Марина Струк
Рассказы о Великой войне
От автора
Я долго не решалась приступить к этой эпохе — эпохе Великой Отечественной войны. Согласитесь, она совсем нелегкая ни для написания, ни для прочтения. Но не поделиться тем, что приходит в голову не могу.
А приходит в голову очень многое, и первым появился сюжет для романа. Когда-нибудь он непременно будет, а пока я предлагаю на ваш суд короткие зарисовки из той эпохи. Какие-то рассказы уже видели свет ранее, а значит, вы могли прочитать на форуме или в блоге. Но думаю, не дело им лежать разрозненными, потому и включаю их наравне с теми, которые увидите впервые.
Но они все будут разные, и даже времена затрагивать будут разные. И у всех них будет общей основа, тонкой нитью идущая через строки, таким страшным фоном или отголоском.
О мужчинах и женщинах, о старых и малых, о воинах и тех, кто был в тылу, о тех, кто вернулся, и о тех, кто остался навеки в той войне…
Часы
Ната попрыгала на месте, проверяя, не звенит ли что-то, не трясется ли в карманах. Все было нормально, потому она одернула рукава маскхалата, проверила, надежно ли повязана марля на прицеле. Любой нечаянный блик для нее означал смерть, потому и скрывала прицел до того момента, как достигнет позиции, которую приглядела еще несколько дней назад.
Прицел был трофейный, немецкий, с гуттаперчевым наглазником. Хороший прицел. Нет, советские прицелы, конечно, были ничуть не хуже, но вот ей лично был удобен именно этот. Еще со школы снайперов привыкла, где обучалась на винтовке с таким. В этом была для нее некая ирония — убивать немцев, находя тех через их родную оптику.
А еще у нее был удобный чехол для винтовки. Тоже трофей. Как напоминание о том, кого сумела перехитрить, пересидеть на позициях. Это был странная игра — на наблюдательность, на выносливость и терпение, на способность спрятаться и ударить первым. А ставкой в этой игре была жизнь. До этого дня ей везло. Но были и те, кого «переигрывали» фашистские снайпера. Люба, ее напарница и подруга еще со школы снайперов. Сколько раз она спорила с той, что ее привычка пристреливаться с одной позиции несколько раз не доведет до добра! Да та только смеялась в ответ, запрокидывая назад голову и обнажая ровный ряд зубов:
— Не бойся, Ната. Я заговоренная. Меня мать в детстве к бабке таскала, когда я скарлатину подхватила. Та и заговорила от смерти. Сказала, еще внуков понянчу…
Обманула Любку та бабка деревенская. Убил Любку одним коротким выстрелом в легкое «Франц четвертый», который повадился охотиться на их позициях. И товарища лейтенанта. Лейтенанта Тарасенко тоже убил… Ната знала, что это именно он, «Франц четвертый», сделал проклятый выстрел, когда тот осматривал позиции для будущего артобстрела. Чувствовала это неким шестым чувством, которое выработалось в ней за эти тринадцать месяцев, что она на фронте.
Ната привыкла давать имена своим противникам по этой «игре». Был и «Ганс второй», которого она выследила в паре с Любкой, и «Курт пятый», у которого она забрала чехол и портсигар с тонкими сигаретами, отданный после сослуживцам в батальоне. Жаль, имен она знала немецких мало, потому и приходилось нумеровать. И за каждого ставила зарубку на винтовке. Как это делал ее наставник по практическим занятиям в школе, якут Василий. И при этом старалась не думать, что у немцев были иные имена. Никогда не смотрела на случайно найденные при обыске карточки и письма. Чтобы не видеть в
