России, преступления тянулись длинными очередями.
И не то что бы совесть сильно мучила новых русских, они преспокойно спали и с аппетитом ели, но где?то в глубине души появилось неизвестное доселе чувство, которое было трудно описать и совершенно невозможно поведать кому- либо в устной беседе.
Новоявленные бизнесмены, суживали колоссальные суммы, на реконструкции, реставрации и даже новое строительство храмов. Они стали демонстративно креститься, носить увесистые золотые кресты, и регулярно посещать службы, стараясь таким образом загладить свою вину, перед богом, если таковой действительно существует.
Ридгер не желал разбираться в истинности существования всевышнего. Он поступал так, как того требовало время. И если ходить в церковь стало нужно, дабы соответствовать положенному образу, он так и делал. Вот только креститься он не научился, и креста никогда не носил, а просто приходил на службы в те заведения, где собирались соответствующие его статусу люди.
Позже эти походы превратились в привычку, и он даже начал чувствовать непонятную тягу к священным строениям и вообще ко всему, что связано с религией. Сам того, не замечая, он время от времени, наскоро осенял себя крестным знамением, после чего воровато озирался, на предмет неожиданных свидетелей этого случайного и нелепого действа. Но верить Ридгер продолжал только в себя, в свои силы, свою волю, и свой ум, считая, что всё вышеперечисленное принадлежит только ему, и является его личной заслугой. Делиться славой он не желал ни с кем и уж тем более с богом, в существовании которого очень сильно сомневался.
Церковь, в которую он приехал сегодня, Игорь посещал около двух лет. Она находилась под Москвой, и не отличалась обилием высоких гостей. Игорь случайно заехал сюда, возвращаясь с деловой встречи в Москву, и так получилось, разговорился с местным священником, который оказывается, то же был на войне, а по возвращению, вероятно разочаровавшись в общепринятых ценностях, оставил мирскую жизнь. Их первая беседа была не долгой, но оставила в душе Игоря приятные впечатления.
Он приезжал сюда не часто, но зато исключительно по доброй воле, подчиняясь странному желанию, в причинах возникновения которого он разбираться, не считал нужным. Ходят же некоторые в походы, на рыбалку, в лес, ездят, в конце концов, на дачу, и ни грамма не задумываются, почему их тянут подобные мероприятия, так и он не хотел забивать себе голову лишними проблемами. Ездит и ездит, тянет и тянет, что ж в этом странного, должен же человек отдыхать от суеты. А здесь он отдыхал, отдыхал душой. Здесь ему нравилось. Он бы вообще купил эту церковь, если бы подобное было возможно.
Машину Игорь как всегда остановил прямо у церковных ворот. Выйдя на улицу, он деловито окинул взглядом окрестности, и, кивнув какой то женщине, стоящей у входа, в ответ на низкий поклон, прошёл на территорию.
Народу было мало, и Ридгер неспешно прогуливался по мощёной дорожке, ведущей к храму.
Зайдя внутрь, он остановился. От знакомого, приятного запаха талого воска, штукатурки и прохладной сырости, у него слегка закружилась голова. Хорошо! Спокойно…
Он не знал имён святых, не разбирался в драматизме библейских сюжетов, изображённых на иконах, хотя не раз слышал рассказы отца Константина. Он просто стоял, смотрел, и слушал.
— Добрый вечер, Игорь, — знакомый голос.
— Здравствуйте, отец Константин.
— Рад видеть тебя вновь. — спокойное лицо священника не выражало никаких эмоций, но Ридгеру показалось, что он улыбается.
— Вот… решил заехать. — Игорь будто оправдывался, от чего?то, ему вовсе не хотелось выставлять на показ свои чувства.
Отец Константин учтиво, понимающе кивнул.
— Это хорошо. Хорошо, что ты не забываешь господа.
Ридгер ухмыльнулся, затем неожиданно, словно эта идея пришла ему в голову только что, спросил.
