— Имя! Вы не сказали ваше имя! — затеребила ее Соня. Судьба этой девушки напомнила Соне ее собственную судьбу: Астаховы тоже стали особенно бедствовать после смерти Сониного отца.
Но девушка вся превратилась в слух, дрожа и не двигаясь с места. Что же сделали с нею эти негодяи? Какому изощренному «обучению» подвергли?
— Как зовут вашу матушку? — чуть ли не крикнула ей Соня в самое ухо.
— Маркиза Фредерик де…
Она не успела сказать, за нею пришли, и Соня имени так и не узнала. Она хотела подвести к нужному ей разговору д’Аламбера, подозревая, что брат и сестра в курсе всех дел, происходящих в Париже.
— …Представьте себе, княжна Софи, — рассказывал между тем граф д’Аламбер, — один барельеф над воротами дома…
— Мы подъезжаем к Парижу! — бесцеремонно прервала брата Жозефина. — Пусть теперь княжна сама рассмотрит его красоты. Пока мы не очутились среди обещанных тобою вони и нищеты!
Она хихикнула, подколов брата. Похоже, они относились друг к другу без особой любви, но с тем, что Соня назвала бы чувством клана. Иными словами, любой из родственников был бы не прочь способствовать возвышению или обогащению другого, подразумевая, что и собственное положение или состояние вместе с этим упрочится…
Соня поймала себя на этих мыслях и посмеялась: она становится философом… и человеком, который лучше узнает натуры других людей благодаря собственной внимательности и умению делать выводы из увиденного.
А может, княжна просто быстро взрослела, приходя в соответствие своему возрасту как отношением к жизни, так и жизненным опытом. Скорее всего, тому способствовало обилие впечатлений, которых она прежде была лишена.
8
На обратном пути в Версаль Соня уже не обращала внимания на болтовню графа д’Аламбера, хотя во время прогулки по Парижу готова была как следует треснуть его по голове, чтобы он хоть немного помолчал.
Жозефина, впрочем, особой деликатностью не отличалась. По крайней мере, в отношении своего брата. Она буквально простонала:
— Помолчи, Жюль! Никакие тяготы поездки не могут утомить так, как твои бесконечные разговоры.
На миг Соне даже стало жалко словоохотливого графа, который после отповеди сестры сразу прикусил язык, но такое состояние было для него мучительно. Он поискал глазами глаза Сони и, уловив в них сочувствие, взбодрился. Не захотел остаться в долгу у сестры.
— Понятное дело, тебя, как всякую глупышку, утомляют умные речи. Еще бы, ты ведь едва связываешь фразу из трех слов.
— Зато я не надоедаю окружающим! — отрезала та. — Знаешь, как называют тебя при дворе?
Она даже набрала в грудь воздуха, чтобы выпалить в лицо брату, конечно же, обидное прозвище, но вовремя опомнилась. Искоса взглянула на Соню и пробормотала:
— Лучше не задевай меня. Тебе же будет хуже.
Пока брат с сестрой препирались, Соня откинула голову на спинку сиденья и предалась своим мыслям.
Полностью осмотреть Париж у них попросту не хватило времени, но граф показал богатой иностранке все лучшее.
Соню восхищали парижские лавчонки, где продавались самые удивительные и экзотические духи, помада, пудра — все, что нужно женщине. У нее не было денег, но Жозефина покупала все, на что падал взгляд Сони, пояснив, что это побеспокоилась о ней герцогиня де Полиньяк. Мимоходом княжна подумала, что деньги могли бы отдать и ей, но юной Жозефине, видно, было приятнее покупать ей безделушки как бы из своих рук.
Брат с сестрой привели ее в небольшую кофейню, такую чистенькую и уютную, что Соня пришла в совершенный восторг.
Но самое большое удовольствие она получила от посещения сада Тюильри. Тенистые аллеи старых могучих деревьев, высокие террасы, которые простирались по обе стороны сада, почему-то наводили на мысль о Древней Греции. Соня уговорила своих сопровождающих взобраться на одну из них и долго любовалась открывшимся изумительным видом дворцов, храмов, мостов Сены… Благословенна Франция!
Однако стоило ей так подумать, как тут же словно что-то кольнуло ее в сердце. Разве менее красива родина княжны Софьи Астаховой, разве не на ее просторах жил и процветал старинный род князей славных, отмеченных необычайными способностями, одаренных и неуемных?
Странно, что именно в момент искреннего восхищения Францией к Соне впервые пришла мысль о том, правильно ли она поступила, сбежав из России только потому, что ее якобы притеснял брат. Разве не хотел он сделать как лучше? В его разумении, конечно. Ее единственный близкий родственник, коего она отвергла, думая лишь о себе. Словно Николя был не ее кровным братом, а кровным врагом…
Между тем карета уже въезжала в Версаль.
Едва Соня вошла в отведенные ей апартаменты, как перед нею появилась сама герцогиня, весьма взволнованная.
— Дитя мое, я вас жду не дождусь! Королева весьма заинтересовалась вашими похождениями, так что сразу потребовала у меня подробностей. К сожалению, я не смогла ничего к своему краткому рассказу прибавить, потому что хотела сделать ее величество первой вашей слушательницей. Королева была очень тронута и пожелала видеть вас немедленно. Предвидя вашу задержку, я приказала заложить другую карету, чтобы ехать тотчас же.
— Ехать? — удивилась Соня. — Но разве королева находится не в Версале?
— Нет! — улыбнулась Иоланда. — Ее величество королева Мария-Антуанетта ждет нас с вами в Трианоне!
Могла ли еще полгода назад Софья Астахова даже мечтать о том, что удостоится такой чести! Воистину, под лежачий камень вода не течет. Стоило только сдвинуться с места, как ее подхватил поток приключений…
Покачиваясь в карете с сидящей напротив нее герцогиней, Соня старалась привести в порядок свои мысли, чтобы представить на суд королевы более-менее стройный рассказ, а не бессвязный лепет…
Когда же перед ними открылся Трианон, как она себя ни готовила, первые впечатления Софья воспринимала будто сквозь туман. Она видела гвардейцев у входа во дворец, но, сколько их было, не могла бы сказать.
Не запомнила она и количество переходов, дверей. Кто-то идущий навстречу кланялся. Скорее не ей, а герцогине, но княжна на всякий случай тоже раскланивалась со всеми.
Впрочем, она отметила спокойное величие Трианона без утомительной, на взгляд Сони, подавляющей роскоши.
Здесь все было подчеркнуто просто, что нравилось Соне куда больше помпезности Версаля, ибо эта простота отличалась особым изяществом. Королева была величественно прекрасна. Впоследствии Соня поняла, что немалую роль в этом первом впечатлении играла вычурная прическа, украшенная бриллиантами, расшитое золотом и драгоценными камнями платье, которое, должно быть, немало весило, а уж стоило столько, что одна попытка осмыслить это захватывала дух, но Мария-Антуанетта все равно двигалась с легкой природной грацией.
Но больше всего запал в душу Софье взгляд королевы. Временами лихорадочно-отрешенный, временами царственно-холодный, но иногда откуда-то изнутри на нее вдруг лукаво взглядывала веселая, жизнерадостная девушка.
Эта молодая женщина — княжна знала, что Мария-Антуанетта всего на пять лет старше ее, — даже в
