'Ты склонен к идеализации образа. Больше реализма!' — Винсент шёпотом напомнил себе неосторожную фразу Миры. Уже во второй раз ему пришлось признать: чары carere morte имеют власть над ним, знающим о сути их проклятия! С некоторым усилием он вспомнил, что общение с Низшей должно было стать частью эксперимента. Он хотел попробовать исцелить её! В чём же дело?
— Красивые картины, — мама, незаметно для него зашла на террасу и уже, близоруко щурясь, разглядывала портрет 'Линды-русалки'. — Кто это? Линда Флагро?
— Да, — сознался Винсент.
— У вас роман?
— Мама! Она уже два года замужем за младшим Меллисом. Мы случайно встретились за городом. Ей понравились мои картины, и она попросила портрет.
— Младшим? Пятидесятилетним?
— Не считай чужие годы.
Агата осталась невозмутимой.
— А это что? — она склонилась над портретом Миры. — Не узнаю…
— Это же Мира!
— А! — короткое, какое-то воинственное междометие. Агата выпрямилась, но её взгляд всё не отрывался от портрета сестры. Она сильно изменилась после отъезда Миры. Рассеянная и замкнутая прежде, она стала совсем несдержанной на язык и даже поведала сыну некоторые семейные тайны. Это было б хорошо, если бы при этом она не начала замечать множество неудобных вещей…
Агата поставила рядом портреты Линды и Миры.
— Они чем-то похожи: эта и та, — даже её манера разговора изменилась. Она отрывисто бросала слова, часто грубые.
— Да… немного.
— Я встретила сегодня Селесту Ларгус, — помолчав, сказала Агата. — Что ты наговорил её дочери?
— А! Джезабел.
— Как я поняла, ты пугал её сказками о вампирах. Селеста рассказала, дочь всю дверь в доме изрезала, рисуя знак защиты от carere morte. Когда кончатся твои глупые шутки, Винсент? Меренсы уже ненавидят нас, теперь ещё и Ларгусы?!
Винсент печально усмехнулся. Агата до сих пор не верила в реальность carere morte. Она не замечала странных ночных прогулок Миры, а теперь и сына, её не убеждали страшные находки на чердаке, вроде разбитого зеркала, в котором ночью плясали странные, словно крылатые тени, или досок, несомненно, прежде бывших гробом — постелью carere morte. Мамина слепота была достойна первой награды на конкурсе 'Не вижу зла'!
— Я сказал Джезабел только то, во что верю сам. А ты слышала, мама, что о Мире сейчас говорят в Карде? — всё же решился он. — Её, как прабабку, считают ведьмой, вампиршей…
— Пусть лучше так, чем правду.
— А что — правда?
— Сестра совершила страшный грех в юности… — Агата замолчала. Она долго всматривалась в лицо сыну, как бы ища ответа на вопрос: не сделаю ли я хуже, если скажу? Всё же она не решилась:
— Впрочем, она сполна за него заплатила. Мира с детства была сказочницей… Я напишу ей. Её обрадует новая сказка о carere morte.
На закате дня Винсент вновь отправился к гроту.
'Больше не поддамся! — повторял он про себя. — Это не любовь, это всего лишь чары carere morte… Как я мог забыть, что Низшие очень сведущи в них?! Я сегодня же расстанусь с ней. Да, эта встреча — последняя встреча!'
На землю спускался вечер. Винсент уже миновал рощу, он шёл… почти бежал берегом реки к месту свидания. А Несс, тихий и бездонный, пил сумерки и наливался их синевой.
Едва он увидел Линду, ждущую его в зачарованном месте у грота, все указания рассудка были забыты. Он вновь ослеп, перестал видеть её проклятие. Девушка сидела на корточках на знакомом синем пледе. Она оделась сегодня как в день их первой встречи, в волосах мерцали красные искорки заката.