— Может быть, есть несколько минут? Я бы с удовольствием прошёлся, поговорил. Знаете, так устаёшь от городской суеты, а здесь…Одним словом…
Ридгер сбился, он нервничал. Встречи с отцом Константином, все начинались одинаково. Каждый раз, он старался выглядеть достойно, как привык, каждым словом и действием, бросая вызов окружающей его действительности, и каждый раз, это желание уступало место лёгкой робости, ставящей его в положение просителя, и он был не в состоянии сопротивляться. Он никогда не позволял себе подобного, никогда и нигде, и лишь здесь эта невнятная беззащитность не причиняла неудобств, даже скорей наоборот была отчасти приятна.
— Да, конечно. — ответил священник, — Всегда рад, всегда.
Они вышли на улицу.
День сдавал свои права. Косые тени от деревьев, расчерчивая территорию церкви неестественно вытянутыми силуэтами, ложились на землю, и с каждой минутой затейливые изображения становились ещё чуть длиннее и ещё более вытянутыми, меняя своё направление, в точности указывая местонахождение солнца, неминуемо движущегося к закату. Наступал вечер.
Священник молчал. Игорь знал, что он не заговорит первым, а будет терпеливо ждать, столько для этого времени не потребуется. Для Игоря этот момент был самым волнующим. В мирской жизни он всегда начинал разговор первым, но то было совсем по–другому, и он ни грамма не нервничал.
Дома, на работе, на встречах, и на отдыхе, Ридгер обладал правом первого и решающего слова. Он начинал и задавал тон беседе, все крайне внимательно слушали, но лишь для того, что бы понять как дальше себя вести, что бы не попасть в немилость, а ещё лучше выгадать что?нибудь полезное из общения с таким сильным и всемогущим человеком. Никому и дела не было, до проблем Игоря, каждый как под увеличительным стеклом рассматривал себя в лучах могущества Ридгера.
Игорь мог начать разговор, и оборвать его, если тема переставала устраивать, или собеседника заносило не в ту сторону, которая была ему необходима, и тогда лишь от одного сурового взгляда, несчастный трусливо замолкал, тщедушно обдумывая последствия, не осторожного высказывания. А здесь…
Здесь никто не собирался соглашаться с Игорем, и спорить никто не думал. Совершенно независимое, стороннее мнение, так часто раздражающее Ридгера своим ослиным упрямством, никогда не менялось. Но главное, что никто ничего не ждал от него, и ни к чему не обязывал.
Ридгер не привык к подобному. Он совершенно не владел ситуацией и не контролировал её. От его прихоти абсолютно ничего не зависело, он был безвластен над этим местом и этим человеком, смиренно следующим рядом. И хотя Отец Константин выполнял его просьбу, но делал он это не из?за желания получить чего?либо от Ридгера, и не из?за страха попасть к нему в немилость, как поступали многие в миру, а просто для него. Для того, что бы помочь, помочь великодушно и бескорыстно, как искренне любящие родители помогают своим детям, ничего не требуя взамен.
Игорь прекрасно понимал, что ровно ничего из услышанного от Отца Константина не устроит его. Как и в детстве, наставления, и сложные для понимания примеры и аллегории, будут являться лишь раздражителями, отрицающими всё, что для него так важно и дорого, но… он чувствовал заботу и внимание. Это было сродни, далёкой, и почти забытой, родительской опеке, от которой он безумно мечтал освободиться, а теперь так безнадёжно недостающей, в его взрослой, красивой и независимой жизни.
В этот раз пауза затянулась. Они молча прохаживались по аккуратным дорожкам вокруг здания церкви. Игорь делал вид, что любуется природой, Отец Константин смиренно ждал. Лёгкий ветерок нежно теребил листву на деревьях, легко сметал сорные травинки с земли, развеивал скопившиеся в воздухе пыль.
— Это как бороться с собственной тенью. — неожиданно произнёс Отец Константин. — Чем больше действий и желания угомонить её, тем суетливей и дёрганей она становиться.
Ты тратишь свои силы и энергию, а она словно питается, твоими запасами, а останавливается лишь тогда, когда ты прекращаешь бессмысленные попытки.
Первый раз Отец Константин нарушил молчания. Он будто угадал не произнёсённый Игорем вопрос и приступил к ответу, как обычно туманно и замысловато.
— Посмотри на тени, отбрасываемые деревьями. Они покорны, и не беспокоят своих создателей, с их помощью, можно легко обнаружить источник и причину, — и он указал, на растянутые вдоль территории
