Ван Голланд, — Только для того, что бы сделать сенсацию. И те, кто вступил с вами в сговор и подтвердил ваше псевдо открытие, оказались для вас не нужными свидетелями. А теперь вы используете этого журналиста. Конечно, он вам необходим, для подтверждения ваших слов. Но я даже боюсь предположить, что будет с ним, когда он раскусит ваш план.
Яков Исаакович, присел на кресло. Он, потратил много нервного напряжения на шокирующую речь. Положив руку на край стола, он бессильно склонил голову.
— Вы сошли с ума! — Негодующе воскликнула Ван Голланд — Кто вам подсказал подобную версию, мистер Синеев, чьи приказы вы исполняете?
После этих слов она резко встала, сделала шаг в сторону сидящего в кресле старика и, грозно произнесла:
— Кто тебе платит за подобную чушь!
— Как ты смеешь! — Синеев стукнул кулаком по столу, — Как ты смеешь девчонка!
— Я смею, Яков Исаакович, смею. Я смею утверждать, что именно вы замешаны в деле исчезновения книги. Теперь у меня нет в этом никаких сомнений. И если вы не покрываете своего адепта, если он действительно бегает на свидание к танцовщице, что совсем не сложно проверить, то никто кроме Вас не мог выкрасть, совершенно бесполезный, по вашему мнению документ. — Элеонора перешла на крик, — Да вы специально не хотели признавать подлинность книги, что бы было легче стянуть её, а когда специалисты разоблачили ваши помыслы, то сам ли, или с чьей?то помощью вы разделались с ними. А мы, как два кретина, спешили защитить вас от Стилианоса, хотя это его нужно защищать от Вас.
Синеев, тяжело дышал, и глаза его были застланы серой мутной пеленой. Илаев встал и подошёл к разъярённой женщине.
— Элеонора. — негромко сказал он и взял её за руку, — Элеонора хватит! Ему плохо.
Но Ван Голланд не слушала Илью, он яростно кричала на Синеева.
— И вообще, мистер Синеев, где вы нашли этого юношу, который существует по поддельным документам? Может быть, нам стоит обратиться в полицию? Кто он такой!? — Элеонора подскочила к старику и схватила его за воротник халата, — Кто он?! Что вы скрываете?
Она трясла за ворот халата, старого учёного, но он уже не слушал её. Лицо старика побагровело, глаза округлились, он захрипел, и бесшумно, как рыба выброшенная волной на берег, начал хватать ртом воздух. Илаев подбежал, отстранил неистово трясущую старика женщину.
Зрачки учёного закатились под веки, тело как?то жутко, выпрямилось в струну и до изнеможения напряглось, затем в один миг обмякло, и он рухнуло со стула на пол. Элеонора вскрикнула, отбежала в угол и закрыла лицо руками. Илаев наклонился над Синеевым. Тот не дышал. Илья попытался нащупать пульс, но пульса не было.
— Нужно вызвать скорую. — сказал Илья Элеоноре и вынул мобильный телефон.
— Подними руки!
Илаев обернулся. На пороге комнаты, стоял тот самый юноша, которого Илья встречал, когда первый раз посещал этот дом. В руках Стилианос держал пистолет. Он свирепо смотрел на Илаева. Илья поднял руки.
— Ему нужен врач. — пытаясь не делать резких движений и не повышать голос, проговорил Илья.
— Это тебе сейчас будет нужен врач. — и с этими словами Стилианос направил дуло ствола Илаеву в голову.
Осколки древней вазы, разлетелись по всей комнате. Одновременно прогремел выстрел. Элеонора так саданула, Стилиноса по затылку, что тот рухнул, как подкошенный, но успел нажать на курок. Едкий запах пороха заполнил помещение. Плечо Илаева, обожгло раскалённым шомполом. Элеонора секунду стояла неподвижно, затем бросилась к журналисту.
— Илья! — губы её дрожали, — Илья, у тебя кровь! Ты ранен!
Илаев посмотрел на раненую руку, затем перевёл взгляд на Синеева и Стилианоса.
— Мне лучше, чем им, — сказал он, и постарался улыбнуться.
На полу комнаты неподвижно лежали два тела.
