Оба кивнули.
– А ты? – поинтересовалась Ли.
– Я прекрасно выспался. Главным образом, благодаря транквилизаторам, – ответил я.
В шесть тридцать нам принесли поесть. Сэндвичи в пластиковых коробочках из кафе – их просунули сквозь прутья клеток. И бутылки с водой. Сначала я выпил воду и сразу наполнил бутылку из-под крана. В мой сэндвич положили салями и сыр. Это была лучшая трапеза в моей жизни.
В семь они увели Джейкоба Марка на допрос. Ему не связывали руки и не надевали цепи. Тереза Ли и я сидели на своих койках на расстоянии восьми футов друг от друга, разделенные прутьями клеток. Мы почти не разговаривали. Ли казалась угнетенной.
– Когда рухнули Башни, я потеряла нескольких хороших друзей, – в какой-то момент сказала она. – Среди них были не только полицейские, но и пожарные. Люди, с которыми я вместе работала. Я знала их много лет.
Она произнесла эти слова так, словно надеялась, что они защитят ее от безумия, начавшегося после тех событий. Я не стал ничего спрашивать. Большую часть времени я сидел молча и мысленно повторял все, что услышал в течение нескольких часов. Джон Сэнсом, Лиля Хос, парни из соседнего помещения. Я проверял то, что они говорили, – так плотник, перед тем как взять в руки рубанок, проводит ладонью по дереву, отыскивая неровности. Кое-что мне удалось обнаружить. Странные обрывки фраз, незаметные нюансы, не вполне очевидные выводы. Я не понимал, что они значат. Тогда не понимал. Но знать о том, что они существуют, было полезно.
В семь тридцать они вернули Джейкоба Марка и увели Терезу Ли. Ей не связывали руки и не надевали цепи. Джейк сел на койку, скрестив ноги, и повернулся спиной к камере. Я вопросительно посмотрел на него, он едва заметно пожал плечами и закатил глаза. Потом положил руки на колени так, чтобы их не было видно в камеру, и сделал пистолет из указательного и большого пальцев правой руки. Далее постучал левой ладонью по своему бедру и посмотрел на мое. Я кивнул. Пистолет, стреляющий дротиками. Джейк засунул два пальца между колен, третий поднял и отвел влево. Я снова кивнул. Два парня остались сидеть за столом, третий стоял слева с пистолетом. Вероятно, в дверном проеме, ведущем в третью комнату. Часовой. Вот почему не было ни наручников, ни цепей. Я принялся массировать виски и одними губами произнес:
– Где наша обувь?
– Не знаю, – также одними губами ответил Джейк.
После этого мы сидели молча. Я не знал, о чем думал Джейк. Наверное, о сестре. Или о Питере. Я размышлял о выборе. Существует два способа борьбы. Изнутри или снаружи. Я относился к числу тех, кто борется снаружи. Всегда.
В восемь часов они привели Терезу Ли и снова взялись за меня.
Глава 45
Без наручников и цепей. Очевидно, они решили, что я боюсь пистолета, стреляющего дротиками. До некоторой степени так и было, но не из-за того, что я опасался небольших ранений. И я ничего не имел против сна. Я люблю спать не меньше, чем любой другой человек. Однако я больше не хотел терять время. У меня возникло ощущение, что еще восемь часов упускать нельзя.
Джейкоб Марк все описал правильно. Командир сидел на центральном стуле. Меня привел тот тип, который утром надевал цепи. Он оставил меня на середине комнаты и занял свое место справа от командира. Слева расположился парень, тыкавший мне в шею дробовиком. Сейчас он держал в руке пистолет со снотворным. Все мои вещи по-прежнему лежали на столе. Или их снова разложили. Едва ли они оставались здесь, когда в комнате находились Джейк или Ли. На то не было никаких причин. Их вернули сюда специально для меня. Деньги, паспорт, кредитка, зубная щетка, карточка метро, визитка Ли, фальшивая визитка, флешка и сотовый телефон. Девять предметов. И это меня вполне устраивало – по меньшей мере семь из них я собирался унести с собой.
– Садитесь, мистер Ричер, – сказал парень, устроившийся на центральном стуле.
