Иоланда, — но раз оно уже произошло… Словом, ответьте на вопрос: связаны ли вы с кем-либо обещаниями, обязательствами или вы совершенно вольны распоряжаться собой?
— Я вольна распоряжаться собой, — сухо подтвердила Соня.
— Ведь вы одна в чужой стране, без денег, без друзей, без поддержки… Кажется, и без документов?
Софья кивнула.
— Вот видите, и при этом вы ухитряетесь выбираться из скользких ситуаций, не терять жизнерадостности, строить какие-то планы. О таких женщинах, как вы, мечтают многие мужчины. Порой они необходимы и монархам… Так вот, за небольшую услугу, которую вы могли бы оказать французскому двору, мы дадим вам не только деньги, но и документы, с ними вы сможете проехать всю Францию из конца в конец без каких бы то ни было препятствий.
Вообще-то Соне приходила в голову мысль, что герцогиня слишком уж бескорыстна. Безвестную иностранку кормят и поят, возят в карете, дают деньги… Почему?
Все это могло насторожить и более наивного человека, чем княжна. Что Иоланде от нее нужно? Неужели только то, чтобы она час-другой рассказывала королеве свою историю? Нет, Иоланда де Полиньяк вовсе не так проста. Она делала вид, что не замечает напряженных размышлений молодой княжны.
— Неужели вы откажете мне в моей просьбе? Теперь тон герцогини сделался чуть ли не просительным. Перед ее натиском невозможно было устоять.
— И что я должна сделать? — спросила Софья.
— Отвезти письмо австрийскому эрцгерцогу. Письмо королевы хотят доверить ей, полузнакомой иностранке?!
— Но почему выбор пал на меня? — все еще не могла понять княжна. — Королева знает об этом? Вы знакомы со мной меньше недели…
— Королева знает, — сказала Иоланда. — Вчера вечером она прислала за мной карету, чтобы сообщить о своем решении послать в Вену именно вас. Она сказала: «У этой девочки честные глаза». А то, что мы знакомы недолго, не беда. Проницательному человеку иной раз достаточно взглянуть на незнакомца, чтобы тут же понять его суть.
«У девочки! — насмешливо подумала Соня. — Двадцать пять лет этой девочке! Что-то мне тревожно… Был бы здесь Григорий, он, наверное, сразу разобрался бы, что к чему…»
— Но я же ничего не умею, — наконец поняв, что ей не удастся отвертеться, растерянно проговорила Соня. — Я вообще впервые в жизни покинула родительский дом!
— Вы, помнится, говорили, что знаете немецкий язык?
— Знаю.
— А больше вам ничего и не надо уметь, — облегченно разулыбалась герцогиня. — У вас еще есть время осмотреться, кое-чему поучиться — ведь поездка предстоит вам отнюдь не завтра. К тому же вас будет сопровождать тот самый придворный, на которого с самого начала мы решили возложить сие поручение. Теперь мы сможем использовать все его возможности, но при этом курьером будете все-таки вы. Откровенно говоря, я не соглашалась с предложением Марии-Антуанетты. Женщин вообще редко используют для таких поручений, но ее величество настаивала… Письмо, которое она собирается написать своему брату, очень важно для королевы, перед отъездом его зашьют в одно из ваших платьев.
— Станет ли придворный, которого вы отправляете вместе со мной, слушать меня, иностранку, если, как я поняла, он позволяет себе довольно опасные шуточки чуть ли не на виду у короля? — справедливо обеспокоилась Соня.
— Станет, — уверенно сказала герцогиня. — Он уже несколько лет ждет, что ему присвоят титул барона. Теперь Мария-Антуанетта наверняка ему это пообещает. С оговоркой, что зависеть это будет от вашего отзыва о нем, Жозефе Фуше. Теперь я могу назвать вам его имя.
Жозеф Фуше! Мужчина, кому доставляет удовольствие эпатировать придворное общество!
— Когда нужно ехать? — спросила она.
— Думаю, через неделю или дней через десять. Сейчас ее величество ждет вестей из Англии… Собственно, вас это не должно беспокоить. Главное было заручиться вашим согласием… Если у вас все получится как надо, королева выплатит вам десять тысяч ливров. Треть суммы вы получите сразу в виде задатка… Да, я вам не сказала еще кое-что. Вы поедете с Фуше как его жена. Имя на всякий случай оставим ваше: София…
— Что вы сказали — как его жена?!
