коли он когда приедет, то скажи ему… скажи ему…
Но слова не находились, а невыплаканные слезы с силой давили на грудь, мешая дышать. Потому Ксения просто еще сильнее обняла старого шляхтича, расцеловала его лицо и так же быстро сбежала по ступенькам крыльца, а потом, не оглядываясь, направила Ласку быстрым шагом со двора.
— Касенька… — позвали из-за спины. Это Эльжбета вышла на крыльцо, заливаясь слезами, но Ксения только хлестнула Ласку. Я не Кася, не Катаржина. Я Ксения, дева из Московии…
Едва оказалась за воротами двора, едва поехала по длинной улочке меж дымов, как с постепенно светлеющего неба повалил белыми крупными хлопьями снег, затрудняя обзор. Не видно было ни вперед, ни назад шагов на два десятка. Словно сама погода поворачивала ее назад, заставляла отложить выезд. Придется переждать снегопад в сторожке, подумала Ксения, и поймала себя на том, что не ощущает разочарования при этой мысли, а какое-то странное удовлетворение.
Это были снежинки, что таяли, попадая на горящие от волнения щеки Ксении, или это были слезы? Она и сама бы не могла ответить ныне. Каждый шаг лошади через снежную стену удалял ее от прошлого, каждый шаг отгораживал от самого дорогого, что только было в жизни. Нет, она более никогда не сможет пустить в свое сердце иного мужчину, думала с грустью Ксения. Потому что он будет иным. Не Владиславом.
А потом пришли воспоминания, закружили вокруг, мешая забыть. Губы словно чувствовали вкус губ, а руки помнили прикосновения. Еще бы раз… только раз… подумалось вдруг Ксении, когда за стеной снега показалась темнота леса. Коснуться его… да хотя бы просто увидеть, услышать голос Владислава.
— Ты оглохла разом? — вдруг раздался крик где-то сбоку от Ксении, и она, вздрогнув от неожиданности, придержала Ласку. Всадник в темном кунтуше объехал ее и перегородил путь вороным валахом. На Ксению зло взглянули из-под собольего околыша темные глаза Владислава.
— Ты оглохла? — переспросил он хрипло, а она только моргала, растерянно глядя на него пытаясь понять, откуда он появился. А потом протянула руку и коснулась того, до чего только и смогла дотянуться — до ушей вороного, который тут же вскинул голову, пытаясь ухватить ее пальцы своими длинными зубами.
— Ты тут! — наконец-то осознала Ксения, чувствуя, как враз вдруг становится тело мягким, а сердце встрепенулось и стало биться в груди с невиданной силой.
— А ты думала, я тебе привиделся? — снова зло и резко проговорил Владислав, придерживая разгоряченного коня, которому после той быстрой скачки, что была этой ночью, не стоялось не месте. — Куда едешь? В какую сторону дорогу выбрала? А говорила давеча иное совсем… Снова лгала? За тобой не угнаться вовсе. Пока я делаю шаг вперед, ты уже на два в сторону ушла. Как и ранее, разве не схоже? Так куда путь держишь?
А Ксения словно онемела вдруг, только смотрела на него через хлопья снежные и молчала. Ей столько всего хотелось сказать, столько надо было спросить у Владислава, а мысли разбежались в стороны и не собрать их было никак. Только улыбки сдержать не могла — растянулись губы, сверкнули радостно глаза.
— Домой, — только и смогла сказать она. — Я домой еду.
— Тогда поворачивай! — резко сказал Владислав. — Когда-то ты сказала мне, что твой дом там отныне, где твое сердце. Знать, ты в другую сторону взяла ныне, неверный путь выбрала. Потому что сердце твое в моих руках, сама о том говорила о том и подтвердила только давеча. И будь я клят, коли отдам его кому! Слышишь?!
Ксения должна была испугаться от его крика, хотя бы вздрогнуть от неожиданности, но она даже бровью не повела. Она смотрела в его глаза и видела в них боль, острую боль, которую Владислав, как мог прятал за своей яростью, с которой сжимал кнутовище и поводья валаха. Милый мой, безмолвно обратилось к нему ее сердце, мой любимый… Мой коханый…
Она не знала, как он оказался тут, на краю этого леса, когда должен был быть за сотни верст отсюда. Но он был тут. И остальное… Какое ей дело до всего мира, когда он так смотрит на нее?