Я направился к предназначенному мне месту и почувствовал, что все трое расслабились. Они провели на ногах всю ночь и весь день. Шел третий час допроса. А допрос – это тяжелая работа. Он требует постоянной концентрации и гибкости, отнимает много сил. Вот почему все трое заметно устали. Настолько, что потеряли контроль над ситуацией. Как только я шагнул к стулу, они переместились из настоящего в будущее. Они решили, что проблемы остались в прошлом. Начали обдумывать новые подходы. Первый вопрос. Они полагали, что я подойду к столу и сяду, чтобы его выслушать. И начну отвечать.
Они ошиблись.
Когда мне оставалось полшага, я поднял ногу к ребру стола и толкнул его. Не слишком сильно, потому что на мне не было ботинок. Стол отбросило назад, и его дальний край прижал обоих сидевших перед ним парней к спинкам стульев. Сам я метнулся влево, рванул вверх пистолет с дротиком и, пока агент не успел прийти в себя, врезал ему коленом в пах. Он выпустил оружие и сложился пополам, а я перенес вес на другую ногу и влепил ему коленом в лицо. Как в народном ирландском танце. Потом я резко развернулся, подхватил пистолет и выстрелил командиру в грудь. В следующее мгновение я перепрыгнул через стол и нанес рукоятью пистолета три сильных удара по голове третьему противнику. Он почти сразу перестал двигаться и затих.
Четыре шумные секунды, наполненные насилием – от начала и до конца. Четыре единицы времени и действия, разделенные на части. Стол, пистолет, заряженный дротиком, командир, второй парень. Один, два, три, четыре. Легко и гладко. Двое парней, которым я врезал от души, потеряли сознание и истекали кровью. У того, что лежал на полу, кровь лилась из сломанного носа; тому, кто сидел за столом, я рассек кожу на голове. Рядом терял сознание командир – но тут сработала химия. Ему предстояло освоить путь, пройденный мной дважды. За ним было интересно наблюдать. Мышцы у него парализовало. Он беспомощно соскальзывал вниз со стула, но его глаза двигались, как если бы он понимал, что происходит. Я вспомнил момент, когда мир начал вращаться у меня перед глазами, и мне стало любопытно: что видит он?
Потом я повернулся и посмотрел на дверь, ведущую в третью комнату. Оставались еще фельдшеры. Возможно, были и другие. Много других. Однако в соседней комнате царила тишина. Я опустился на колени и проверил пиджак третьего парня. «Глока» там не было. В подплечной кобуре мне также ничего не удалось найти. Вероятно, они действовали в соответствии со стандартной процедурой: никакого огнестрельного оружия в замкнутом помещении с арестованными. Я обыскал двух других парней с аналогичным результатом. Пистолетов у обоих не оказалось – но у каждого имелась пустая подплечная кобура, какие носят правительственные агенты.
Из третьей комнаты не доносилось ни звука.
Я проверил карманы. Пусто. Все тщательно продумано. Только бумажные салфетки и несколько завалявшихся монеток. Никаких бумажников, значков или документов.
Я взял пистолет, стреляющий дротиками, в правую руку и подошел к двери в третью комнату. Распахнув дверь, я поднял пистолет и сделал вид, что целюсь. Пистолет есть пистолет, даже если он не заряжен и не той модели. Тут главное – первое впечатление и подсознательная реакция.
В третьей комнате никого не оказалось. Ни фельдшеров, ни других агентов, ни технического персонала. Вообще никого. Только серая офисная мебель, залитая ярким сиянием ламп дневного света. Само помещение ничем не отличалось от двух других – это был старый кирпичный подвал, выкрашенный в белый цвет. Те же размеры и пропорции. Имелась еще одна дверь; очевидно, она вела наружу – либо в четвертую комнату, либо к лестнице. Я подошел к ней, открыл и выглянул. И увидел лестничный колодец со старой облупившейся краской зеленого цвета.
Я закрыл дверь и осмотрел офисную мебель. Три письменных стола, пять шкафов, четыре ящика; все серое, самое обыкновенное, из стали. Всюду замки с цифровыми комбинациями, чему не следовало удивляться – в карманах агентов я не нашел ключей. На столах не лежали стопки документов. Только три компьютера в режиме ожидания и три телефонных консоли. Я нажал на пробелы, и все три монитора ожили. На каждом предложили ввести пароль. Тогда я стал последовательно поднимать трубки телефонов и нажимать кнопки повторного набора – всякий раз мне отвечал оператор. Тщательно продуманная система безопасности. Закончил разговор, набери ноль, повесь трубку. Трое агентов не были безупречными, но и идиотами их называть не стоило.
