— Вы даже не попрощались…
Папик повернулся, посмотрел на меня так, что по спине пробежали мурашки, и подошел к кровати. Переборов страх, я бросилась к нему на шею. Папик удивленно раскрыл глаза и меня поцеловал. Затем отстранился и дрогнувшим голосом произнес:
— Я остался жить только потому, что выжила ты.
…Папик вышел, не попрощавшись и даже не оглянувшись. Я улыбнулась и смахнула выступившие слезы. Если я не ошибаюсь, он влюбился. Его любовь для меня — настоящая награда после всех лишений, мучений и наказаний. Я закрыла глаза и спокойно уснула.
Глава 17
Папик приехал встречать меня с огромным букетом. Усадив на заднее сиденье новенького джипа, он сел рядом и повез меня в сторону центра. Следом за нами ехал еще один джип, набитый мордоворотами. Папик заметил, что я постоянно оборачиваюсь, и сказал:
— Не обращай внимания, Дашенька. Это мои ребята. Я, к сожалению, везде должен быть с охраной. Жизнь у меня такая. В любой момент могут хлопнуть.
Я улыбнулась и прижалась к нему. Подъехав к одному из домов на Кутузовском проспекте, машины остановились. Папик помог мне выйти из машины, взял за руку и повел в подъезд. Мордовороты неотступно следовали за нами, готовые выстрелить в любой момент. Открыв дверь квартиры, папик наконец распрощался с охраной:
— Пусть все едут по объектам и по домам. Женька останется дежурить в машине у подъезда. Остальным отбой.
Закрыв дверь, папик провел меня по комнатам уютно обставленной квартиры и грустно произнес:
— Ну вот, девочка, мое новое убежище. На днях прикупил. В общем-то квартира неплохая, но я никогда не любил городские квартиры. Я предпочитаю жить в особняках.
— Шикарная квартира! — воскликнула я. — Наверное, стоит целое состояние!
— Для меня это копейки, — засмеялся папик, снял пиджак, кобуру, подкатил журнальный столик с бутылкой крепкого джина и разлил его по рюмкам.
— Давай, Дашенька, отметим твое выздоровление! Я хотел по-домашнему. В ресторане постоянная суета, да и народу слишком много. Я в последнее время стал уставать от суеты. Ты не против, если мы отпразднуем это событие здесь?
— Я бы хотела съездить на кладбище, чтобы проведать Татьяну…
— Завтра обязательно поедем. Меня туда самого тянет… — Папик грустно улыбнулся. — Танька говорила, что ты лимузины любишь, а я их терпеть не могу. Хотел приехать за тобой в больницу на лимузине, но не смог пересилить себя. На них одни пижоны разряженные катаются, а нормальный мужик в джип сядет.
— Мне все равно, на чем вы приехали, — несмело сказала я.
— Даша, давай перейдем на «ты». А то я себя рядом с тобой дряхлым стариком чувствую, словно мне лет девяносто, не меньше. Зови меня просто Гришей.
— Гришей? — переспросила я дрожащим голосом.
— Ну, если хочешь, Григорием. Как тебе удобно.
— Я постараюсь…
— Даша, я хочу знать о тебе все.
— В смысле?
— Я хочу знать о тебе все. Тебе необходимо выговориться. Мне кажется, что ты многое держишь в себе. Тебя что-то гнетет, девочка. Расскажи мне все. Я не причиню тебе зла.
— Вы хотите знать все?
— Хочу.
— Тогда слушайте.
— Слушай, — поправил меня папик.
— Слушай, Гриша, — нерешительно сказала я.
…Я рассказала ему про то, как вышла замуж за Макса, как мы жили все это время, как Макс опротивел мне и я хотела его убить, про свой стриптиз-бар, про Глеба, про его предательство, про Веркины угрозы, про знакомство с сатанистами, про колонию и встречу с Танькой и даже про то, как Глеб приезжал ко мне на свидание и просил меня станцевать. Папик внимательно меня слушал, ни разу не перебив.
— Мне не дает покоя смерть Макса. Верка что-то скрывает. Почему тело до сих пор не нашли и меня не забрали в милицию? Почему мать Макса не захотела встретиться со мной? Больше всего на свете я боюсь опять оказаться в колонии. Я не выдержу там. Лучше умереть, чем попасть в это страшное место, — тяжело вздохнула я.
Папик вытер выступивший на лбу пот, посмотрел на часы и неожиданно спросил:
— Сколько, ты говоришь, ехать до твоего поселка?
— Ночь на поезде.
— На машине намного быстрее. Поехали, на джипе домчимся с ветерком.
— Куда поехали? — округлила я глаза.
— В твой поселок. Надо разобраться с этим вопросом раз и навсегда. Найдем твою Верку, и я вытрясу из нее всю правду. Она в два счета признается мне, кто убил твоего мужа, и тебе ничего не будет угрожать.
— Но ее могут посадить?
— Ты посидела, пусть и она со своим муженьком посидит.
— Нет. Я так не могу.
— Поехали. Я гарантирую тебе, что их никто не посадит. Я хочу одного: чтобы они честно рассказали, кто убил твоего мужа. Я хочу, чтобы тебе ничего не угрожало и ты жила спокойно. Никто и никогда больше не будет вымогать у тебя деньги.
— Я боюсь…
— Не ври. Ты ничего не боишься. Я это понял, когда увидел в твоих руках автомат. Ты прекрасно палила и этим сразила меня наповал, — засмеялся папик и поцеловал меня в щеку.
— Гриша, ты уверен, что нам нужно туда ехать?
— Конечно! После этой поездки ты вернешься совсем другим человеком…
Папик взял меня за руку и повел к выходу. Я попятилась обратно в гостиную.
— Гриша, я не готова. Я не могу так сразу… Я боюсь.
— Чего?
— А вдруг меня там ждет милиция? Если кто-нибудь узнает, что я вернулась домой, меня сразу схватят и засадят туда, откуда ты меня вытащил. За убийство дают очень много. Я не выдержу, Гриша! Я там сломаюсь. Я не хочу! Там страшно, Гриша. Там ужасно страшно. Только в этом жутком бараке я поняла, что самое ценное на свете — это свобода. Ни деньги, ни яхты, ни виллы, ни личные самолеты, а свобода, потому что когда ее нет, то ничего этого не нужно. В заключении все видишь в истинном свете.
— Но ведь ты же не убивала своего мужа?
— Я не смогу этого доказать.
— Это докажу я. Тебе нечего бояться.
— Но ведь я была соучастницей! Я уговаривала родственников убить моего мужа, обещала золотые горы, устроила этот пикник, помогала тащить тело к болоту, когда все произошло. За это тоже полагается срок.
— Зачем ты это затеяла? Разве ты не могла развестись с ним по-человечески?
— Потому что человек, за которого я хотела выйти замуж, этого бы не понял. Мне было стыдно, что я замужем за неотесанным деревенщиной. Это тебе я могу все рассказать, а ему бы не смогла. Мне приходилось скрывать свой бестолковый брак. Содержать ленивого, разжиревшего мужа, замазывать