— Мы с вами догадались, где ключ. Вы знали, что там метедрин. Но я хочу, чтобы заслуга в этом принадлежала Эндрю. Он будет следующим начальником полиции. Это поднимет его в глазах наших ребят. И в его глазах. Его хорошо примут.
— Не вопрос, — отозвался Ричер.
Ричер задвинул дверь. Холланд запер ее и положил ключ в карман. Холланд снял на морозе правую перчатку и протянул руку Питерсону. Питерсон стащил свою и пожал ему руку.
Холланд наклонился в машину, снял с приборного щитка микрофон рации и вытащил наружу, на всю длину шнура. Он нажал клавишу «сигнал всем постам» и заговорил:
— Леди и джентльмены, сегодня заместитель начальника полиции Питерсон обнаружил хранилище наркотиков, по моему мнению самое большое в истории страны. Завтра, с началом рабочего дня, он позвонит в Управление по борьбе с наркотиками, сообщит подробности, и через полминуты после этого наше отделение станет одним из самых знаменитых в США. Я поздравляю его. Так же как и вас всех. Еще один успех в долгой и безупречной традиции. — Он выключил микрофон и бросил на сиденье.
— Спасибо, шеф, — сказал Питерсон.
— Не за что, — ответил Холланд. — И все же вам не следовало приезжать.
22.55. Осталось пять часов.
В тысяче семистах милях к югу караван Платона из трех внедорожников остановился перед неприметными воротами в сетчатой ограде гражданского аэродрома. Там была взлетная полоса, ангары, офисы и бетонная стоянка для самолетов. Они стояли ровными рядами.
У Платона был «Боинг-737», самая большая машина на аэродроме. Самолету было двадцать лет. Платон был третьим его владельцем. Краску с самолета счистили до алюминия и покрыли серым лаком, придав металлу темный, зловещий блеск. Он был отполирован, как выставочный автомобиль. Платон им гордился. «Рейндж-роверы» не свернули на дорогу вдоль ограды. Они поехали напрямик, по траве, через рулежные дорожки, через взлетную полосу. Почтительно обогнули «боинг» по широкой дуге и остановились. Шестеро вылезли и образовали небольшое каре. Платон встал в его центре. К передней двери «боинга» уже был подвезен трап. Трое поднялись по нему. Через минуту один из них высунул голову и кивнул. Можно идти.
Платон поднялся и занял свое место — 1
Каждая лесенка весила двадцать фунтов. Лесенок было четыре. Их оставят там. Лучше взять сорок лишних кирпичиков в пергамине, чем четыре ненужные лесенки.
То же самое, разумеется, с шестью ненужными людьми. Их оставят там. Что лучше: 900 фунтов расходной плоти и крови или 450 кирпичиков метедрина? Никакого сравнения. Пилоты закончили предполетный осмотр. Первый пилот вышел из кабины. Платон встретился с ним взглядом и кивнул. Пилот вернулся на место и запустил двигатели. Самолет вырулил на полосу, набрал скорость и величественно поднялся в ночное небо.
Ричер вернулся в город с Питерсоном. Холланд ехал за ними в своей машине. В начале улицы Джанет Солтер Ричер вылез и дошел до дома. Джанет Солтер еще не спала. Она спросила:
— Успешно?
— Пока что да, — сказал Ричер.
— Позвоните в Виргинию. Прошлый раз вы были ужасно невежливы.
Ричер вылез из своей парки, повесил ее и сел на стул в прихожей. Набрал знакомый номер. Попросил Аманду. Сказал:
—
— Сорок тонн?
— Почти нетронуты.
— Ничего себе. Что вы намерены делать?
— Ничего. Этим займется местная полиция.
— Как могли затеряться в системе сорок тонн метедрина?
— Не знаю. Ценности вдруг меняются, военные — на мирные. Может быть, поэтому они спрятали его за кодом, а потом вообще о нем забыли. С глаз долой — из сердца вон.
Она не ответила.
— О Каплере ничего?
— Уволился без объяснения причин. Порочащих данных нет. Или он чист, или кто-то за ним подчистил.
— Хорошо, — сказал Ричер. — Спасибо.
— Что-нибудь еще?
— Нет, здесь мы, по-моему, разобрались.
— Тогда до свидания?
— Похоже на то. Удачи, Сьюзан. И спасибо.
— Не стоит благодарности.
Она отключилась. Ричер положил трубку и еще посидел с закрытыми глазами. Потом встал и ушел на кухню. Джанет Солтер наливала из крана воду в стакан. Она собиралась спать. Прежде чем уйти к себе, Ричер еще раз обошел дом. Свет не включал, занавески оставил раздвинутыми. Улица была пуста. Только автомобиль, и в нем полицейский. Тишина.
Тишина в доме длилась не больше десяти секунд. Затрещала сначала одна, потом две, потом три, потом четыре полицейские рации, заиграли мобильные телефоны, распахнулись двери, раздался топот на лестнице, и люди заговорили все разом, громко, испуганно, в ужасе.
Ричер выбежал из комнаты в прихожую. Четверо женщин-полицейских стояли на ковре — две в форме, две в пижамах, все говорили в телефоны, бледные, потрясенные. Ричер спросил:
— Что такое?
— Эндрю Питерсона убили.
9
Пришел полицейский из машины на улице и добавил суматохи. Из бестолкового говора Ричер выцедил факты. Картина получалась такая: согласно последнему распоряжению Холланда об усиленном режиме несения службы все были подняты по тревоге. Город патрулировали с особой бдительностью. Полицейский Монтгомери, из новых, заехал на автостоянку к северо-востоку от центра и увидел автомобиль Питерсона, как будто бы пустой, с работающим мотором, опущенным стеклом в окне водителя, упершийся бампером в кирпичную стену. На переднем сиденье лежал мертвый Питерсон с пулей в голове.
Ричер подошел к окну гостиной и смотрел на безмолвную улицу, оставив полицейских наедине с их горем. Он слышал их голоса. Сейчас они переживали короткую фазу, когда люди отказываются верить известию. Может быть, все не так. Доклады с места бывают неточны. А раны в голове иногда создают ложное впечатление. Но в девяноста девяти случаях из ста надеяться на лучшее — значит впустую тратить время. Ричер это знал. Он был оптимистом, но не был фантазером.
Дурную весть подтвердил через пять минут начальник полиции Холланд. Он приехал, припарковал машину и вошел в дом. Три пункта в его программе. Первый: он хотел лично сообщить новость подчиненным. Второе: их мысли должны обратиться к исполнению обязанностей. Он приказал мужчине-