— Нужно бежать! — голос Ван Голланд дрожал
— Нужно вызвать врача. — настоятельно сказал Илаев.
Он поднял, с пола выпавший из руки телефон.
— Нет! — Элеонора остановила его, — Нельзя звонить со своего номера.
Тогда Илаев подошёл к лежащему на полу учёному, и прикоснулся к его запястью. Пульса не было. Синеев был мёртв.
Ложь
Первые лучи солнца начинали расцвечивать город. Монотонно–серые предметы, покрывались белыми, зелёными, жёлтыми, голубыми и разнообразно–невообразимыми цветами и оттенками. Ночь, уходила, уступая место дню, раскрывающему невидимые ночью цвета, очертания, и интонации.
Днём легче увидеть, так, как есть на самом деле, услышать звук оттуда, откуда он действительно исходит, выбрать то, что действительно радует глаз и отказаться оттого, что совершенно не нравиться. Днём всё выглядит так, как есть, в отличие от ночи.
Ночью невидимые очертания, затёртые цвета, и странные звуки, доносящиеся неизвестно откуда, заставляют воображение додумывать, дорисовывать, и домысливать. Не явное, скрытое под тёмной вуалью тьмы, будоражит фантазию, даёт волю эмоциям и волнениям. Ночью можно увидеть, то чего нет, и не заметить того, что есть на самом деле. Разум доводит до целого, не воспринимаемые им половинчатые видения.
Разум должен полностью осознавать действительность, поэтому в случае недостаточного количества информации, самостоятельно дополняет сюжет вымышленными образами. И полученная картина в целом зависит от обстоятельств и степени восприятия, помноженной на уровень фантазии.
Влюблённые в лунном свете видят любимого неявственно, а нежное чувство, которое они испытывают друг к другу, дорисовывает и без того волнующий душу образ до невероятного состояния. И еле уловимые в лунном свете черты любимого, кажутся во стократ прекрасней и милее, чем днём.
Пугающие разум ночные грабители, выглядят как ужасные, огромного роста монстры, с горящими свирепыми глазами и ножами величиной с двуручный меч времён крестоносцев. Если бы увидеть днём своих обидчиков, то большинство из тех, кто в страхе отдал ночью свои сбережения, даже не удостоил бы злодеев элементарным вниманием, из?за невзрачности и неказистости их действительного образа.
Ночь создаёт полумрак, полумрак создаёт неизвестность, неизвестность даёт пищу для фантазии, и это заставляет додумывать и домысливать под воздействием обстоятельств.
Мелиор не преминул воспользоваться желанием смертных видеть то, что они не в состоянии увидеть, и начал умело пользоваться этим качеством.
Мелиор создал ложь!
Если смертный не знал, что происходит, то стоило лишь рассказать, так как это выгодно Мелиору и он начинал верить в то, чего нет на самом деле, и переставал замечать очевидное.
Он научил смертных лгать, и им понравилось манипулировать рассудком себе подобных. Они быстро уяснили, что солгать, легче, чем создать, что?либо. И ложь с невероятной скоростью распространялась по его миру. Солгав однажды, никто уже не мог остановиться.
Ложь стала неотъемлемой частью жизни в мире Мелиора. Смертные лгали, если что?то не хотели, лгали, если это было выгодно, лгали, когда желали скрыть свою слабость, лгали в процессе достижения цели, что бы облегчить путь, лгали, если хотели выглядеть не такими, какими являются. Смертные возвели ложь в ранг искусства. Точно также как Творец создавал миры, смертные создавали образы и понятия, основываясь на несуществующем, и не сделанном. И если Создатель творил для кого?то, то смертные создавали с помощью лжи только для себя.
Появилось понятие, так сильно радующее Мелиора — ложь во благо. Мелиор считал это одним из величайших своих достижений.
Смертные настолько привыкли жить во лжи, что начали лгать самим себе. Мучающиеся душой от собственных слабостей и пороков, они лгали себе, и верили в это. Им больше не хотелось прикладывать усилий, ведь просто верить в собственную лож, гораздо легче, нежели исправлять ошибки. А если в назначенный самому себе срок ничего не происходило, то смертные снова себе лгали, списывая личную