Соню чуть не хватил удар. Это уже даже не смешно!..
— Не понимаю, отчего вы так взволновались, дитя мое? Свидетельство о вашем браке — всего лишь бумага. Однако вы такая впечатлительная, даже побледнели. Раз уж судьба привела вас ко двору, где главным приемом является притворство, учитесь и вы этому искусству…
«Побледнела! — с возмущением подумала про себя Соня. — Что бы вы сказали, милая герцогиня, если бы узнали, что всего за три неполных месяца это мое третье замужество. На бумаге. В то время как я сама продолжаю оставаться старой девой. От такого впору не то что побледнеть — посинеть можно!»
— Надо ли мне принимать какое-то участие в приготовлениях к отъезду? — спросила Соня.
— Не нужно, дитя мое, это сделают за вас люди опытные, которым не раз приходилось заниматься подобными сборами. Но чтобы вы не скучали, ваш мнимый муж по моему настоянию будет обучать вас кое- чему, что может впоследствии вам пригодиться. Но сегодня вы можете полностью располагать собой. Вот, держите обещанную вам тысячу ливров. Наверное, вы опять хотели бы поехать в Париж?
— С удовольствием! — воскликнула Соня. Город ей нравился, хотя, на ее взгляд, был слишком многолюден, по реке Сене, на которой он стоял, плыл мусор, и все-таки это не лишало его очарования.
Соня поехала в Париж с намерением приобрести для себя все самое необходимое. На этот раз она отказалась от сопровождения фрейлины, но Иоланда настояла, чтобы княжна ходила по Парижу под охраной гвардейца.
Этот день сложился для Сони великолепно. Никто ей не докучал. Ее «тень» нисколько не мешал ей наслаждаться своей свободой и чудесным летним днем, а при виде могучего гвардейца парижане почтительно расступались, так что она не только купила все, что нужно, но и спокойно погуляла по Елисейским полям, посидела в кофейне, потягивая кофе.
Она заказала его и своему охраннику, хотя он поначалу и отказывался. Недалеко от лавки с благовониями она купила жареных каштанов. Потом Соня опять гуляла по Парижу и вспомнила о гвардейце только тогда, когда, заглядевшись на конную статую короля Людовика, оступилась и была тут же поддержана крепкой рукой.
Но больше всего поразило Соню выступление бродячего фокусника. Кто он по национальности, сказать было трудно, но грязная белая чалма на его голове, длинная полотняная рубаха, из-под которой виднелись узкие до щиколоток тоже полотняные штаны, видимо, свидетельствовали о его восточном происхождении. В толпе говорили, что он индус.
Княжну просто заворожили манипуляции, которые фокусник проделывал с обычной веревкой. На глазах изумленной публики он разрезал ее, показывал обрывки, а через мгновение веревка оказывалась совершенно целой. В довершение ко всему фокусник предложил желающему связать его веревкой по рукам и ногам.
Сделать это вызвался один из зрителей — высокий широкоплечий юноша, по виду и одежде крестьянин. Он ловко связал фокусника, для верности потрогал свои узлы и довольно покивал публике: мол, мои узлы не развяжешь! Улыбка еще не успела сползти с его добродушного круглого лица, а фокусник уже освободился от пут.
Представление окончилось, публика стала расходиться, а Соня все стояла, не зная, как ей обратиться к бродячему артисту. Наконец она в отчаянии обернулась к стоявшему позади нее гвардейцу.
— Мне нужно поговорить с этим человеком, — сказала она.
Никакие чувства не отразились на лице ее охранника. Он просто шагнул к фокуснику и крепко взял его за плечо. Тот так испугался этого невинного жеста, что побледнел и затравленно стал озираться.
— Не бойтесь, он не сделает вам ничего плохого, — заспешила к ним Соня, отмечая, как с лица бродячего артиста уходит бледность, а затравленное выражение сменяется облегчением.
— Не скажет ли мадам, что ей нужно от бедного артиста? — поинтересовался он. Говорил фокусник
