— Точно! — обрадованно восклицает он. — Именно это я и хотел сказать!
— Ну так давай, чини, — киваю я.
Пинч спешит за колесом, которое укатилось вперед. Я подхожу к Эмми и помогаю ей наполнить бурдюки. Мы выпиваем столько воды, что наши животы чуть, не лопаются. Потом вдоволь поим Нудда и Нерона. Из хижины на лодке доносится запах еды.
Эмми принюхивается.
Пахнет вкусно.
В животе у меня урчит. Рот наполняется слюной. Зайца мы давно доели, и с тех пор во рту у нас не было ни крошки.
Пинч катит тяжелое колесо к лодке. Он запыхался, пот льет с него ручьем.
— Тебе помочь? — спрашиваю я.
Я помогаю ему поднять и подпереть деревянный помост лодки. Старик достает инструменты, и мы прикручиваем колесо на место. Эмми сидит поодаль и рисует палочкой в пыли.
— Тут нужно закрепить понадежнее, — говорю я. — Покажи, что у тебя за инструмент.
Пинч воздевает руки к небу.
— Мы встретили не только образец великодушия, но и великолепно обученного мастера-механика, — заявляет он.
Я перебираю железяки в стеклянной банке.
— Боюсь, интеллектуалы не очень практичны, душечка, — заявляет старикан. — Я сущее наказание для Миз Пинч, ее крест, но она никогда не бранит меня за недостатки. А если и порицает, то совсем не так, как я того заслуживаю.
— Ты как-то странно разговариваешь, — замечаю я.
— Я так и знал, что ты очень сообразительная, — говорит Пинч.
Он вытирает руки платком, лезет в глубокий карман своей куртки и вытаскивает оттуда какую-то штуку. Держит ее в ладонях, словно птенца. Как самую драгоценную драгоценность. С виду ничего такого не скажешь. Стопка тонюсеньких сухих листочков, сверху и снизу подложены куски толстой кожи.
— Это книга, — заявляет он и смотрит на меня так, будто сказал что-то важное.
— Надо же, — говорю я.
Он поднимает верхний кусок кожи. Переворачивает первый листок. Потом второй. Все они сплошняком покрыты черными закорючками.
— Странные листочки, — говорю я и тянусь их потрогать.
— Поосторожнее! — Пинч отталкивает мою руку. — Это бумага. Страницы сделаны из бумаги. Она очень старая, хрупкая. Очень редкая. Я нашел ее в железной шкатулке.
— Видала я такие закорючки. На всяком хламе со свалки, — небрежно говорю я и сплевываю. — Нету в них ничего особенного. Проклятые выдумки Разрушителей.
— Нет, что ты! — возражает старикан. — Это замечательная выдумка Разрушителей. Великая! С самого начала времен. Закорючки называются буквами. Буквы складываются вместе и образуют слова. А слова рассказывают истории. Как вот эта.
Он с величайшей осторожностью переворачивает страницы.
— Это история о великом правителе. О короле, — объясняет Пинч. — Его звали Луикаторз. Или Людовик. Номер четырнадцать. Он был Король-Солнце Франции.
— А где эта Франция? — спрашиваю я.
— В стародавние времена далеко-далеко отсюда была такая страна, — говорит Пинч. — Давным- давно, еще при Разрушителях. Король-Солнце умер много столетий назад. Вот, посмотри, как он выглядел.
Старик протягивает мне книгу. Линии и закорючки на странице изображают странного человека.
Длинные черные кудри лежат по плечам, волосы на макушке торчат высокой копной. Он завернут в звериную шкуру, которая волочится за ним по земле. Смешная рубаха с огромным воротником и манжетами. Короткие пышные штаны до колена, а ляжки голые. Белые чулки. Башмаки с высокими каблуками. Шпага на боку.
— Перед ним все прислонялись, — объясняет Пинч. — Его боготворили.
— Никогда про него не слыхала, — хмыкаю я. — Ха, в таких башмаках много не походишь. Откуда ты все это знаешь?
— Еще остались люди, которые хранят знания о словах и книгах, — отвечает старик. — Правда, таких людей совсем немного. Когда я был маленьким, мне посчастливилось встретить женщину, которая научила меня читать.
— Поэтому ты и говоришь так непонятно? — спрашиваю я. — Из-за чтения?
— Да, наверное, так оно и есть, — соглашается он.
— Ну тогда мне никакого чтения не надо, — хмыкаю я.
— Рустер! Рустер Пинч! Ты где? — визжит Миз Пинч.
— Я здесь, мой ангел! — откликается старик.
— Ты работай, а не болтай! — приказывает великанша.
— Я не болтаю, мой ангел! — говорит Пинч и засовывает книгу в карман.
Мы чиним поломанную лодку.
— Твоя сестра, похоже, очень умная девочка, — не выдерживает торговец. — Можешь мне поверить, у меня глаз наметан.
— Да она просто зануда, — говорю я. — А у тебя дети есть?
— Сын, — отвечает он с запинкой и гладит себя по макушке. Затем всматривается в небо и торопливо произносит: — Солнце нещадно палит сегодня. Нещадно. Да, жарит. По-другому и не скажешь. Очень неприятное ощущение. Если бы было попрохладнее, но увы… ах, голубушка, ты спрашивала про… Да, про детей. К сожалению, нам с женой не посчастливилось иметь детей.
Он опускает голову, словно не хочет встречаться со мной взглядом.
Некоторое время мы работаем молча.
— Куда вы направляетесь? — спрашиваю я небрежно.
— В Город Надежды, — отвечает Пинч.
Сердце у меня замирает.
— Но, как моя прекрасная жена верно заметила, ветер поменялся, — продолжает старик. — Мы сбились с курса. Нам надо было двигаться строго на север.
— Город Надежды находится к северу отсюда? — уточняю я.
— Да, так и есть, — кивает торговец.
— Надо же, как бывает! — восклицаю я. — Нам тоже туда.
Он бросает на меня быстрый взгляд.
— Подумать только, какое удивительное совпадение, — бормочет он. — Что за невероятная встреча! А не будет ли вам угодно подняться к нам на борт и продолжить путь вместе с нами?
— Нам бы это подошло, — говорю я.
— Что ж, по рукам! — кивает он и протягивает засаленную пятерню. Я пожимаю ее. — Поздравляю вас, юная леди, прокатитесь с ветерком.
— Зачем ты ему это сказала? — шипит Эмми.
Я хватаю ее за руку и тащу туда, где нас не услышат.
— Ты что, оглохла? — шепчу я. — Они едут в Город Надежды. Это место, про которое говорила Марси. Ну, что, возможно, Лу увезли туда, помнишь? Вдруг он там и есть? А если и нет, то все равно отличное место для начала поисков. Поспрашиваем, осмотримся.
— То есть мы едем с ними? — спрашивает сестренка.
— Да, — говорю я.
— Не нравится мне это. И они мне не нравятся, — заявляет Эмми и укоризненно качает головой.
— Мне плевать, что тебе нравится, а что нет, — отвечаю я. — Мне надо вызволить Лу. И чем быстрее,