Винсент замер, тщетно пытаясь вспомнить заготовленную фразу. Вежливая и равнодушная, она должна была мгновенно создать стену между ними, очертить границу, которую ни один из них более не перейдёт.
Линда мило наклонила голову набок, шутливо изучая пришедшего. 'Что же ты?' — беззвучно прошептала она.
— Сегодня будет вечер нашей последней встречи, — сорвалось с его губ.
— Я уже знаю это, — она улыбнулась. — Иди ко мне.
Дальше было безумие и колдовство. Он подошёл к ней, слепо ткнулся лицом в протянутые к нему руки, в сложенные горстью ладони. Винсент боялся, что это прикосновение будет подобно струе ледяной воды, что кожа вампирши покажется ему холодной как камни грота, и колдовство рассеется. Но её кожа была тёплой, и он вздохнул и отдался общему безумию. Они сгорели и возродились из пепла, как птица- Феникс. 'Ты погубила меня', — шептал он ей, когда на небе вспыхнули фейерверки звёзд. 'Ты воскресил меня', — крикнула она на рассвете, протягивая руки к бледному, не отдохнувшему за краткую летнюю ночь солнцу.
Но вот солнце выползло из-за горизонта полностью, и Винсент стряхнул остатки безумного ночного сна. Перед ним вампирша. Низшая, подлейшее среди carere morte создание.
— Кто подослал тебя ко мне? — тщательно и всё же недостаточно ровно проговорил он.
— Подослал? — Линда в одной сорочке нежилась на солнце. Она открыла хитрый кошачье-зелёный глаз и тут же закрыла. Отвернулась. Недовольно повела белым голым плечом.
— Ты играешь со мной. Зачем? По чьему приказу? — он остановился, поражённый.
Её кожа золотилась на солнце. И она была согрета не только его лучами, но и жаром внутреннего солнца-сердца! Винсент по-прежнему не чувствовал проклятие Низшей, но теперь не чары carere morte были тому причиной! Неужели проклятие растворилось как лёд в потеплевшей крови Линды? Винсент закрыл глаза. Да, и в том мире, доступном ему единственному, вампирша сияла незамутнённым светом. Вампирша ли? Немного холодной черноты осталось лишь у её сердца. Но он сможет растопить этот лёд одним касанием ладони…
Линда вздрогнула от его прохладного прикосновения.
— Что ты делаешь?
— Я…
— Проверяешь, бьётся ли моё сердце? Да, и также часто, как у тебя. Иногда carere morte способны ненадолго приблизиться к жизни смертных. Высшая точки любви, также как сильный страх пробуждают сердце бессмертного, дарят проклятому несколько минут жизни.
— А я хочу подарить тебе всю жизнь, — зашептал он со вновь проснувшейся нежностью, окончательно забыв о недавних подозрениях. — Не шевелись. Закрой глаза и думай о хорошем.
Винсент сосредоточился на проклятии вампирши… Нет, этот лёд не таял! Через несколько минут собственная рука, прижатая к остывающей коже Низшей, показалась ему выточенной из той же грязно- чёрной ледышки. Холод лианами оплетал вены, подбираясь к сердцу, но юноша не отступал. Наконец Линда сама оттолкнула его руку и села.
— Довольно, — тихо запретила она. — Ты только мучаешь себя. Так ты не исцелишь carere morte. Ты погубишь себя!
— Ты не знаешь, какой у меня дар! Я способен на это! Просто…
— Ты не знаешь, какой у тебя дар! — Линда отвернулась, закусила губы, боясь, как бы с них не сорвалась тайна. Винсент отодвинулся. Подозрения вновь заполняли его несчастную голову.
— Говори же, Линда! Ты надеялась, на рассвете я буду в полной твоей власти?! Ха! Говори!
— Да, надеялась! — выкрикнула она. — Хорошо, если ты так хочешь… Твой дар проклятый! Он никогда не даст тебе исцелить вампира. Разве за три года ты был хотя бы близок к этому? Ты напрасно
