времени. Долги растут быстрее, чем успеваешь их отрабатывать. Сначала родители — переезд из Ташкента, выкуп дома, потом пришлось оставить съёмную квартиру в городе — слишком дорого. Потом болезнь, целый месяц как в тумане, несколько аварий из-за потерь сознания за рулём — работу бросать нельзя, — больше некому, — как всё обошлось без последствий, до сих пор непонятно. Теперь вот сын — две недели от роду, — порок сердца, только операция, деньги — три тысячи долларов, разве это деньги? Тьфу, но их нет… Найдём!
Он встаёт. Пригоршня холодной воды в лицо. Сигарета. Чашка крепкого кофе. Нужно ехать в город. Ещё одна сигарета — уже за рулём. Фара не горит три недели… Прорвёмся!..
18.14
Дома никого. Бабушка с младшей сестрой ушли на танцы, раньше чем через час никто не появится. Привычное беспокойство удаляется, уроков немного, если не вникать, а просто отработать — за полчасика можно управиться. Читать неохота, можно погонять в приставку, а то потом придёт мать — и уже не поиграешь, может, удастся побить свой последний рекорд, быстрее бы уже лето…
18.14
Чёрт бы подрал всё на свете! И этот город, и эти пробки, и эту погоду… Если он не будет на месте через пятнадцать минут — скандал, ведь выехал же специально на полчаса раньше, как назло, ну почему именно сегодня, Господи, будет когда-нибудь покой или эта поголовная шизофрения сожрёт нас всех живьём?!.
18.14
Это их первая поездка. Солнце у горизонта, море, денег хватит на всё время, и можно ни в чём себе не отказывать — он позаботился. Господи, какое же это счастье! Банально, но тёплый песок и гладь океана не исчезают и не становятся менее прекрасными. Он прижимается к её бедру и чувствует щекой песчинки. Её запах. Сон. Беззаботный ласковый сон…
18.14
Она сидит в кресле и читает программу телевидения. Вчера был день рождения — семьдесят восемь лет. Без него — девять последних. Память уже не та, туман… Дочь с зятем заезжали. Всегда спешат. Внук звонил. Телефон и телевизор — единственная постоянная связь с миром. Господи, как же не хочется умереть вот так, среди одиноких стен со старыми обоями, в клубах редких воспоминаний, одной… Никто никогда не поймёт старости, пока она не придёт к ним самим! Правнуки, маленькие воробьи, сколько уже не видела их, и мысли… А если сегодня? Хоть бы во сне — так не страшно… Взглянуть бы на них хоть ещё разочек…
18.14
Резкий толчок сотрясает дом до основания…
Несколько раз в горах я переживал лёгкие землетрясения — эти ощущения были мне немного знакомы. Знакомы, не знакомы, а со школы засевшее в голове: «…избегайте оставаться в зданиях при землетрясении», — выносит меня из дома на улицу. Правда, по дороге я успеваю вполне сносно одеться, не забыть сигареты, зачем-то прихватываю из холодильника начатую бутылку водки и сую в карман краюху чёрного, лежавшую на кухонном столе. Вот и разбери-пойми потом: вместо того чтобы взять нож, фонарик и спички, русский берёт сигареты, водку и ковригу хлеба. Причём последнее — больше в качестве закуски. Ассоциативные ряды, чтоб их! Цивилизация недоразвитых переростков…
За эти пару минут я ничего не оцениваю, не сопоставляю — концентрация действия не оставляет ресурса на мысли. Оказавшись на улице и осознав, что нож, фонарик и спички остались в доме, я быстро оглядываюсь. Оглядываюсь ещё раз… И ещё… Что-то не так… Ещё толчок. Всё-таки землетрясение… Это нормально… Ну, более или менее… С учётом того, что последнее было в этих краях, наверное, много миллионов лет назад. Всё равно — более или менее нормально. Но что-то изменилось. Изменилось у меня на глазах… На глазах… Свет! Всё. Понял. После первого толчка, пробегая мимо окна, я отметил, что было ещё светло, ну разве что самые первые признаки сумерек. Я выхватил из кармана мобильный — 18.16. Было слишком темно. Не ночь. Нет. Не тьма… Просто было
И ещё что-то. Было что-то ещё… Я бегу к калитке, дёргаю на себя… Волосы шевелятся на голове! Вместо привычного всхлипа петель звук режет по ушам, как милицейский свисток, — и я встаю как вкопанный. Звуки! Звуки другие. Нет, нет! Не звуки… Фон! Фон, как бы не слышимый, на который никогда не обращаем внимания. Фон, собирающий в себе всю гамму звуков нашего мира, — он стал другим! И словно в зеркале злых троллей, все обычные звуки отразились в нём, как песни чертей. Ощущение было слишком сильным — по телу холонуло. Маленький провал в самоуверенности тут же заполняет паника. Пшла вон! Ощущения ощущениями, толчки толчками, а я-то здесь, стою на улице. Холодно, октябрь, вечер… Или ночь… К чёрту! Поднимается ветер. Вы когда-нибудь вдумывались в смысл выражения «поднимается ветер»? Смысл простых вещей всегда доходит до нас слишком поздно. Ветер
Шок пригвоздил меня к земле среди пляшущих теней и взмывающих в воздух ошмётков… Игорь!!! Вот ёлки зелёные! Игорь же! Дети вчера приехали с ним! Застывшая кровь вновь устремляется по каналам. Надо помочь. Бегу в сторону соседнего дома, озираясь, как зверь, и придерживая на ходу болтающиеся карманы куртки с водкой и хлебом. Калитка открыта. Срабатывают сенсоры — и зажигается свет. Не успеваю добежать — входная дверь распахивается — я вижу в световом проёме маленькие фигурки, с какими-то сумками, рюкзачками. Останавливаюсь. Они тоже. Я понимаю, что они аккуратно одеты, спокойны, и только бегающие глаза выдают неуёмное, никогда не унывающее и направленное во все стороны вселенной детское любопытство. Ни капли страха. Он ещё не дан им в полной мере.
Пространство сгущается тьмой, жуткие порывы ветра и свет дверного проёма, как светлячок в тихой заводи бушующего ураганом леса.
— Привет! — я поднимаю голову.
— Ничего не говори, ни во что не встревай. Просто иди за нами… Если хочешь выжить, конечно, — за спинами детей появляется Игорь.
— Да и мне помощь, честно говоря, не помешает… У меня тут… Ну, в общем, давай за нами.
— Ты знаешь, что происходит?
— Знаю.
— Ну и…
— Времени нет совсем, потом поговорим, или сам всё поймёшь. Если нам повезёт, конечно… Идёшь?
— Иду… Только у меня с собой…
— Ничего не надо! Времени нет совсем.
В этот момент в кармане звонит телефон — я достаю его и машинально смотрю на определитель.
