюминиевый глобус с крохотным спутником над ним — подарок космонавтов, в стороне шипел не выключенный селектор, в нем слышались далекие голоса.
— Куда пропал? — сердито спросил Альберт Алексеевич. Но, не дожидаясь ответа, решил закончить разговор с Александром Михайловичем — выдержка у него была. — И что наши доблестные солдаты?
Титов плаксиво сморщил доброе большое бульдожье лицо.
— Не хотят оставаться. Может быть, вечером проедем на вокзал, нажмем на долг.
— Долг — великое слово. — Васильев снова обернулся к Туровскому, который смиренно сел, опустив глазки, — начальник стройки, видимо, пытался угадать, какие новости тот принес из-за плотины. Или уже знал, если вдруг Помешалов позвонил? — Солдаты за два года службы устали от этого великого слова. Если митинг проводить, то днем, задолго до поезда.
Титов ухмыльнулся.
— А если, как вы… однажды?
Прошлой осенью, в несколько схожей ситуации, когда приехавшие солдаты не захотели оставаться на стройке, а люди были нужны катастрофически — впереди перекрытие Зинтата, Васильев задержал своей властью отправление поезда в Саракан. На пустыре перед вокзалом был организован митинг, выступили самые красивые девушки, фронтовики вышли с орденами, некоторые на костылях… И результат — половина демобилизованных воинов не покинула ГЭС. Правда, Васильеву досталось потом на бюро обкома за своеволие… «Можно бы, конечно, и сейчас, — подумал Валерий, переводя дыхание и наливая себе воды в стакан. — Договориться с железнодорожным начальством».
Но сегодня Васильев вел себя как-то непривычно вяло.
— Не знаю, — буркнул он Титову. — Предлагайте вы.
— А что? — явно встревожился Титов. — Незаконно?.. — Он долго сморкался в платок, тайком всматриваясь в замкнутое желтое лицо Васильева. — Вы… тоже, болеете? Как, кстати, Москва? Поздравляем орденом.
Васильев усмехнулся.
— Тоже стали, Александр Михайлович, телеграммами разговаривать? Я полагаюсь на вас, именно на ваш опыт. Вы ведь поможете мне? В эти… тяжелые… Ну, вы понимаете. — И бросил Туровскому. — Давай.
Валерий поднялся и четко, даже, пожалуй, ожесточенно доложил о результатах бурения.
— Я думаю, придется водолазов снарядить… посмотреть, где лед потоньше… чтобы понять механизм процесса.
Титов от страха выпучил глаза, он не думал, что ситуация настолько опасна.
— Александр Михайлович! — окликнул его Васильев. — Мы тут. Все будет хорошо. Идите к себе, там наверняка люди.
— Да-да… — пробормотал Титов и, кряхтя, как тяжело больной, ушел.
— Очень интересно. Спасибо, обрадовал! — усмехнулся Васильев. Он поднялся и стал ходить из угла в угол по кабинету. — И?
— К обеду еще пару дырок посмотрим. Водолазов запускать?
— А ты как скажешь? — Альберт Алексеевич остановился, сверху в упор глядя на него. — Давай сделаем, как ты скажешь!
— Зачем шутите?.. — Туровский обиделся. Он решил, что Васильев издевается над ним. Или действительно растерян? «Или я чего-то не знаю, не понимаю?» И Валерий трудно ответил. — Я думаю — н-нужно.
— А если оторвет человека… унесет течением под ледяную гору, под плотину? — Альберт Алексеевич приблизился совсем вплотную, и на Валерия дохнуло запахом кофе, кислого пота. — Что скажешь?
— Добровольцев надо. Я сам пойду. Судьба ГЭС решается.
Васильев помолчал и, подойдя к столу, глянул косо.
— Только не надо красиво: «я сам»… Что особенного? Затопим, погубим… Придут другие и достроят! Ну, ладно, извини. — Он положил руку на телефонную трубку.
— Расход воды? — неожиданно спросил начальник стройки.
