– О чем?
– Что он умер и оставил тебя одну.
– Я не одна. У меня жизнь, полная друзей и любимых дел. И что волновало меня больше всего, так то, что это не происходит с тобой. Настало время тебе заниматься тем, чем хочешь, преуспеть в своем деле, избрать собственный путь. Именно так я поступила с твоим отцом… и была рада, что не колебалась, потому что мы с ним прожили почти тридцать счастливых лет. Ты заслуживаешь того же счастья, кого или что бы ты не любила, или где.
На глаза навернулись слезы.
– Не знаю, почему я поняла это только сейчас. Я журналист… должна была разобраться в основах своей жизни.
– Вещи не всегда так просты и понятны. – Ее мама протянула руку и накрыла ею ладонь Мэлс. – Последние несколько лет были очень тяжелыми. Но я строю свое место в этом мире… и думаю, тебе следует поступить так же.
– Ты, безусловно, права. – Мэлс смахнула слезы со щек и чуть засмеялась. – Знаешь, над чем я работала эти несколько месяцев?
– Расскажи.
– Статья о пропавших людях. Я ничего не узнала… просидев много часов за столом, глядя на статистику, выискивая источники, анализируя и пересматривая все, я приблизилась к сути не больше, чем другие журналисты.
– Может, однажды ты найдешь ответы?
Мэлс встретила взгляд матери.
– Думаю, вместо этого мне стоило посмотреть в зеркало. Это прозвучит странно, но… с тех пор, как он умер, я потерялась в собственной жизни. Не знаю, есть ли в этом смысл?
– Конечно. Вы были как две капли воды… уверена, ты это знаешь, но он очень гордился тобой.
– Забавно… в детстве я всегда гадала, предпочел бы он мне сына.
– О, нет, что ты. Он хотел тебя. Он часто говорил, что ты была для него идеальным ребенком. Ты делала его гордым и счастливым, как никто другой, и это одна из главных вещей, за что я любила его. Связь между отцом и дочерью так важна, я знаю. Я была папенькиной дочкой… и хотела для тебя того же, что у вас с ним и было. Я жалею лишь о том, что вам не было отведено больше времени.
– Боже, мам, я люблю тебя. – Мэлс вскочила со стула и подошла к матери. Упав на колени, она обняла женщину. – Я так сильно тебя люблю.
Почувствовав, что ее обняли в ответ, Мэлс подумала, что изо всех дней, когда она нуждалась в этом, сегодня – самый подходящий.
Находясь в залитой солнечным светом кухне, в объятиях матери, Мэлс и подумать не могла, что поймет, осознает, что отец был не единственным замечательным человеком в семье – и у нее возникло ужасное чувство, что если бы он не умер, этот момент мог никогда не наступить.
Как здесь не задуматься о том, что Господь не закрывает дверь, не открыв при этом окно.
Мэлс отстранилась и вновь вытерла под глазами.
– Что ж. Ну и дела.
– Твой отец так говорил, – улыбнулась ее мама.
– Он был добр к тебе так же, как и ко мне?
– Был таким же прекрасным человеком. Твой отец – один на миллион, и его смерть этого не изменила. Никогда не изменит.
Мэлс встала на ноги.
– Я, эм, недавно сварила кофе. Хочешь?
– Да, пожалуйста.
Развернувшись к кофеварке и конторке, Мэлс подумала, что, по крайней мере, не все потеряно. Как бы она ни сокрушалась о Матиасе, это предоставило ей толику мира.
И заставило задуматься о ее нынешнем положении.
Она, может, и не нашла всех пропавших без вести, но наконец обрела себя в этой жизни.
Глава 47
В центре города, в гостинице «Мариот», Эдриан из первого ряда наблюдал, как уходит журналистка: сидя в коридоре, он смотрел, как женщина вышла из номера Матиаса, ее походка, говорившая «я сваливаю отсюда», явно указывала на то, что она не была счастливым постояльцем.
Ииииии пистолет в ее руке – еще одна неопровержимая улика.
Похоже, Эд пожертвовал своей половой жизнью зря.
Когда она зашла в лифт, Эдриан захотел вскочить на ноги… и впервые в жизни у него не получилось моментально принять вертикальное положение.
Его тело просто отказывалось верно функционировать, боль в коленях замедляла его, отсутствие глубинного восприятия создавало проблемы с равновесием…
– Какого черта с тобой происходит?
Эд обернулся налево. Джим появился во всей своей красе – или, в этом случае, во всем своем занудстве. Парень выглядел так, словно его на заднице протащили через розовые кусты, волосы торчали в разные стороны, одежда помята, мешки под глазами были достаточно большими, чтобы вместить багаж семьи, собравшейся на отдых.
Ангел застыл в тот же миг, как их взгляды встретились.
– Что ты наделал?
Эд позволил парню самому прийти к заключению. Ничего сложного… и надо же, Джим начал догадываться: его голова медленно повернулась к двери в номер Матиаса.
– Он здоров?
– Ты сказал, она – ключ… поэтому я дал ему возможность стать ближе к ней. Так сказать.
Эд потер затылок и приготовился к нотациям или даже ярости. Говоря по правде, у него не было сил для еще одной драмы.
– Ты в порядке? – резко спросил Джим.
– Да, просто мышцы затекли… и недостаток глубинного восприятия можно превозмочь. Я все еще смогу выходить на поле…
– Мне наплевать на сражения. Я хочу знать, в порядке ли ты. Так будет всегда?
Эдриан моргнул.
– Эм, возможно.
– Иисусе… – Парень снова посмотрел на дверь в номер. – Ты действительно сильно нам помог.
Восхищение и уважение в голосе ангела заставило Эда опустить взгляд на свои ботинки.
– Сильно не радуйся… ничего не вышло.
– То есть?
– Она ушла примерно полторы минуты назад… и не за бубликом, копченым лососем и выпуском «Таймс». Что бы ни произошло между ними, это было не совсем душевно-расчудесным.
– Дерьмо. – Джим кашлянул. – Ну, я поговорил с Девиной. Сказал ей отстать от журналистки.
– И как прошло?
Когда другой ангел скрестил на груди руки и сжал губы, Эдриан подумал, «о, черт возьми…»
– Ты снова был с ней, не так ли, – произнес он мрачным голосом.
Джим прокашлялся.
– Я был зол… как и она. Это просто… знаешь, случилось.
– Да уж, отличный способ поспорить. Кто победил?
– Не в соперничестве дело.
В этом Эд не был так уверен.
– Где сейчас эта сука?