А потом в лесу глухо крикнул тетерев, которому откуда-то из-за спины Владислава, со стороны дороги лесной ответил другой, и Ксения замерла, вспомнив, куда она едет нынче и к кому. Владислав, заметив даже на расстоянии, разделявшем их, как застыли черты ее лица, и какой испуг промелькнул в них, распрямил резко спину в седле и положил ладонь на рукоять сабли.
— Уезжай! — резко сказала Ксения. — На двор Ежи езжай. Я после буду. Уезжай же!
— Кто там в лесу? Пан Роговский? — переспросил Владислав, инстинктивно ощущая чужое присутствие в этой белой пелене, что окружала их ныне.
— Нет, Лешко уехал еще несколько седмиц назад, — улыбнулась она и замерла, осознав, что невольно перепутала слова и произнесла одно из слов на своем родном наречии. Владислав чуть склонил голову вбок, оглядывая угловым зрением окружающий дорогу лес, покрытый снежным покрывалом. И она взмолилась, вспоминая, как недобро сверкали глаза брата, когда тот о шляхтиче речи вел. — Уезжай же к Ежи на двор. Прошу тебя! Я приеду после к тебе. Слово даю!
— Тебе не будет худа? — спросил Владислав, вглядываясь в ее глаза, и она покачала головой. Ну же, уезжай, молили ее глаза, вгоняя в его сердце тревогу. Уезжай же! Поверь мне ныне. Забудь все, что было меж нами ранее. Я приеду после, даже если мне придется против воли брата пойти!
— Верь мне, — проговорила она тихо. И Владислав вдруг кивнул ей, улыбнулся легко и натянул поводья, чтобы пустить валаха немного вбок и дать ей дорогу вглубь леса.
— Я тебе верю, моя кохана, — всего несколько слов, но от них так потеплело на сердце Ксении, будто весна солнечными лучами обогрела. Она улыбнулась в ответ, тепло и радостно, проводила его взглядом.
А потом убежала эта счастливая улыбка с ее губ, дернули руки поводья Ласки нервно, потянулись после в сторону уже отъехавшего к краю леса Владислава, словно пытаясь поймать его, падающего с валаха, не дать ему упасть под копыта коня в снег. Конечно, ей это не удалось — расстояние меж ними уже было на тот миг около десятка шагов, да и удержать Владислава в своих руках она бы не сумела.
Он упал в снег, соскользнув вправо с седла, и она закричала в голос от ужаса, заметив стрелу у него в спине, чуть пониже левого плеча. Тонкую, с длинным черно-белым опереньем. Одна из тех, что заметила она еще прошлым днем в колчанах на поясах людей ее брата.
1. Ныне — Антониево-Сийский православный монастырь, в 150 км. от города Архангельска на озере Большое Михайловское
2. Имеется в виду отец Михаила Романова — Федор Романов (впоследствии — патриарх московский Филарет), что иноком ходил при Борисе Годунове в этом монастыре
3. Родовая вотчина, т. е. передаваемая по роду, а не полученная в кормление
4. Матерая вдова — овдовевшая женщина в Московии становилась во главе семьи, если не было никого на эту роль, принимала бразды правления домом и делами в свои руки, получала полную самостоятельность в глазах общества того времени. Но для того, чтобы стать матерой вдовой у женщины обязательно должен быть сын, наследник, ведь матерая вдова — овдовевшая мать иначе.
Глава 63
Ксения даже не поняла, как и когда успела спешиться. Она съехала по боку Ласки с седла, упала на колени в снег, которым заботливо покрывали небеса ныне землю, укутывая ту в белоснежное плотное покрывало. Как и жупан Владислава, и его черные волосы, и ладонь с перстнями на пальцах…
Казалось, ребра резко сошлись в груди, сдавливая с силой легкие, оттого и каждый вздох ныне давался с болью. Она попыталась подняться на ноги, стараясь вдохнуть морозного воздуха, чтобы унять сердце, стонущее в голос от боли, что камнем придавила его, но только на руках смогла приподняться. Ноги же стали неподвластны ей, были такими мягкими, словно при падении с Ласки она переломала себе все кости. И тогда она поползла к Владиславу, путаясь в юбках, обжигая пальцы холодом снега, от которого те вскоре закоченели и стали плохо сгибаться.
