консервации.
Отметим, что сразу же после перехода на «Сторожевом» власти к командиру корабля, в неразберихе всех событий, о магнитофонной ленте с автобиографией Саблина все как-то забыли. Первым вспомнил о ней мичман Хохлов (тот самый, который запустил турбины корабля и обеспечивал в течение всего времени его ход), заявив, что видел магнитную ленту с этой записью провокационных речей Саблина в трансляционной рубке. Это подтвердил и мичман Краснов. Оба мичмана немедленно были отправлены в трансляционную под вооруженной охраной во главе со старшим лейтенантом Сайтовым. Как оказалось, кассета лежала на крышке висящего над столом шкафчика-кранца. Хохлова понять можно, «революция» закончилась, предстояли разборки, и теперь надо было срочно реабилитироваться.
Во второй том уголовного дела вклеена та самая коробка красносинего цвета с надписью «Моя». В ней магнитофонная лента с записями автобиографии Саблина, его предполагаемого выступления на телевидении, радиообращением. В тексте, напечатанном рядом с вклеенной коробкой, значится, что данная магнитофонная лента признана вещественным доказательством и приобщена к уголовному делу как орудие преступления, свидетельствующая о подготовке и совершении инкриминируемого Саблину преступления, согласно требованиям статей 83—86 УПК РСФСР.
Любопытно, что главного помощника Саблина матроса Шейна долго не могли найти. Как оказалось, он спрятался в той же агрегатной, где еще недавно сам запирал офицеров. Там он вроде как от переживаний... заснул. Нашли его только тогда, когда корабль уже стал на якорь на рейде Риги. Впоследствии Шейн говорил, что его в агрегатной насильно заперли. Но в показаниях матросов «Сторожевого» этот факт никто не подтвердил. Поэтому, скорее всего, Шейн все же спрятался сам, так как боялся, как бы не попасть кому-нибудь из офицеров, мичманов или матросов под горячую руку.
Из воспоминаний бывшего дивизионного артиллериста 109-го ДПК капитана 2-го ранга в отставке В.В. Дугинца: «Понять, по какому принципу чекисты разделяли экипаж на группы, было трудно, но пограничные корабли основную массу замешанных в этом деле людей во главе с Саблиным забрали с собой и доставили в Ригу, а часть матросов на БПК поздно вечером 9 ноября забросили в Лиепаю.
Временного начальника учебного центра Кожухаря и его подчиненных по тревоге ночью вызвали на службу, и в тиши учебных кабинетов чекисты особого отдела всю ночь до самого утра проводили допросы и просеивание виновных от невиновных».
Тем временем другую часть экипажа «Сторожевого» разместили под караулом в армейской войсковой части, занимавшей старинные «Ворошиловские казармы», расположенные на выезде из Риги. Это временное подразделение в народе тут же окрестили «отдельным штрафным батальоном “Сторожевого”».
Из воспоминаний капитана 1-го ранга в запасе Виктора Русанова: «В заданный район мы (МПК-25. — В.Ш.) прибыли на рассвете, видимость неполная — туман. Ясности никакой. Кто где из кораблей — непонятно, наши действия также неясные. Офицеров корабля вооружили пистолетами, так, на всякий случай. Помню, в дымке куча кораблей, кто-то на ходу, кто-то на стопе. К этому времени выяснилось, что пытался уйти за “кордон” современный корабль: БПК проекта 1135. Среди офицерского состава нашего корабля царило смятение, абсолютное непонимание поступка экипажа “Сторожевого”. После доклада командира корабля ОД Рижской ВМБ о наших действиях и о необходимости пополнения запасов топлива мы получили команду — следовать на заправку топливом в Болдераю. После заправки топливом нас поставили к причалу напротив кабельного судна “Донец” под флагом ГК ВМФ. Помню, к нам на корабль в качестве рассыльных с “Донца” для уточнения наших действий бегали контр-адмиралы! Позже туда вызвали нашего командира ст. лейтенанта Суетина. После чего поздно вечером к нам на борт поднялись офицеры военной прокуратуры, новый замполит корабля, ещё ряд офицеров (естественно, никто из них нам не представлялся), и мы направились на рейд для высадки их на “Сторожевой”. Швартовались в тёмное время суток к левому борту. Картина была удручающая: сквозь пробоины от артиллерийских снарядов наружу пробивался свет из внутренних помещений. Все действия при швартовке и высадке проходили как в немом кино — тихо и без громких команд. Уже точно не помню, но кого-то забирали с корабля и свозили на берег...»
