— Ко мне приходил Стамбулов.
— И что? — насторожился Рачковский.
— Он сказал, что через три дня состоится покушение на царя.
— Откуда у него такие данные?
— Он утверждает, что сам его организовал, чтобы отвлечь российские власти от предстоящих выборов на болгарский престол.
— Вот оно как… Он многое поставил на карту. Значит, вы уверены, что это серьезно?
— Абсолютно! Он назвал даже место, где оно должно состояться.
— И где?
— У станции Борки, когда государь будет возвращаться с юга.
— Дьявол! Надо немедленно отписать депешу в Петербург! Пусть примут все меры к спасению государя.
Получив депешу от начальника заграничной агентуры Всеволода Рачковского, Кирилл Федорович Бобровин тотчас направился к Александру Петровичу Уварову. Несмотря на поздний час, директор Третьего делопроизводства Департамента полиции оставался на месте. Бобровин застал шефа за весьма трогательным делом — граф бережно поливал из зеленой лейки свою любимую финиковую пальму. Потрогав колючие ветки, удовлетворенно хмыкнул: не далее как неделю назад он пересадил ее в большую дубовую кадку. Судя по всему, дереву понравилось новое жилище, и теперь оно пустило острый зеленый отросток.
Выслушав доклад начальника первой экспедиции, действительный тайный советник призадумался. Наконец он спросил:
— Вы знаете обстановку в России?
Неожиданный вопрос поставил Бобровина в тупик. После секундной паузы тот нашелся:
— Знаю, ваше сиятельство, это моя работа.
— Вот и прекрасно. Следовательно, мне не нужно объяснять вам детали. Хочу вам сказать, что наш государь мягок, но с непотребным нигилизмом бороться умеет… Где, вы говорите, намечается покушение?
— У станции Борки, когда он будет возвращаться с юга.
— Отдам жандармам распоряжение, пусть сделают все возможное, чтобы предотвратить теракт. Всех, кто будет замешан в покушении на государя, отправим в Шлиссельбургскую крепость. А то и повесим!
Глава 31
Секретное послание
Парикмахер явился точно в назначенное время.
— Николай! — громко позвала Варнаховского Элиз. — У нас гости. Прибыл господин парикмахер, он хотел бы тебя постричь и побрить.
Элиз, не испытывая душевных мук, уже называла Варнаховского Николаем, и Леонид подмечал в ее плутоватых глазах, что подобная игра начинает ей нравиться. Прежний ее возлюбленный также был Николаем, и тоже великим князем, так что для нее мало что изменилось.
Бывший лейб-гусар вышел в гостиную, где увидел парикмахера и еще двоих мужчин из Народного собрания, с которыми его как-то познакомил Стефан Стамбулов. Один был постарше, невероятно тощий, немногим за тридцать, с русой короткой бородкой; другому было лет двадцать пять, он производил впечатление весьма сумрачного человека. Поздоровавшись, Варнаховский обратился к парикмахеру:
— Прошу вас сюда, — и показал на большое зеркало, перед которым стояло кресло. — Что же вы стоите? Надеюсь, вы принесли с собой приборы?
— Принес, — несколько сконфуженно проговорил парикмахер.
— Раскладывайте, время не терпит, — несколько раздраженно отреагировал на медлительность парикмахера Варнаховский, усаживаясь в кресло. — Вот ваш стол, инструменты можете положить сюда.
— В самом деле, господин Жевков, давайте по-быстрому, — поторопил парикмахера тощий болгарин с короткой жиденькой бородкой. — У нас очень мало времени, скоро отходит пароход на Константинополь, нужно успеть!
— Я очень рад выполнить ваш заказ, но… — несколько обескуражено заговорил парикмахер.
— Так в чем же дело? — все более раздражаясь, спросил Леонид.
— Меня позвали сюда, чтобы я постриг великого князя Николая Константиновича.
— И в чем же дело? Кто же я, по-вашему? — помрачнев, спросил Варнаховский.
— Видите ли, ваша личность мне незнакома… Хотя если всмотреться, то вы мне напоминаете одного авантюриста… Дело в том, что я читаю газеты и узнал вас по фотографии, вы очень похожи на известного проходимца поручика Варнаховского. В Монте-Карло он обчистил казино, в Германии занимался производством фальшивых денег, а в Болгарии решил стать царем. Браво, браво!.. Это воистину по- лейбгусарски. Поздравляю!
Переборов смятение, Леонид проговорил:
— Вы обознались, я и есть Николай Константинович.
— Ха-ха! Право, вы меня рассмешили! Дело в том, что я пять лет брил и стриг в Петербурге великого князя, пока его не отправили на ссылку в Ташкент. На шее у него была большая черная родинка. Я всегда стриг его чрезвычайно аккуратно, чтобы не поцарапать ее. Допускаю, ваше высочество, что вы могли измениться до неузнаваемости, но уж родинка, надеюсь, у вас должна остаться… Покажите мне ее!
— В своем ли вы уме?! — в негодовании воскликнул Леонид Варнаховский. — Вы говорите полную чушь! Я претендент на болгарский престол Николай Константинович Романов!
— Господа, что происходит?.. — попытался вмешаться бородач.
— Романов, говорите? — скептически хмыкнул парикмахер. — А только я могу сказать, что у меня имеется фотография Николая Константиновича с дарственной подписью, которую он мне подарил незадолго до своей ссылки в Ташкент. И эту фотографию я покажу Стамбулову!
Парикмахер побросал в саквояж инструменты и, не прощаясь, вышел из комнаты; следом за ним вышел бородач, а уже затем, еще более нахмурившись, выскочил молодой человек. Зло хлопнула входная дверь, предвещая большие неприятности.
Обернувшись, Леонид увидел Элиз, прислонившуюся к дверному косяку. Ее лицо было бледным.
— Ты все слышала? — глухо спросил Варнаховский, осознавая крушение надежд. Подобное состояние можно было оценить не иначе, как «земля уходит из-под ног».
— Да.
— У нас осталось полчаса, чтобы съехать из города.
— Мне надо собрать вещи, чемодан…
— Никаких чемоданов! Портье должен видеть, что мы просто выходим на прогулку. Иначе нас задержат прежде, чем мы пересечем улицу.
— Я поняла.
Открыв шкатулку, Элиз сложила в небольшую кожаную сумочку драгоценности. Распахнув шкаф, с сожалением произнесла:
— Здесь соболиная шуба, манто из норки, а потом еще…
— Все это придется оставить, — прервал перечисления женщины Варнаховский. — Не забудь взять документы.
— И кто ты теперь?
Раскрыв толстый бумажник, Варнаховский вытащил из него паспорт в темно-синей обложке и с некоторым торжеством объявил:
— Теперь я подданный Франции, граф де Дюнуа.