На «Сторожевом» была оставлена лишь малочисленная группа экипажа, в основном состоящая из личного состава БЧ-5. Затем на стоящий у острова Мынту «Сторожевой» прибыли первый заместитель Главкома ВМФ СССР адмирал Смирнов и начальник ПУ ВМФ адмирал Гришанов. К вечеру 9 ноября корабль своим ходом возвратился на рейд Риги, где простоял не заходя в порт несколько дней на якоре.
Уже на следующий день в «Ворошиловских казармах» появились члены особой комиссии, назначенной для разбирательства обстоятельств мятежа на «Сторожевом». По приказу Л.И. Брежнева комиссию возглавил Главнокомандующий ВМФ адмирал флота Советского Союза С.Г. Горшков. Помимо него в состав комиссии вошли: начальник Главного Политического управления СА и ВМФ генерал армии A.A. Епишев, начальник Политуправления ВМФ адмирал В.М. Гришанов, начальник Политуправления БФ вицеадмирал Н.И. Шабликов, начальники различных управлений БФ, работники ЦК КПСС, КГБ СССР, военной контрразведки. Однако в первый же день состав комиссии поредел, причем удар по комиссии нанес сам Саблин!
Но обо всем по порядку.
После ареста на ходовом мостике и оказания первой медицинской помощи Саблина под усиленным конвоем переправили в Ригу. Наручники ему не надевали, а для удобства передвижения даже выдали костыль. В Риге Саблина разместили в следственном изоляторе латвийского КГБ. Прибывший врач оказал необходимую медицинскую помощь. Арестованного накормили, дали время отдохнуть и прийти в себя. Только после этого он был вызван на первый допрос, который состоялся там же в следственном изоляторе латвийского КГБ 10 ноября 1975 года.
Вспоминает адмирал Валентин Егорович Селиванов: «В Ригу срочно прилетели Горшков, Епишев, Смирнов и Гришанов. Горшков, Епишев и Гришанов остались на берегу, а Николай Иванович Смирнов (1-й заместитель Главкома ВМФ) прибыл на борт “Сторожевого” и занимался всем на месте. Во время всех коллизий вокруг “Сторожевого” (то, что я мог видеть) Горшков держался очень уверенно и спокойно. Мне кажется, что в первое время он все никак не мог уяснить, почему угонял корабль именно замполит».
Когда члены особой комиссии прибыли для беседы с Саблиным в следственный изолятор КГБ Латвии, то, увидев столь представительный генералитет, замполит «Сторожевого» тут же начал кричать адмиралу Гришанову:
— Василий Максимович! Василий Максимович! Вы же меня хорошо знаете! Я учился с вашим сыном и часто бывал у вас дома, скажите им, что я ничего плохого не замышлял!
Гришанов онемел и пошел пятнами. Не менее потрясены были и другие члены особой комиссии, с недоумением смотревшие на перепуганного Гришанова. Представители КГБ сразу же увели обвиняемого, а затем пожелали поговорить наедине с Гришановым. После разговора с чекистами Гришанов имел еще весьма неприятную для него беседу с Епишевым, а затем был отстранен от участия в комиссии и отправлен в Москву.
В изложении вице-адмирала А.И. Корниенко этот эпизод выглядит следующий образом: «Из Москвы в тот же день прибыла правительственная комиссия во главе с главнокомандующим ВМФ адмиралом Флота Советского Союза Горшковым, в ее составе — начальник Главпура генерал армии Епишев, начальник политуправления ВМФ адмирал Гришанов, работники ЦК КПСС, КГБ, военной контрразведки. Экипаж весь был размешен в казарме, взят под охрану. На первом же допросе Саблин, обращаясь к адмиралу Гришанову, заявил: “Не вздумайте меня сделать сумасшедшим. Вы же знаете меня хорошо, я учился с вашим сыном, часто бывал в вашей семье...”»
Ситуация для Гришанова сложилась весьма неприятная. Как пойдет расследование, еще никто не знал, как никто не знал еще и масштабов мятежа, а потому не исключалась возможность, что через несколько дней ему придется писать рапорт об отставке. Что и говорить, капитан 3-го ранга Саблин сумел- таки напоследок нагадить своему опекуну, которого он всю жизнь тайно ненавидел, а заодно и его сыну, которому столь же истово всю жизнь завидовал.
Вместо Гришанова из Москвы был вызван и включен в состав особой комиссии контр-адмирал Сабанеев. Любопытно, что в комиссию был назначен не командир 12-й ДИРК капитан 1-го ранга Селиванов, а бывший командир дивизии, ставший к тому времени командиром Балтийской ВМБ, контр-адмирал
